ЭЛИЗЕВИНЭЛИЗЕВИН
Среди ветхих рельефных колонн возвышался каменный престол, едва не светившийся в темноте.
– Увеличьте изображение, – услышала Элизевин напряжённый голос Яна Вэньли.
При приближении оказалось, что между дальними колоннами что-то чернеет.
– Бочки или канистры, – отозвалась Габриэль.
– Сколько?
– Двадцать или чуть больше. Сейчас определим состав.
Наступила пауза, нарушаемая пиликаньем и шипением детекторов.
– Сырая нефть, негашёная известь, сера.
С каждым словом Габриэль тишина густела, а время замедлялось.
– Быстро уходите, – голос Яна чуть отдалился и зазвучал эхом: – Всему десанту. Есть угроза взрыва. Немедленно покинуть…
Слова заглушил раздавшийся совсем близко хохочущий крик. Камера выхватила терраиста, ворвавшегося в зал через потайную дверь. В руке он сжимал факел.
Смех оборвался, стоило Габи зарубить культиста, однако на месте врага тут же возник другой, подхватив факел, как эстафету.
Изображение скакнуло вправо: пришлось отвлечься на отряд, напавший из-за угла. На весь зал надсадно и пронзительно заскрипели древние рычаги, удерживавшие массивные двери. Пара минут мельтешения и схватки, больше напоминавшей беспорядочную свалку, – и в поле зрения снова попал злополучный факел. Брошенный чьей-то сильной рукой, он перевернулся в воздухе и шлёпнулся на одну из бочек.
– Все назад! – закричала Габриэль, прежде чем зелёный огонь яростным хищником вырвался из своей берлоги.
Экран заполонили помехи и рябь, и Элизевин выключила запись.
То покусывая губы, то сжимая их пальцами, она пару раз прошлась по каюте. Оглянулась в поисках того, на чём бы сосредоточить внимание, но, ничего не обнаружив, со вздохом опустилась на постель.
Смерть Анжелики она оплакивала в плену, гибель Софи – погружённая в дела на Теоросе, а теперь, когда погибла ещё одна подруга детства, слёз не было вообще. Зато воспоминания, нелепые, никчёмные, так и вились вокруг.
Как она боялась за подруг шесть лет назад, когда на Веррозионе началась эпидемия! И с каким облегчением встретила её финал, осознав, что больше потерь не будет! А теперь поневоле думалось, что это был не подарок судьбы, а одолжение, которое можно вернуть только с процентами.
Тишину разорвало ритмичное пиканье. Элизевин улыбнулась, увидев имя, и нажала кнопку комма.
– Эжени, ты как?
– Нормально, спасибо, – слегка ворчливый голос подруги подтверждал, что до «хорошо» ещё далековато. – Ты занята?
– Нет, но… – и тут Элизевин поняла, что ей делать. – Если ты не против, я составлю тебе компанию за завтраком. Ты ведь по-прежнему ранняя пташка?
Голос подруги потеплел.
– А ты, как обычно, ещё не ложилась?
Элизевин усмехнулась и поднялась.
– Я скоро буду. Помощь нужна?
– Вывих не перелом, справлюсь. На тебя взять что-нибудь?
– Только шоколадный коктейль. И пусть добавят ликёр.
Элизевин слышала, что шоколад помогает пережить несчастья, но никогда в это не верила. Время и множество дел – вот самые надёжные лекари. Однако сейчас ей почему-то настойчиво хотелось чего-нибудь шоколадного, и она решила уступить этой прихоти.
Столовая приветливо сияла огнями ламп, но посетителей почти не было, только Эжени и Касси сидели в дальнем углу да бдительная охрана – за соседним столиком.
Повар, вынесший из кухни поднос с коктейлями, спохватился и наклонил голову.
– Ваше величество.
Элизевин кивнула и прошла к подругам. Эжени бодрилась, но выставленная вперёд нога напоминала о травме. Касси явно недосыпала или скорее не позволяла себе заснуть.
– Мы говорили об эвакуированных паломниках, – произнесла она, подхватив коктейли с возникшего рядом подноса. – Им достаточно было увидеть записи с камер, чтобы понять всё про своих «лидеров».
– Хорошо, что их тысяча, а не десять тысяч, – нахмурилась Эжени.
Элизевин дёрнула плечом.
– Для десяти тысяч у нас не хватило бы провизии. Спасибо шпионам, что нам была известна примерная численность.
– Кстати, вроде один выжил.
– Да. Император сразу повысил его, и лейтенант Шмидт присоединился к экипажу «Брунгильды». Взамен Варбурга, которого казнят по возвращении.
Элизевин не торопясь отпила из бокала. Коктейль с нотами ликёра холодил горло, в кухне едва слышно гудела техника, неподалёку негромко стучали приборами гвардейцы – такая домашняя обстановка расслабляла, и молчать было уютно.
– А приверженцы Культа на других планетах? – спросила Эжени. – Удастся ли нам убедить их?
– Однозначно. Разоблачительная кампания плюс записи с места событий… Это потрясёт основы их мироздания. И не забывайте: их главари мертвы.
Касси кивнула.
– Я убила Великого Архиепископа, с де Вилье расправился Шёнкопф, с Беккером – Юлиан. Эжени, ты, кажется, убила Уортона?
– А Пьер перед своей гибелью зарубил Каллизена.
– Джонсон подорвала себя в молитвенном зале, – продолжила Элизевин. – Альварес и ещё трое погибли у старого храма. Касси, ты не говорила адмиралу Яну?..
Подруга помотала головой.
– Он читал досье и знает, что она та самая Мириам и что Камелота больше нет. Этого достаточно.
Элизевин посмотрела на неё, взвешивая свои следующие слова. Три предыдущих месяца и особенно последние дни перед битвой Касси и Ян Вэньли были для неё примером истинного взаимопонимания. Не присутствуя при их разговорах, она видела, как преображают подругу беседы с Яном, а сейчас общая трагедия, похоже, сблизила их ещё больше.
– А… Дельфина? – всё же спросила Элизевин.
Подруги вздрогнули, словно их одновременно хлестнули кнутом.
– Она не состояла в Камелоте, – ответила Касси, – только служила ему.
Они никогда не обсуждали предательство Дельфины, факты говорили сами за себя. Хотя ещё недавно Элизевин задавалась вопросом, с каких пор Дельфина стала терраисткой, теперь это было неважно.
– Я хотела поговорить с ней, – выдавила из себя Касси, отодвинув пустой стакан и упёршись глазами в стол. – Ещё до начала операции мне ничего так не хотелось, как заставить Дельфину рассказать, какого чёрта она… Мне хотелось вытрясти из неё признание, а заодно и душу. А потом я увидела её, увидела, как она расправляется с нашими… Тем самым мечом, Лиз!
Элизевин на пару секунд прикрыла глаза, показывая, что поняла.
Девять мечей – для неё и Молниеносных – были выкованы сразу после раскрытия секрета теоросской стали. Правда, Касси взяла с собой секиру, которой владела лучше.
«Возможно, это решило исход поединка и спасло ей жизнь».
– Так что ты просто убила Дельфину, – подытожила Эжени.
– Да.
– Хорошо, что с ней расправилась именно ты, а не какой-нибудь незнакомый десантник, – заметила Элизевин. – Пусть помнит об этом в аду или где она там сейчас.
Подруги покивали. По-хорошему, надо было расходиться, в командном центре ждали дела, но Элизевин медлила, не желая завершать разговор на мрачной ноте.
– Вы все получите повышение, – наконец сказала она, решившись на улыбку. – И Габи. А тебе, Касси, пора подыскать новый флагман.
– Даже несмотря на то, что война закончилась?
Это был простой вопрос, в котором звучало искреннее удивление, но Элизевин моргнула и не сразу подобрала ответ. Ей как-то не приходило в голову, что Касси может отказаться, и дело было не столько в звании и корабле, сколько в том месте, которое она занимала при дворе. Рядом с ней.
– Конечно, – нашлась Элизевин. – Остались ещё древние боги.* Камулос, Таврос, Дамона и другие.
Похоже, Касси поняла её замешательство. Она не стала отвечать сразу и наклонила голову.
«Я подумаю», – было в её взгляде.
Вскоре Касси, к которой отчего-то прикипели оставшиеся без святилища паломники, направилась на один из временно пассажирских эсминцев. Эжени вернулась на «Эзус». Элизевин же, пройдя в навигационный центр, с тоской подняла глаза на обзорный экран и окинула его цепким взглядом.
– Что с поисками, контр-адмирал Марсен?
Адъютант поклонился и бойко ответил:
– Продолжаются, ваше величество. Только что вытащили одного Розенриттера и одного теоросца из отряда вице-адмирала Тессе.
– И вчера пятеро… Да, негусто. В каком они состоянии?
– Один в тяжёлом, другой в критическом. Большая удача будет, если выкарабкаются.
– Не говоря об ожогах, – добавила Элизевин, вновь переводя взгляд на экран.
Поиски, проходившие уже второй день, и так были непростыми, а наличие потайных ходов и нескольких уровней на обеих базах создавало ещё больше сложностей. Но даже сейчас было понятно, что с количеством криокапсул вышел перебор: мало кому удалось спастись от зелёного пламени.
Почти тысяча десантников в считанные секунды стали золой. Кому-то повезло меньше: многие лица были обезображены выражением непередаваемого ужаса и больше походили на маски.
– Ваше величество, – обернулся связист, когда из-под завалов вытащили ещё одно тело. – «Брунгильда» на линии.
Элизевин помедлила, потом ответила:
– Перенаправьте сигнал в мою каюту.
Она почти не виделась с Райнхардом, за исключением дистанционного приветствия сразу после операции и пары полуформальных фраз о самочувствии, которыми они обменялись накануне вечером. Для обсуждения поисков было достаточно текстовых сообщений, а время для неофициальных встреч ещё не пришло.
Но в этот раз что-то было иначе, и Элизевин, машинально ответив на приветствие охраны возле каюты, плотно закрыла за собой дверь.
– Ваше величество.
– Ваше величество, – собеседник по ту сторону экрана кивнул, по губам скользнул намёк на улыбку. – Как продвигаются поиски?
– Живых мало, – коротко ответила Элизевин, зная, что подробности излишни. – Но родственники хотя бы сумеют похоронить мёртвых, и это можно счесть каким-никаким успехом.
– Ещё сегодня – и всё. Ночью мы покинем эту планету.
«Он чуть не прибавил проклятую», – пришло Элизевин в голову.
– На меня тоже давит здешняя атмосфера, – осторожно призналась она.
– Атмосфера поражения, вы это хотите сказать?
Элизевин встретила вопрошающий, ищущий поддержки взгляд собеседника, и её прорвало:
– Вы ведь тоже это понимаете. В стратегическом смысле мы достигли цели: ни Камелота, ни самого Культа больше нет. Но тактически… это они заставили нас бежать с поля боя, это мы вынуждены были искать спасения. Тактически мы проиграли, ваше величество. Поэтому да, я тоже хочу как можно скорее убраться отсюда.
Она будто со стороны слышала свой гневный шёпот и чувствовала, как кривит губы горькая нервная усмешка.
Собеседник какое-то время молчал, словно решая, развивать тему или нет.
– Я думал о том же. Даже без электричества врагам удалось осуществить свои стихийные замыслы и вынудить нас отступить. А потом я подумал про абсолютную победу, представил её во всех деталях.
Он посмотрел на неё долгим серьёзным взглядом.
– Вы имеете в виду «Чёрный флаг»?
– Да. Их атака изменила климатические условия и по сути изуродовала экологию планеты, были уничтожены целые города, миллиарды людей, их наследие. Наша абсолютная победа могла бы быть… нет, она совершенно точно была бы такой, только в меньших масштабах, – император убеждённо качнул головой. – Мы воины, а не мясники, и смею утверждать, что подобная победа не устроила бы вас так же, как и меня.
Наступила долгая пауза. Наконец Элизевин полуутвердительно произнесла, глядя в сторону:
– Не все победы могут считаться таковыми, правда?
– И не все победители, – добавил Райнхард.
Элизевин представила себя обезумевшей фанатичкой, которая, перескакивая через тела своих близких, заносит нож над головой незнакомца – лишь бы он сдох, остальное неважно. И тут же содрогнулась. Пусть победа горчила, однако это было лучшим вариантом из возможных.
– А тот мальчик, которого нашли вчера? – вспомнила Элизевин. – Как он выжил?
– Заигрался в прятки и опоздал в молитвенный зал, а потом во время взрывов укрылся в одной из половин земного шара.
– Что?
– Модель планеты в руках Земли-Матери и Земли-Дочери оказалась полой и как раз по размеру. Мальчишке очень повезло: он отделался ссадинами, и в его крови нет наркотиков. Правда, он всех нас ненавидит и считает виновными в гибели его родителей.
Элизевин вскинула брови.
– Что вы намерены с ним делать, ваше величество?
Император прищурился.
– Ему только девять. Мне было десять, когда я поступил в кадетский корпус. До этого возраста дети не могут нести полную ответственность, поэтому мне не нужна его жизнь. Если он, став взрослым, захочет пойти против меня, так тому и быть. А пока… думаю, ему найдётся место в каком-нибудь детском доме на периферии.
Элизевин наклонила голову, вспомнив мадам де Клорион с её сердобольностью, которая так дорого обошлась королевству. С другой стороны, если бы на крючок «бедного сиротки» не попалась она, это был бы кто-то другой.
– Приличный детдом на периферийной планете – удачный выход, – заключила Элизевин.
Собеседник перевёл дыхание.
– Кстати, о других планетах.
Вопрос, с которым Райнхард обратился к ней, был этическим и слишком важным, чтобы пренебречь им, и Элизевин устыдилась, поняв, что ей он даже не приходил в голову.
– Обычно церемонию прощания завершают гимны, однако Альянса больше не существует, и его гимн будет неуместен, – рассуждал император вслух. – Но и опустить его, не приняв во внимание подвиги Розенриттеров, мы не можем.
– В самом деле, неловко получается, – Элизевин почесала подбородок, провела пальцем по брови.
Неожиданно вспомнились вечера перед отбытием в Империю. И три года назад, и в этот раз это была встреча у Натали. Вино, неспешная беседа, аромат эвкалиптовой рощи – и классические мелодии, знакомые с детства.
Она прочистила горло.
– Может, обойдёмся совсем без гимнов? Пусть прозвучит музыка, которую знают по всей Галактике.
– По всей Галактике? – переспросил Райнхард с сомнением.
– Поверьте, вы тоже её слышали. Она… очень подходит ситуации.
– Если так, в этом есть смысл. Сейчас очень важно… – он на миг смешался, подбирая слова, – важно поступить правильно.
Поздним вечером спасательный отряд сообщил о завершении поисков, и император сразу дал общий приказ выдвигаться.
Элизевин смотрела, как удаляются снежные склоны, как хребты становятся извилистыми выпуклостями, как густеет цвет неба, и хотелось думать о склонах, хребтах и небе, а думалось о сотнях погибших, которые остались внизу, среди руин и пепла.
Три последующих дня были хлопотными и суетливыми. Вопросы размещения паломников, снабжение их всем необходимым, визиты в медблок, беседы с ранеными… Элизевин заполняла время делами, а голову – проблемами, чувствуя, что от неё никогда не зависело столь много.
Накануне разделения, когда флот миновал Плутон, император провёл церемонию по погибшим.
– Мы понесли невосполнимые утраты, – говорил он на возвышении зала совещаний «Брунгильды», охватывая взглядом собравшихся. – Павшие воины были героями, но, что самое главное, они были достойными людьми. Их имена напоминают мне: хотя мы из разных стран и говорим на разных языках, наши сердца испытывают общую боль, одну на всех. Если мы будем об этом помнить, значит, наши воины погибли не напрасно. Если мы не забудем об этом, значит, навсегда сохраним в наших сердцах людей, которые были смелыми и верными до самого конца.
Он молча поднял обвязанный траурной лентой бокал, и Элизевин и все собравшиеся в зале офицеры повторили жест.
Горло обожгло вином. Оно было самым обычным, но казалось более терпким, более горьким, более… траурным.
«Так всегда в подобных ситуациях», – сказала себе Элизевин, но уже понимала: не всегда, это прощание – особенное.
Когда бокалы убрали, император объявил минуту молчания. Короткие мерные звуки зацокали в тишине, отдаваясь эхом в динамиках по всему флагману и повторяясь на остальных кораблях объединённого флота.
Элизевин представилась водная гладь, в которую падают крупные капли начинающегося дождя. Он будет сильным, но, когда закончится, принесёт ощущение свежести и обновления.
По кивку императора орудия всех ста кораблей, включая феззанские, выпустили залпы. Экран отобразил сияющий полёт беззвучных нитей, которые прорезали космос и исчезли в пустоте.
– Всем погибшим – прощальный салют, – скомандовал Райнхард.
Взлетели ладони, отдавая воинское приветствие, и зазвучала музыка, узнаваемая с первых звуков.** Она приглашала и звала за собой в печаль и скорбь – не только о тех, кто погиб на Земле, но обо всех, кто покинул мир живущих за столь короткое время.
Элизевин слушала неспешные аккорды, а перед глазами вставали картины: чаепитие с Анжеликой после тренировки, прогулка с Софи по шумной ярмарке, гальярда*** с отцом на балу, низкий рокочущий смех Габи после партии в шахматы. Воспоминания плыли в сознании, соединяясь, но не путаясь, а музыка разрасталась, аккорды сменяли пассажи и переливы, чтобы, заполнив собой всё пространство зала, утихнуть и раствориться в воздухе.
Элизевин оглядела соратников. Пелена печальной отрешённости исчезала с лиц медленно и будто неохотно. Всем было кого вспоминать, все не сразу пришли в себя.
Позже, сидя в кабинете Райнхарда и рассеянно наблюдая, как ординарец разливает по трём бокалам уже белое вино, Элизевин думала, насколько разнится восприятие похожих вещей.
«В любой крупной космической битве мы теряли в сотни раз больше людей, чем погибло в этой операции. Но скорбь никогда не была столь острой. Почему? Неужели потому что она общая?»
Элизевин так и не нашла ответа: вопрос вытеснили другие мысли.
Случайность это была, преднамеренность или сентиментальный порыв, но в этот раз император пригласил остаться только её и Яна Вэньли. Было ли это связано со странным пророческим сном Райнхарда, Элизевин не знала, однако её вдруг охватило необъяснимое ощущение – тягучая грусть, беспокойство и предчувствие чего-то важного. Так бывает, когда после долгого и тяжёлого пути впереди открывается новая дверь и неизвестно, что за ней ждёт.
Несколько секунд она и союзники обменивались взглядами, будто разделяя друг с другом нечто незримое, а потом одновременно подняли бокалы, задержали на весу и не чокаясь выпили.
– Стервятники истреблены, и поле боя убрано, – нарушил тишину император, – но опустошённость ещё не скоро оставит нас.
Ян Вэньли вздохнул.
– Чтобы приблизить это, надо направить энергию в новое русло. Мирному времени нужен стимул, нечто совершенно исключительное, во что можно окунуться с головой.
Элизевин подалась вперёд.
– Как насчёт международного чемпионата? – собеседники повернулись к ней, и она продолжила: – Давным-давно на Земле существовала традиция проводить игры сразу по многим видам спорта.
Ян повёл головой.
– Олимпийские игры. Они были настолько важны, что на их время прекращались все войны.
– Идея хороша, – Райнхард повертел в пальцах бокал, – но международный в нашем случае значит межпланетный. Чемпионат растянется месяца на три.
– Тем лучше, – ответила Элизевин. – Людям будет что обсудить и к чему готовиться. Конечно, подобное мероприятие потребует сил и ресурсов, но это того стоит.
– Тогда так и сделаем. Детали обсудим позже, надо сначала переговорить с министрами спорта.
– А Нойеланд, ваше величество? – спросил Ян. – Предполагается, что он будет выступать в составе сборной Империи?
Элизевин замерла. Выражение лица Яна Вэньли оставалось спокойным, даже будничным, словно он интересовался предпочтениями в еде, погоде или спорте.
«Он не станет грызться, но и не отступит, – поняла Элизевин. – Он собирается…»
Она невольно сглотнула и перевела взгляд на Райнхарда. Он, похоже, уловил настрой: чуть усмехнулся, вскинул голову, небрежно поправил волосы – и так топорно сменил тему, что это показалось почти естественным:
– Когда Але Хайнессен вёл своих людей сквозь Галактику, их путь лежал через звёздную систему Баалат. Помимо Хайнессена, она включает в себя пять планет, наибольшая из которых – Рагнир, так?
Ян коротко кивнул.
– Хайнессен останется имперским, но другие планеты системы можете заселить по своему усмотрению.
Элизевин неотрывно глядела на Яна Вэньли, который, кажется, забыл, что такое дышать.
– Ваше величество, правильно ли я понимаю, что вы позволите нам создать автономию?
– Именно.
– Однако… почему? То есть…
– Считайте, что вы меня убедили, адмирал Ян. Я хочу увидеть, сможет ли система ценностей, пережившая войну, избежать разложения в мирных условиях. Так вы принимаете моё предложение?
– Да, ваше величество. У вас есть короткий путь к миру и объединению, а у нас – долгий путь, ведущий к справедливой демократии. Хотел бы я знать, что выйдет из нашего сосуществования. Какая жалость, что у меня нет волшебной лампы.
Ян расслабленно почесал затылок, но, опомнившись, одёрнул себя и посерьёзнел. А Райнхард неожиданно улыбнулся.
– У меня тоже нет чаши с зачарованной водой, но думаю, что нам под силу сделать так, чтобы в будущем не наступать на старые грабли.
«Интересно, кто станет главой автономии? – думала Элизевин, выпрямляясь и подавая Яну руку. – Кто достаточно талантлив, чтобы взять на себя такую ответственность?»
После ухода Яна Вэньли она повернулась к императору, и их взгляды встретились. Нет, она не ошиблась: он смотрел на неё точно так же, как три дня назад во время приветствия. И как смотрели её родители, когда она вернулась из своей первой битвы.
«Радость, гордость, щепотка страха и понимание, насколько я была близка к смерти, – вот что такое этот взгляд».
Жаркой волной вдруг накатило осознание, что они одни – впервые с того разговора, после которого Элизевин исколотила подушку и искусала губы.
– Я сказал Яну не всю правду, – произнёс Райнхард тихо. – Во время взрыва в храме я был без сознания и не мог командовать. Если бы отряд вице-адмирала Тессе не задержал терраистов, а Ян не отправился бы к вам на полной скорости, никого бы не удалось спасти.
Его глаза сверкали, как звёзды, но даже по проникновенному тону было понятно, насколько значимо для Райнхарда сказанное.
– Вы могли бы просто поблагодарить его, – мягко ответила Элизевин.
– Я пока не могу заставить себя, – признался он, совершенно обезоруживая своей обнажившейся искренностью. – Придёт время – и я расскажу ему, что он сделал. Его слова, конечно, тоже убедительны, однако в конце концов всё решают дела.
Элизевин по-доброму усмехнулась.
– Вы сентиментальны. Автономия в обмен на спасение жизней…
– Смотря чьи это жизни, – ответил он со значением.
Райнхард приблизился к ней – почти незаметно, Элизевин и внимания бы не обратила, если бы не наблюдала за его движениями. Жестом верного друга и союзника он сжал её плечо и произнёс:
– Надеюсь, вам никогда больше не придётся так рисковать.
Раньше она бы просто кивнула, но сейчас, не разрывая контакт взглядов, подняла руку к плечу и накрыла пальцы Райнхарда.
– Я буду очень осторожна, ваше величество. И вы тоже, хорошо?
Он кивнул, и они одновременно отстранились. Если Райнхард и был смущён, то ничем себя не выдал.
– Нам всем нужно оплакать павших и решить насущные проблемы. Но когда позволит время, вы приедете на Феззан?
Элизевин улыбнулась в ответ.
– Да, ваше величество. Прогрессивный торговый гигант интересен сам по себе, и ещё более любопытно, какой столицей он станет.
«Сильной и процветающей, – думала она несколько часов спустя, провожая взглядом имперский флот. – Этого хочет Райнхард, а он всегда добивается того, чего хочет».
В командном центре было спокойно. Капитан вёл корабль, буднично глядя на приборную панель. Связисты переговаривались о своём, один даже вынул из кармана какое-то фото. Контр-адмирал Марсен писал что-то, склонившись над планшетом.
«Дневник, – вспомнила Элизевин привычку своего адъютанта. – Отец тоже вёл, Касси начала. Может, и мне попробовать?»
Она вдруг представила, как всех веррозионцев охватывает жажда вести дневники, и рассмеялась – впервые со дня отбытия на Землю. Сейчас и не вспомнить, что её развеселило тогда, но смеялась она вместе с Габи. Ох, Габи…
Элизевин помотала головой в ответ на вопросительный взгляд адъютанта и отправилась к себе. «Тевтатес» из соображений безопасности шёл без пассажиров-паломников, а учитывая общую небольшую численность участников операции, был полупустым. Поэтому плакать можно было и в коридоре, для этого даже не нужно было останавливаться. Идёшь себе и чувствуешь, как по щекам ползёт горячее и влажное.
Она почти столкнулась с Касси, которая вышла из коридора слева. Подруга открыла рот, чтобы что-то сказать, но вместо этого просто провела по щекам Элизевин, вытирая слёзы.
Помолчали, поулыбались грустно и понимающе.
– Ну что, домой?
Элизевин глубоко вздохнула, восстанавливая дыхание, и ответила:
– Да. Домой.
* Корабли Молниеносных и королевской семьи носят имена галльских богов: Таранис, Тевтатес, Эзус и др.
** Фридерик Шопен, прелюдия №4
*** Гальярда – старинный подвижный танец, распространённый при дворе Людовика XIV.