Time to be heroes!
ДЕ ВИЛЬЕДЕ ВИЛЬЕ
– Я, герцог Райнхард фон Лоэнграмм, премьер-министр Галактической Империи, постановляю, – неслось по площади, отдаваясь эхом в динамиках. – Государство Альянс Свободных Планет отныне прекращает своё существование. Начиная с этого момента, вся власть в Рукаве Стрельца принадлежит Галактической Империи.
Де Вилье сощурил глаза на фигуру в белоснежном плаще, застывшую на ступенях Национального музея живописи с развёрнутым свитком в руках. Потом окинул взглядом толпу: строгие костюмы гражданских тонули в океане чёрных с серебром мундиров, а жиденький рядок чиновников выглядел по-настоящему жалко – как школьники, не выучившие урок. Да и кто из политиканов был способен его выучить?
Мальчишка, мнящий себя самым могущественным человеком во Вселенной, спустился по пурпурной ковровой дорожке, которая пересекала всю площадь. Военные пришли в движение: развернулись и вновь замерли в торжественном приветствии. Бесценные адмиралы и охрана мальчишки вереницей потекли за ним, среди криков всё яснее слышалось «Да здравствует император!»
Де Вилье остановил видео на удачно пойманном камерой кадре: совсем юный капитан, сияющий от счастья, стирал со щеки слезу. По странному совпадению светлыми локонами и голубыми глазами он напоминал Лоэнграмма.
Де Вилье поднялся из-за стола и открыл в стене потайную нишу с бутылкой пятидесятилетнего виски. Не то чтобы он скрывал свои предпочтения – послушники знали: что не разрешено быку, дозволяется Юпитеру*. Просто за годы миссии привыкаешь к роли айсберга, заметного над поверхностью только на десятую часть.
Виски приятно обожгло горло, и де Вилье взболтнул лёд в стакане, глядя сквозь стекло на единственное украшение кабинета – старинный глобус, который он когда-то купил за бесценок у одного феззанского торговца. Судя по многократной обработке от гниения, глобус был изготовлен ещё во времена Галактической Конфедерации.
Люди… Сначала превратили эту прекрасную голубую планету в руины, а потом отреклись от неё, как отказываются дети от ставших обузой родителей-инвалидов. Но ничего, недолго осталось самонадеянному мальчишке играть в своей песочнице, загребая себе всё больше игрушек-планет.
Де Вилье до боли сжал медальон. Впервые он пожалел, что избавился от Рубинского. Сейчас его хитроумия очень не хватало. Можно было поискать более тщательно, и, скорее всего, обнаружились бы какие-то рычаги воздействия на Феззанского Лиса. Но в тот момент де Вилье просто… испугался. Если бы Рубинский разоблачил Культ, это стало бы началом конца.
Рука замерла над глобусом, пальцы очертили контуры материков. Если здесь когда-то и существовала магия, то её секреты бесследно исчезли, иначе великая цель была бы достигнута давным-давно.
Бросив взгляд на настенные часы, де Вилье снова откинул крышку комма и включил центральный имперский канал.
С упразднения Альянса прошло чуть меньше месяца. Видимо, с того самого дня готовилось и отречение Иоланты. Сегодня крики «Да здравствует император Райнхард!» и «Слава Новой Империи!» должны зазвучать в полную силу.
Церемония в тронном зале Нойе-Сансуси была по-военному строгой и, насколько это возможно, скромной. Камеры фиксировали офицеров в парадных лентах через плечо, придворных, статью и выражением лиц отличавшихся от альянсовских чиновников, как алмазы от стекляшек. И конечно, объективы со всех ракурсов снимали золочёно-алый трон с императорской короной на сиденье.
Лоэнграмм, сменивший плащ на мантию, поднялся к престолу и сам увенчал голову короной. Уже одно это отличало его от представителей прежней династии, которых короновали или родственники, или советники.
– Сильный и непобедимый, – протянул де Вилье, подперев подбородок рукой. – В чём же твоя слабость?
А слабость неожиданно появилась прямо на экране. Молодая женщина с лоэнграммовскими чертами лица стояла рука об руку с высоким рыжеволосым адмиралом. Кронпринцесса Аннерозе и её супруг Зигфрид Кирхайс…
Де Вилье покачал головой и тяжело вздохнул. Если бы до этих двоих можно было добраться, ему не пришлось бы ломать голову над устранением мальчишки.
– Да здравствует Новая Империя! – захлебнулся тронный зал.
«Придёт время – и по Галактике понесутся совсем другие здравицы, а пока…»
Пока нужно было работать. Единый не зря вчера подал идею использовать подчинённых Лоэнграмма. Власть императора зиждется на любви и восхищении народа, пошатнуть их не так-то просто. А вот осложнить жизнь новоиспечённому губернатору, чтобы Лоэнграмм обвинил его в некомпетентности и снял с поста, – это совсем другое дело. Идеальный вариант, чтобы посеять семена раздора и в то же время обнажить уязвимость Империи.
Солнце в руке повернулось вокруг своей оси.
– Посмотрим, кого будут приветствовать через год.
Пообедав, де Вилье отправился на аудиенцию к Великому Архиепископу. Почему-то в этот раз наставник пригласил Филиппа в молитвенный зал. Ещё из-за закрытых дверей на де Вилье пахнуло жаром и фимиамом, а потом он ступил в царство негаснущих факелов, массивных колонн и символики Культа. На чашах с огнём, на полу из розового мрамора, на капителях – всюду был изображён силуэт человека, простирающего руки к небу. Как всегда, де Вилье здесь не хватало солнца – во всех смыслах. Единый тоже хотел бы разнообразить обстановку изображениями светила, и де Вилье в своё время обязательно займётся этим.
Отвернувшись от алтаря, Архиепископ оперся на посох и устремил на Филиппа взгляд, от которого у него раньше подкашивались колени.
– Что произошло, пока я был в медитации, Филипп? – за время отсутствия голос старика стал ещё более потусторонним.
Де Вилье склонился и, глядя исподлобья, доложил:
– Райнхард фон Лоэнграмм упразднил Альянс, казнил аристократов из временного правительства и сам стал императором.
– А тот, бывший? И прежняя императрица?
– Переехали в провинцию. Их можно уже не принимать во внимание.
– Трунихт?
– Подался на Один. Даже для него оставаться с народом, который он предал, – это слишком.
– Трунихт был нам полезен. Пусть обживается в Империи. Что теперь происходит в бывшем Альянсе?
– Лоэнграмм назначил губернатором адмирала Ройенталя. Он одарённый и деятельный, но наши новые корни уже прижились и скоро вырвутся на поверхность.
– Кто?
– Глубоко несчастный молодой человек. Хоть у него и неизлечимая болезнь, ему вполне по силам достичь цели.
– А если он ошибётся?
Глазами де Вилье нашёл на полу давно подмеченный узор из мраморных жил – лицо клоуна, расплывшееся в неестественно широкой улыбке.
– На такой случай у меня есть запасной план. Его разработала госпожа Франческа, поэтому за его эффективность можно поручиться.
– Да, неутешная мать Адама… – посох завращался перед глазами, словно спираль, бурящая землю. – Её сын был достаточно верен нам, чтобы выполнить задание, но не смог справиться с муками совести.
Де Вилье повёл челюстью. Нельзя было сказать, что его ученик не преуспел, – напротив, столь искусно и незаметно поил Константина ядом, что даже придворные врачи ничего не обнаружили. Однако со смертью мальчика Культ потерял ценные глаза и уши, а те, что остались, не были настолько близки к трону. И Дельфине уже не вернуться.
– Встань, Филипп, – Архиепископ неожиданно протянул руку – не тыльную сторону, с перстнем, а ладонь.
Де Вилье, помедлив, принял её и поднялся с колен.
– У Франчески больше никого нет, кроме Единого и нас, а значит, она отдаст себя миссии без остатка. Смерть Адама не будет напрасной.
«А ведь он постарел, – отметил де Вилье. – Всё чаще ведёт себя как добрый дядюшка. Неужели размяк?»
Он отвёл глаза, чтобы наставник не смог прочитать его мысли, и ответил:
– Не сомневаюсь, господин.
– Знаешь, почему я позвал тебя сюда?
Узловатые подагрические пальцы потянулись к ближайшей колонне и нажали на силуэт размером с локоть. Тонкий сноп, вырвавшийся из сердца фигуры, высветил на стене проекцию.
– Три тысячи лет назад, – начал Архиепископ, не сводя глаз с видеозаписи, – в одной древней стране использовали оружие, секрет изготовления которого держался в тайне. То, что ты видишь, – примерное изображение его действия. Так это снимали в фильмах.
Проекция отобразила древний корабль, за которым тянулся маслянистый след ядовито-зелёного цвета. На судне, идущем навстречу, закричали – по-видимому, приказали разворачиваться. Но оно не успело уйти, потому что зажжённая стрела, выпущенная лучником с берега, упала в позеленевшую воду – и над ней мгновенно расправились огненные крылья. Трепещущие языки ринулись к другим кораблям, после чего они взлетели на воздух, охваченные жадным до жертв пламенем. Взрыв сопровождался оглушительным треском древесины, низким рёвом огня и безумными криками. Люди метались по палубам и бросались в воду, но не находили в ней спасения и продолжали гореть заживо, а пламя расползалось и поглощало всё больше дерева и мяса.
Архиепископ остановил видео, и проекция исчезла.
– Впечатляет, – сказал де Вилье, сглотнув.
– Тогда тебя впечатлит и тот факт, что я нашёл секрет изготовления этого огня.
– Как? Когда?
Наставник тихо рассмеялся, его голос стал обманчиво мягким:
– Чего только не найдёшь на руинах древних лабораторий.
«Так вот что значит твоя глубокая медитация!»
– Камелот знает? – сил хватало только на короткие вопросы.
Архиепископ помотал головой.
– Ты первый. Несмотря на ошибки в прошлом, ты славно потрудился в последнее время. Субстанция будет готовиться полгода, и именно тебе предстоит её испытать. А до тех пор задействуй всех, кого сочтёшь нужным. Выбивайте землю из-под ног, мутите воду, но будьте осторожны. Вещайте о нашей Священной Матери и о проклятиях, которые падут на людей, если они не прозреют.
Де Вилье пристально посмотрел на наставника. Как можно было принять этого хладнокровного исполина с жёстким взглядом за размякшего дряхлеющего дядюшку?
– Господин, я всё устрою в лучшем виде.
На обратном пути де Вилье всё вспоминал кадры с упразднения Альянса и с коронации Лоэнграмма, и перед внутренним взором они тонули в ослепительном, пожирающем всё пламени. Единый шёл рядом и кивал мыслям Филиппа.
Прислужникам у дверей де Вилье поручил привести к нему Мириам Альварес и Дельфину д’Эстре. Они неплохо справились по отдельности, но вместе способны вершить по-настоящему великие дела.
* Quod licet Iovi (Jovi), non licet bovi (с лат. – «Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку») – крылатое латинское выражение, означающее, что если нечто разрешено человеку или группе людей, то оно совершенно не обязательно разрешено всем остальным.
– Я, герцог Райнхард фон Лоэнграмм, премьер-министр Галактической Империи, постановляю, – неслось по площади, отдаваясь эхом в динамиках. – Государство Альянс Свободных Планет отныне прекращает своё существование. Начиная с этого момента, вся власть в Рукаве Стрельца принадлежит Галактической Империи.
Де Вилье сощурил глаза на фигуру в белоснежном плаще, застывшую на ступенях Национального музея живописи с развёрнутым свитком в руках. Потом окинул взглядом толпу: строгие костюмы гражданских тонули в океане чёрных с серебром мундиров, а жиденький рядок чиновников выглядел по-настоящему жалко – как школьники, не выучившие урок. Да и кто из политиканов был способен его выучить?
Мальчишка, мнящий себя самым могущественным человеком во Вселенной, спустился по пурпурной ковровой дорожке, которая пересекала всю площадь. Военные пришли в движение: развернулись и вновь замерли в торжественном приветствии. Бесценные адмиралы и охрана мальчишки вереницей потекли за ним, среди криков всё яснее слышалось «Да здравствует император!»
Де Вилье остановил видео на удачно пойманном камерой кадре: совсем юный капитан, сияющий от счастья, стирал со щеки слезу. По странному совпадению светлыми локонами и голубыми глазами он напоминал Лоэнграмма.
Де Вилье поднялся из-за стола и открыл в стене потайную нишу с бутылкой пятидесятилетнего виски. Не то чтобы он скрывал свои предпочтения – послушники знали: что не разрешено быку, дозволяется Юпитеру*. Просто за годы миссии привыкаешь к роли айсберга, заметного над поверхностью только на десятую часть.
Виски приятно обожгло горло, и де Вилье взболтнул лёд в стакане, глядя сквозь стекло на единственное украшение кабинета – старинный глобус, который он когда-то купил за бесценок у одного феззанского торговца. Судя по многократной обработке от гниения, глобус был изготовлен ещё во времена Галактической Конфедерации.
Люди… Сначала превратили эту прекрасную голубую планету в руины, а потом отреклись от неё, как отказываются дети от ставших обузой родителей-инвалидов. Но ничего, недолго осталось самонадеянному мальчишке играть в своей песочнице, загребая себе всё больше игрушек-планет.
Де Вилье до боли сжал медальон. Впервые он пожалел, что избавился от Рубинского. Сейчас его хитроумия очень не хватало. Можно было поискать более тщательно, и, скорее всего, обнаружились бы какие-то рычаги воздействия на Феззанского Лиса. Но в тот момент де Вилье просто… испугался. Если бы Рубинский разоблачил Культ, это стало бы началом конца.
Рука замерла над глобусом, пальцы очертили контуры материков. Если здесь когда-то и существовала магия, то её секреты бесследно исчезли, иначе великая цель была бы достигнута давным-давно.
Бросив взгляд на настенные часы, де Вилье снова откинул крышку комма и включил центральный имперский канал.
С упразднения Альянса прошло чуть меньше месяца. Видимо, с того самого дня готовилось и отречение Иоланты. Сегодня крики «Да здравствует император Райнхард!» и «Слава Новой Империи!» должны зазвучать в полную силу.
Церемония в тронном зале Нойе-Сансуси была по-военному строгой и, насколько это возможно, скромной. Камеры фиксировали офицеров в парадных лентах через плечо, придворных, статью и выражением лиц отличавшихся от альянсовских чиновников, как алмазы от стекляшек. И конечно, объективы со всех ракурсов снимали золочёно-алый трон с императорской короной на сиденье.
Лоэнграмм, сменивший плащ на мантию, поднялся к престолу и сам увенчал голову короной. Уже одно это отличало его от представителей прежней династии, которых короновали или родственники, или советники.
– Сильный и непобедимый, – протянул де Вилье, подперев подбородок рукой. – В чём же твоя слабость?
А слабость неожиданно появилась прямо на экране. Молодая женщина с лоэнграммовскими чертами лица стояла рука об руку с высоким рыжеволосым адмиралом. Кронпринцесса Аннерозе и её супруг Зигфрид Кирхайс…
Де Вилье покачал головой и тяжело вздохнул. Если бы до этих двоих можно было добраться, ему не пришлось бы ломать голову над устранением мальчишки.
– Да здравствует Новая Империя! – захлебнулся тронный зал.
«Придёт время – и по Галактике понесутся совсем другие здравицы, а пока…»
Пока нужно было работать. Единый не зря вчера подал идею использовать подчинённых Лоэнграмма. Власть императора зиждется на любви и восхищении народа, пошатнуть их не так-то просто. А вот осложнить жизнь новоиспечённому губернатору, чтобы Лоэнграмм обвинил его в некомпетентности и снял с поста, – это совсем другое дело. Идеальный вариант, чтобы посеять семена раздора и в то же время обнажить уязвимость Империи.
Солнце в руке повернулось вокруг своей оси.
– Посмотрим, кого будут приветствовать через год.
Пообедав, де Вилье отправился на аудиенцию к Великому Архиепископу. Почему-то в этот раз наставник пригласил Филиппа в молитвенный зал. Ещё из-за закрытых дверей на де Вилье пахнуло жаром и фимиамом, а потом он ступил в царство негаснущих факелов, массивных колонн и символики Культа. На чашах с огнём, на полу из розового мрамора, на капителях – всюду был изображён силуэт человека, простирающего руки к небу. Как всегда, де Вилье здесь не хватало солнца – во всех смыслах. Единый тоже хотел бы разнообразить обстановку изображениями светила, и де Вилье в своё время обязательно займётся этим.
Отвернувшись от алтаря, Архиепископ оперся на посох и устремил на Филиппа взгляд, от которого у него раньше подкашивались колени.
– Что произошло, пока я был в медитации, Филипп? – за время отсутствия голос старика стал ещё более потусторонним.
Де Вилье склонился и, глядя исподлобья, доложил:
– Райнхард фон Лоэнграмм упразднил Альянс, казнил аристократов из временного правительства и сам стал императором.
– А тот, бывший? И прежняя императрица?
– Переехали в провинцию. Их можно уже не принимать во внимание.
– Трунихт?
– Подался на Один. Даже для него оставаться с народом, который он предал, – это слишком.
– Трунихт был нам полезен. Пусть обживается в Империи. Что теперь происходит в бывшем Альянсе?
– Лоэнграмм назначил губернатором адмирала Ройенталя. Он одарённый и деятельный, но наши новые корни уже прижились и скоро вырвутся на поверхность.
– Кто?
– Глубоко несчастный молодой человек. Хоть у него и неизлечимая болезнь, ему вполне по силам достичь цели.
– А если он ошибётся?
Глазами де Вилье нашёл на полу давно подмеченный узор из мраморных жил – лицо клоуна, расплывшееся в неестественно широкой улыбке.
– На такой случай у меня есть запасной план. Его разработала госпожа Франческа, поэтому за его эффективность можно поручиться.
– Да, неутешная мать Адама… – посох завращался перед глазами, словно спираль, бурящая землю. – Её сын был достаточно верен нам, чтобы выполнить задание, но не смог справиться с муками совести.
Де Вилье повёл челюстью. Нельзя было сказать, что его ученик не преуспел, – напротив, столь искусно и незаметно поил Константина ядом, что даже придворные врачи ничего не обнаружили. Однако со смертью мальчика Культ потерял ценные глаза и уши, а те, что остались, не были настолько близки к трону. И Дельфине уже не вернуться.
– Встань, Филипп, – Архиепископ неожиданно протянул руку – не тыльную сторону, с перстнем, а ладонь.
Де Вилье, помедлив, принял её и поднялся с колен.
– У Франчески больше никого нет, кроме Единого и нас, а значит, она отдаст себя миссии без остатка. Смерть Адама не будет напрасной.
«А ведь он постарел, – отметил де Вилье. – Всё чаще ведёт себя как добрый дядюшка. Неужели размяк?»
Он отвёл глаза, чтобы наставник не смог прочитать его мысли, и ответил:
– Не сомневаюсь, господин.
– Знаешь, почему я позвал тебя сюда?
Узловатые подагрические пальцы потянулись к ближайшей колонне и нажали на силуэт размером с локоть. Тонкий сноп, вырвавшийся из сердца фигуры, высветил на стене проекцию.
– Три тысячи лет назад, – начал Архиепископ, не сводя глаз с видеозаписи, – в одной древней стране использовали оружие, секрет изготовления которого держался в тайне. То, что ты видишь, – примерное изображение его действия. Так это снимали в фильмах.
Проекция отобразила древний корабль, за которым тянулся маслянистый след ядовито-зелёного цвета. На судне, идущем навстречу, закричали – по-видимому, приказали разворачиваться. Но оно не успело уйти, потому что зажжённая стрела, выпущенная лучником с берега, упала в позеленевшую воду – и над ней мгновенно расправились огненные крылья. Трепещущие языки ринулись к другим кораблям, после чего они взлетели на воздух, охваченные жадным до жертв пламенем. Взрыв сопровождался оглушительным треском древесины, низким рёвом огня и безумными криками. Люди метались по палубам и бросались в воду, но не находили в ней спасения и продолжали гореть заживо, а пламя расползалось и поглощало всё больше дерева и мяса.
Архиепископ остановил видео, и проекция исчезла.
– Впечатляет, – сказал де Вилье, сглотнув.
– Тогда тебя впечатлит и тот факт, что я нашёл секрет изготовления этого огня.
– Как? Когда?
Наставник тихо рассмеялся, его голос стал обманчиво мягким:
– Чего только не найдёшь на руинах древних лабораторий.
«Так вот что значит твоя глубокая медитация!»
– Камелот знает? – сил хватало только на короткие вопросы.
Архиепископ помотал головой.
– Ты первый. Несмотря на ошибки в прошлом, ты славно потрудился в последнее время. Субстанция будет готовиться полгода, и именно тебе предстоит её испытать. А до тех пор задействуй всех, кого сочтёшь нужным. Выбивайте землю из-под ног, мутите воду, но будьте осторожны. Вещайте о нашей Священной Матери и о проклятиях, которые падут на людей, если они не прозреют.
Де Вилье пристально посмотрел на наставника. Как можно было принять этого хладнокровного исполина с жёстким взглядом за размякшего дряхлеющего дядюшку?
– Господин, я всё устрою в лучшем виде.
На обратном пути де Вилье всё вспоминал кадры с упразднения Альянса и с коронации Лоэнграмма, и перед внутренним взором они тонули в ослепительном, пожирающем всё пламени. Единый шёл рядом и кивал мыслям Филиппа.
Прислужникам у дверей де Вилье поручил привести к нему Мириам Альварес и Дельфину д’Эстре. Они неплохо справились по отдельности, но вместе способны вершить по-настоящему великие дела.
* Quod licet Iovi (Jovi), non licet bovi (с лат. – «Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку») – крылатое латинское выражение, означающее, что если нечто разрешено человеку или группе людей, то оно совершенно не обязательно разрешено всем остальным.
@музыка: А. Джанабаева - "На счастье".
@настроение: танцевальное.
@темы: Культ Земли, Де Вилье