Time to be heroes!
РАЙНХАРДРАЙНХАРД
В лучах закатного солнца кабинет казался фрагментом оранжево-жёлтой мозаики, и Райнхард с удовольствием полюбовался бы видом из окна. Жаль, прямо сейчас надо было сосредоточиться на неприятной встрече. Зато совсем не обязательно скрывать своё отношение.
– У меня мало времени, – начал он, облокотившись на ручку кресла и подперев подбородок пальцами.
Гостья стояла в пяти шагах от Райнхарда и смотрела на него с такой вызывающей наглостью, что её хотелось немедленно арестовать.
– Я спрошу вас только об одном, – Райнхард чуть возвысил голос. – Когда вы подстраивали убийство уважаемых офицеров Альянса Свободных Планет… где была ваша честь?
Бывшая сиделка Тильда Ларсен насупилась.
– Я не терраистка! Мне просто заплатили.
– Знаю. Поэтому вас и смогли найти. С великим трудом, надо сказать. У вас прямо талант скрываться и заметать следы.
– В Тернесене мне нужны были деньги и некоторые сведения, – женщина ухмыльнулась, что сделало её лицо жёстче и неприятнее.
«Она в самом деле прогнила насквозь».
– Значит, ваша честь – это деньги. И ваша цена сейчас…
– Пятьдесят миллионов марок.
Райнхард не мог видеть выражение лица стоявшего рядом Оберштайна, но Кислинг у двери расширил глаза и поморщился.
– Взамен я выдам имена оставшихся терраистов, адреса связных и всё, что знаю о Культе.
– Откуда эти сведения у обычной сиделки? – раздался справа негромкий голос Оберштайна.
– Никакая я не обычная, – женщина вскинула голову. – Мой дед был Патриотом-Рыцарем и оставил мне самую секретную информацию, до которой не добраться извне.
«Вообще-то Кесслер уже занимается поиском самых глубоких «корней», но…»
– Никто не поручится за её актуальность, – наконец разомкнул губы Райнхард.
– Да, сведения старые, поэтому они и на вес золота. С их помощью вы выйдете на самых тайных агентов терраистов. Пока можете арестовать меня, мне всё равно негде прятаться. Но когда покончите с остатками Культа…
Райнхард хмыкнул и выпрямился.
– Я понял. Вы получите то, чего хотите, фрау Ларсен, даю вам слово. Так где сейчас хранится такая важная информация?
Когда преступницу увели и Кислинг оставил Райнхарда с Оберштайном, наместник тут же склонился над креслом.
– Ваше величество, эта женщина – предатель, которому при режиме Лоэнграммов не место среди живых.
Райнхард скосил на него глаза.
– Не волнуйтесь, Оберштайн. Кесслер предоставил мне исчерпывающую информацию о том, как именно она зарабатывала на жизнь и какие трюки использовала. Такие люди не меняются, сколько бы миллионов ни получили.
Наместник прикрыл электронные глаза и тонко улыбнулся.
– Понимаю. Мы установим за ней слежку и задержим при первом удобном случае.
– Только вот… – Райнхард помедлил и откинул назад прядь отросших до плеч волос, – я дал ей слово и не намерен его нарушать. Зато баалатцы ничего ей не обещали. Пусть люди Ромски займутся ею. В конце концов, по вине этой двуногой гиены были убиты его соотечественники.
Поклонившись, Оберштайн удалился, и Райнхард подошёл к окну. Жёлтые краски неба постепенно сменялись багряными, а вдали, в трёх кварталах от Гостевого дворца, возвышались подъёмные краны. Там возводили Рубенбрюнн, будущую императорскую резиденцию. А подальше, в стороне космопорта, снижались быстрые звёзды – вереница пассажирских кораблей.
Ещё в Новый год Райнхард объявил о переносе столицы, и теперь на Феззан прибывало всё больше имперцев, а счета владельцев съёмного жилья пополнялись со скоростью света.
«Феззан меняется, – думал Райнхард, скользя взглядом по аккуратным дворцовым клумбам. – Подчинившись Империи, но сохранив гильдии независимых торговцев, он соединил в себе черты старого и нового времени».
Он посмотрел на часы в отражении, вернулся к столу и, сверив время уже прямым взглядом, включил экран.
В рагнирском Большом зале Конгресса все кресла были заняты, что всячески подчёркивалось разными ракурсами. Журналисты сновали между рядами, несколько человек переговаривались в дверях, а комментатор за кадром разливался соловьём про историческое значение момента. Впрочем, на этот раз он был прав.
На сцену вышел крепкий брыластый мужчина, мгновенно превратив фоновый шум в звенящую тишину.
Встав за трибуну, он заговорил уверенным голосом человека, привыкшего к выступлениям:
– Я, Франческо Ромски, настоящим объявляю о создании Баалатской автономии. Её правительство является истинно демократическим и согласуется с волей народа – главной опоры республиканских идеалов. Хочу поблагодарить вас всех за то, что вы оберегаете росток демократии. Спасибо вам.
Ромски склонил седеющую голову, и камера отобразила зрителей, среди которых, конечно же, был Ян Вэньли.
«Он даже не в первом ряду», – мгновенно отметил Райнхард.
– Осуществление свободы, равенства и народовластия, начатое во времена Але Хайнессена, будет продолжаться, – с достоинством завершил первый глава автономии. – Да здравствует Баалат!
– Да здравствует Баалат! – подхватили все. – Виват, демократия!
В этот миг даже строгое лицо взиравшего с портрета Але Хайнессена, казалось, осветила торжествующая улыбка.
Подброшенные головные уборы сменило изображение флага. От альянсовского баалатцы сохранили пятиконечную звезду на фоне чередующихся полос, но убрали красную и добавили к звезде лавровый венок и пятигранник с заострёнными углами, напоминающий древнее метательное оружие.
«Победа мира и духовности над войной, но и готовность защищать их. Умно».
Райнхард дослушал новый гимн, про гордость народа и крылатую свободу, и выключил экран.
«Ещё три года назад я не мог смириться с тем, что кто-то, кроме меня, творит историю, – думал он, рассеянно водя глазами по потолку. – А сейчас меня это даже не тревожит. Почему?»
Однако он не стал углубляться в эти мысли и занялся насущными вопросами.
– Ваше величество, – вызванный по внутренней связи Эмиль учтиво поклонился.
– Что с программой на время визита королевы?
– Всё расписано, – секретарь подал папку.
– Космический производственный центр… Всё ли хорошо со светом? Зимой была какая-то поломка.
– Устранили, ваше величество.
– Акустика в театре? Меню в буфете?
Эмиль уверенно кивнул.
– Национальный театр славится не только своими постановками, но и тщательной организацией.
– Хорошо. С центром «Мгновение вечности» всё в порядке?
– Да, купол отремонтирован две недели назад, уже было несколько показов. Организаторы обещают яркое и незабываемое шоу, – улыбнулся Эмиль.
– Что ж, должно быть, они очень уверены в себе. Интересно будет их посетить.
Королева прибыла следующим вечером. «Тевтатес», заслонивший стержень Орбитального лифта, величаво опустился на заполненную народом площадь. Дождавшись, пока гости сойдут по ковровой дорожке, Райнхард вышел вперёд, а за ним – наместник Оберштайн и его заместитель вице-адмирал Фернер.
Элизевин сопровождали министр промышленности де Тоннер и министр культуры дю Бурж, непохожесть которых сразу бросалась в глаза: застёгнутый на все пуговицы, очень высокий и худощавый де Тоннер – и широкоплечий дю Бурж, с забранными в хвост волосами и лёгкой небритостью, напоминающий пиратов из детских книг.
– Поздравляю вас с новым статусом, – улыбнулась королева, когда они проходили мимо репортёров. – Если не ошибаюсь, десять дней назад вы стали дядей.
Райнхард отвёл лицо от череды фотовспышек и ответил:
– Да, малыш Леон родился здоровым и крепким. Когда позволят дела, я навещу семью на Одине. Маленькие дети плохо переносят космические полёты.
А кроме того… младенцы были для Райнхарда существами из другой Галактики, и даже осознание, что это ребёнок Кирхайса и Аннерозе, не могло вытеснить неловкость и растерянность.
– И ещё нужно дать время себе, верно? – безошибочно прочитала его мысли собеседница.
Он коротко кивнул, но они были не одни, поэтому Райнхард сменил тему на нейтральную – о неожиданно неустойчивой погоде и невозможности её контролировать. Министр де Тоннер высказался насчёт технологий, которые можно применить для этого в будущем, однако развить мысль не успел: они уже дошли до автомобилей.
Ехали меньше пяти минут, так что разговоры, важные и очень важные, были отложены на завтра и последующие дни. Но Райнхард не спешил: ему хотелось, чтобы Феззан… нет, чтобы он сам поразил Элизевин в самое сердце – и должно было случиться именно так.
Королеву и её подданных разместили в правом крыле дворца. Оберштайн предлагал гостиничные апартаменты, однако Райнхард наотрез отказался.
– Мои гости не будут прозябать в каком-то отеле. Лучше усильте охрану.
Но он себе не лгал: у этого решения были и личные причины.
Когда королева удалилась в приготовленные для неё комнаты, Райнхард подозвал Эмиля.
– Розы?
– Всё, как вы приказали, ваше величество. Бордовые и белые, у входа, возле окна и на столе в гостиной.
– И ещё… Перепадов температуры внутри помещений быть не должно, но на всякий случай пусть проверят кондиционеры.
– Уже сделано, – Эмиль улыбнулся, и в его глазах вдруг заискрилось лукавство.
Райнхард подавил смешок и направился к себе. Настроение стремительно летело ввысь.
Официальная программа началась следующим утром с посещения космического центра и знакомства с его директором и главным инженером-конструктором.
Сначала господа Хофф и Бергер гордо демонстрировали экспериментальные образцы малых межгалактических кораблей, затем развернули чертежи. Райнхард заметил, с каким интересом Элизевин впилась взглядом в пересечения линий и эллипсов.
– Механизмы гипердвигателя рассредоточены по всему кораблю? – спросила она.
– Да, ваше величество, – поклонился директор Хофф. – Это значительно экономит место.
Райнхард нахмурился.
– Но разве это надёжно? Как механизмы сообщаются между собой?
– С помощью сверхпроводящей проволоки, – пухлые пальцы ловко заскользили по чертежу. – А шестиосевой стабилизатор обеспечивает бесперебойную работу. Он встроен в нижнюю часть судна и защищён титановым покрытием, которое использовалось при возведении Гайерсбурга.
– Значит, вы сможете сконструировать пассажирские двухпалубные корабли? – в тоне королевы зазвучала вкрадчивость пополам с вызовом.
– Пассажирские двухпалубные? – голос директора взлетел под потолок ангара.
Хофф перевёл растерянный взгляд на главного конструктора, который мотнул лысеющей головой и ответил:
– Не потянет, слишком тяжело даже с учётом распределения веса.
Господин де Тоннер поправил круглые очки на переносице и кашлянул.
– А если облегчить с помощью теоросской стали?
Райнхард распахнул глаза.
«Так вот откуда такой интерес!»
– Конечно, она не панацея от всех проблем, – министр предупреждающе выставил руку, – да и руда тогда быстро истощится. Если только ваше величество не заинтересуется этим проектом.
Райнхард встретил выжидающий взгляд де Тоннера и прищурился.
– Слушаю вас.
– Чтобы сохранить действующие рудники и в то же время открыть новые месторождения, нужно дополнительное финансирование. Веррозион сделает свой вклад, но как насчёт Империи?
Райнхард засомневался, и тут заговорила Элизевин:
– Все компании, которые обеспечивают космические перелёты, национализированы, так?
– Естественно.
– И когда пассажирооборот вырастет, казна получит намного больше, чем было затрачено.
Её глаза горели живым огнём азарта, и Райнхарду вспомнились давние слова сестры:
– Ты сияешь так, словно для тебя нет ничего невозможного.
Он, конечно, понимал, что это значит, но в глазах других такого огня не видел… или просто не замечал?
– Думаю, в этом есть смысл. Обсудим вопрос подробнее, ваше величество?
Результатом стало предварительное соглашение о проекте по сохранению полезных ископаемых Теороса. Всё это пока было написано на звёздах*, но Райнхарда устраивал и такой расклад. Он обещал новое интересное начало и новое сотрудничество… с ней.
Вечером они отправились на балет. Ещё три недели назад, определившись с театром, Райнхард доверил выбор представления самому просвещённому офицеру адмиралитета, музыканту, художнику и поэту в одном лице – Эрнесту Меклингеру.
– Это очень красивая история с глубоким смыслом, ваше величество, – пробасил адмирал. – А какое оформление! Костюмы и декорации можно рассматривать часами.
– Вот как…
Впрочем, даже если поэтическая натура Меклингера слегка преувеличила зрелищность, его вкус был безупречным, в чём Райнхард убедился уже на первых минутах представления.
Спокойная перекличка флейт и скрипок, наполненная затаённым ожиданием, сменилась бодрыми, слегка тревожными аккордами. Потом поднялся занавес, открывший декорации в античном стиле, которые освещала полная луна. На фоне мягких оттенков костюмы танцоров казались пёстрым разноцветьем, однако не раздражали глаза.
А присутствие рядом Элизевин делало вечер… ещё более другим и особенным, хотя Райнхард и старался не бросать на неё взгляды, не втягивать носом сладковатый цветочный аромат духов, не засматриваться на покоящиеся на коленях ладони, не…
Он чуть тряхнул головой, сморгнул и сосредоточился на происходящем внизу. Главные танцоры кружились на фоне ночного озера в лёгком тумане, словно паря в синеве. Райнхард помнил, что это спокойствие мнимое и всё закончится трагедией, но прямо сейчас в это не верилось.
В перерыве, оставив адмирала Меклингера обсуждать с дю Буржем преимущества разных постановок, Райнхард присоединился к Элизевин в буфете.
– Даже не знаю, что взять, – призналась она со смешком, поправив алую накидку на плечах. – Всё так аппетитно выглядит.
– Тогда позволите выбрать за вас?
Райнхард вздрогнул: он и не предполагал, что его голос может звучать так – глубоко и… непривычно.
Для королевы это тоже, видимо, стало неожиданностью. Она пронзила его удивлённо-заинтересованным взглядом и медленно кивнула.
Позже, когда они лакомились персиковым пирогом, Элизевин тихо, насколько позволяли голоса вокруг и присутствие охраны, произнесла:
– Ваше величество, цветы великолепны, – и прибавила ещё тише, наклонившись к Райнхарду: – И это представление… Вы вернули меня в то время, когда я могла беззаботно наслаждаться балетом. Спасибо.
Райнхард не стал сдерживать довольную улыбку, её даже не хотелось скрывать медовым кофе с корицей.
Он ответил как есть, откровенностью на откровенность:
– Мне очень хотелось, чтобы Феззан помог вам отдохнуть душой и навсегда остался в вашем сердце.
Только об одном он умолчал, но для этого, конечно, было не время и не место.
Несмотря на то что балет не вызвал в Райнхарде того глубокого восторга, который описывал Меклингер, представление удивило финалом.
Райнхард моргнул, когда после мольбы героя о прощении главная героиня ожила. Потом они исполнили завершающий танец, который, наверное, должен был означать «И жили они долго и счастливо».
«В отличие от злого духа», – отметил Райнхард, глядя на чёрные перья – всё, что осталось от побеждённого лебедя.
Ночью Райнхард никак не мог уснуть. Он накинул халат и, взяв с полки первые попавшиеся книги, опустился в глубокое кресло. Полистал историю Альянса, затем принялся за историю династии Гольденбаумов, но через полчаса решил, что хватит с него врагов, тем более бывших.
Он подошёл к окну и прислонил ладонь к прохладному стеклу. Долго смотрел, как теплеет под пальцами, как медленно движутся снаружи светотени… и всё-таки решился позвонить Кирхайсу. На Одине ещё вечер, и вообще… Кто, как не друг, может помочь советом и правильными словами?
– Ты же знаешь, я никогда ни за кем не ухаживал, – говорил Райнхард четверть часа спустя, вслушиваясь в неожиданно робкие интонации собственного голоса. – Я даже не знаю, является ли ухаживанием то, что я делаю. Нас ведь никогда не оставляют наедине.
Кирхайс по ту сторону экрана понимающе улыбался.
– Думаешь, королева Элизевин не разглядит твоих намерений?
– А если она принимает это за обычные знаки внимания хозяина к своему гостю?
– Судя по тому, что ты рассказал, не похоже. Скорее всего, она понимает и разделяет твои чувства, но не хочет торопить события. Она сделает свой выбор, когда ты сделаешь свой.
Райнхард уткнулся лбом в ладонь.
– Но Веррозион, Кирхайс! Его целостность, риск потерять независимость… Элизевин никогда на это не пойдёт.
– Мы не помним, но, – Кирхайс оживился и подался вперёд, – на Земле браки между правителями были не такой уж редкостью. Больше двух тысяч лет назад, и тем не менее.
– Ты… откуда ты знаешь?
– Заинтересовался недавно и вот что выяснил: в основном, мужья и жёны получали титулы друг друга, но только на период жизни супруга, не наследуя правление страной. Нередко они становились регентами второй страны после вдовства, до совершеннолетия ребёнка. Иногда оба правили каждый своим государством или его частью – например, Филипп… кажется, Арагонский, да… и Изабелла Кастильская. После смерти Изабеллы кастильский престол перешёл не к мужу, а к дочери, а потом ко внуку. И вот уже этот внук стал первым королём объединённой страны.
Райнхард некоторое время молчал, слишком удивлённый, чтобы говорить, и наконец спросил:
– Ты ведь неслучайно этим заинтересовался?
Кирхайс помедлил, но затем наклонил голову.
– Если долго смотреть на звёзды, можно не увидеть того, что прямо перед глазами. Поверь мне, Райнхард. И доверься себе.
И хотя Райнхард полагал, что после этого разговора вообще не заснёт, его сморило на удивление быстро, будто от взгляда и ободряющих слов Кирхайса тревоги и сомнения волшебным образом рассеялись.
А потом было утро, с сияющим на ясном небе солнцем, с весенней свежестью в воздухе, с птичьим щебетом, предчувствием по-летнему жарких дней… и долгой дорогой почти через весь город.
Что привлекло Райнхарда в буклете небольшого культурного центра, расположенного в отдалённом квартале? Фразы про теплоту души, написанные простым шрифтом, или музыкальная открытка? А может, ему просто захотелось поддержать скромный, но яркий проект: никогда не угадаешь, в какой момент на небосклоне зажжётся новая звезда.
К счастью, организаторы оценили выпавший им шанс и не стали расшаркиваться с высокими гостями. Разумеется, почтительно поклонились, но никаких помпезных приветствий, дифирамбов или, того хуже, посвящений не было.
Кресла располагались по периметру большого зала овальной формы, и Райнхарда и Элизевин усадили по разные стороны напротив друг друга. Не успел он удивиться задумке, как погас свет и включился купол – нет, огромный экран со сверкающими звёздами и клубящимися туманностями. Напольное покрытие мгновенно превратилось в зеркальную поверхность, и Райнхард понял, для чего по центру оставили так много свободного пространства.
Зал летел сквозь космические дали достаточно плавно, чтобы сложилось нужное впечатление, но не возникло головокружения. И вдруг в сиянии падающей звезды появилась девочка лет двенадцати, в белом платье с широкими рукавами.
«Отверстие в полу? Оригинально замаскировано!»
Пока по залу неслась протяжная музыка, девочка читала, простирая руки вверх:
– И воздух весь в звёздах, и в облаке дыма кометы, ракеты проносятся мимо.**
Новая звезда превратилась в бутон и раскрылась, выпуская мальчика в тёмно-синем.
– И ноги с дороги так в пляске топочут, как бой, как прибой, как грома не грохочут, – продекламировал мальчик, а тем временем музыка стала более динамичной и напряжённой.
– Война, чья вина не имеет предела, чадя и смердя, наконец околела! – завершили дети вместе, и их рукава затрепетали на поднявшемся ветру, как крылья.
Затем из самого сердца туманности выпорхнула пара подростков постарше.
Первые ушли – растворились в звёздных скоплениях. Вторые закружились в простом танце, а когда разошлись, в их ладонях возникли белые голуби.
– Пойми любовь! – воззвал юноша, выпуская проекцию в звёздные просторы. – Ищи во взорах милой небесных благ, а не земных страстей.***
Девушка провела свободной рукой по воздуху, и вслед за её движением меж звёзд полетели розовые лепестки.
– Чтобы святой душа окрепла силой и не погас бы луч звезды твоей.
Голубка взлетела с её руки навстречу своему другу, а на следующих строках чтецы сняли с небосклона две звезды, которые от прикосновения засияли ещё ярче.
«Надеюсь, Элизевин тоже нравится», – подумал Райнхард и взглянул на королеву. Она смотрела прямо на него.
– Пойми любовь! Восторгами любезной ты не окуй себя, но окрыли, чтоб гостем быть обители надзвездной, а не рабом обманчивой земли.
Элизевин не отводила глаз, глядя на Райнхарда с другого конца Галактики. Только когда купол расчертили сияющие птицы, она запрокинула голову и улыбнулась их полёту.
Райнхард тоже посмотрел вверх. Космические птицы сверкали и переливались разными цветами, а вскоре образовали символ бесконечности, в сиянии которого пара чтецов исчезла и появилась другая.
Музыка стала тягучей и плавной.
– Любовь как явиться к тебе смогла? Как солнце пролилась, в цветах расцвела,**** – почти пел высокий девичий голос.
Райнхард вновь остановил взгляд на Элизевин… чтобы увидеть, что её взгляд замер на нём.
– Счастье, сверкая, с неба сошло и, крылья сложив, величаво вошло в мою цветущую душу.
Губы сами растянулись в улыбке, на которую Элизевин ответила смело и непринуждённо.
С купола снегом осыпались звёзды, а Райнхарду было так жарко, словно он внезапно очутился в пустыне.
– Есть снежных молчанье полей, есть звёзд бесконечность, но не так безмолвны они, как мыслей безгласных бег,***** – продолжал юноша посреди зала.
«Мыслей безгласных бег», – повторил про себя Райнхард, засмотревшись на звёзды.
Через полчаса представление закончилось, и включённые лампы обрушили на волшебное измерение свет реального мира. Когда чтецы вышли на поклон, Райнхард зааплодировал первый, а позже в фойе предложил директору центра место организатора дворцовых празднеств.
– Моему церемониймейстеру графу фон Зелле как раз нужен помощник, – добавил Райнхард, улыбаясь замершей фрау Зиберт.
– Хорошо, ваше величество, – она поклонилась, не зная, куда деть руки, и встряхнула ими. – С радостью буду работать у вас.
Она удалилась, а Райнхард глянул вправо, заметив возле гардероба какую-то суету. Там в окружении молодых сотрудниц центра изображал из себя звезду дю Бурж.
На общегалактическом министр говорил, чуть картавя, что, по-видимому, добавляло ему какого-то шарма. И он умел очаровывать, общаясь со всеми и с каждой как с единственной.
«Похоже, это его стиль, – нахмурился Райнхард. – Ещё и хвост этот пижонский».
Он поискал взглядом королеву Элизевин, но она стояла в стороне, максимально далеко от дю Буржа. Она смотрела в окно и казалась полностью погружённой в свои мысли.
Райнхард не стал её тревожить, ему и самому было о чём подумать.
День прошёл в рабочих делах и обсуждениях их с Оберштайном, но как только удавалось выныривать из этого потока, сознание взрывали мысли совсем о другом.
«Она сделает свой выбор, когда я сделаю свой», – вспоминал Райнхард, покручивая в руках чашку с вечерним кофе.
Наконец последний документ исчез в стопке разобранного, и Райнхард отпустил наместника. Несколько минут посидел в тишине, закрыв глаза, а потом вызвал секретаря.
– Эмиль, узнай адрес ближайшего цветочного магазина сети фрау Мозель.
* Das steht noch in den Sternen – написано на звёздах (немецкий фразеологизм, эквивалент «вилами по воде писано»).
** Строки из стихотворения Иоганна Клая (1616 – 1656) «Праздничный фейерверк по случаю рождения мира».
*** Цитаты из стихотворения Фридриха Рюккерта (1788 – 1866) «Пойми любовь».
**** Райнер Мария Рильке (1875 – 1926), строки из цикла «Любить».
***** Йозеф фон Эйхендорф (1788 – 1857), стихотворение «Тишина».
В лучах закатного солнца кабинет казался фрагментом оранжево-жёлтой мозаики, и Райнхард с удовольствием полюбовался бы видом из окна. Жаль, прямо сейчас надо было сосредоточиться на неприятной встрече. Зато совсем не обязательно скрывать своё отношение.
– У меня мало времени, – начал он, облокотившись на ручку кресла и подперев подбородок пальцами.
Гостья стояла в пяти шагах от Райнхарда и смотрела на него с такой вызывающей наглостью, что её хотелось немедленно арестовать.
– Я спрошу вас только об одном, – Райнхард чуть возвысил голос. – Когда вы подстраивали убийство уважаемых офицеров Альянса Свободных Планет… где была ваша честь?
Бывшая сиделка Тильда Ларсен насупилась.
– Я не терраистка! Мне просто заплатили.
– Знаю. Поэтому вас и смогли найти. С великим трудом, надо сказать. У вас прямо талант скрываться и заметать следы.
– В Тернесене мне нужны были деньги и некоторые сведения, – женщина ухмыльнулась, что сделало её лицо жёстче и неприятнее.
«Она в самом деле прогнила насквозь».
– Значит, ваша честь – это деньги. И ваша цена сейчас…
– Пятьдесят миллионов марок.
Райнхард не мог видеть выражение лица стоявшего рядом Оберштайна, но Кислинг у двери расширил глаза и поморщился.
– Взамен я выдам имена оставшихся терраистов, адреса связных и всё, что знаю о Культе.
– Откуда эти сведения у обычной сиделки? – раздался справа негромкий голос Оберштайна.
– Никакая я не обычная, – женщина вскинула голову. – Мой дед был Патриотом-Рыцарем и оставил мне самую секретную информацию, до которой не добраться извне.
«Вообще-то Кесслер уже занимается поиском самых глубоких «корней», но…»
– Никто не поручится за её актуальность, – наконец разомкнул губы Райнхард.
– Да, сведения старые, поэтому они и на вес золота. С их помощью вы выйдете на самых тайных агентов терраистов. Пока можете арестовать меня, мне всё равно негде прятаться. Но когда покончите с остатками Культа…
Райнхард хмыкнул и выпрямился.
– Я понял. Вы получите то, чего хотите, фрау Ларсен, даю вам слово. Так где сейчас хранится такая важная информация?
Когда преступницу увели и Кислинг оставил Райнхарда с Оберштайном, наместник тут же склонился над креслом.
– Ваше величество, эта женщина – предатель, которому при режиме Лоэнграммов не место среди живых.
Райнхард скосил на него глаза.
– Не волнуйтесь, Оберштайн. Кесслер предоставил мне исчерпывающую информацию о том, как именно она зарабатывала на жизнь и какие трюки использовала. Такие люди не меняются, сколько бы миллионов ни получили.
Наместник прикрыл электронные глаза и тонко улыбнулся.
– Понимаю. Мы установим за ней слежку и задержим при первом удобном случае.
– Только вот… – Райнхард помедлил и откинул назад прядь отросших до плеч волос, – я дал ей слово и не намерен его нарушать. Зато баалатцы ничего ей не обещали. Пусть люди Ромски займутся ею. В конце концов, по вине этой двуногой гиены были убиты его соотечественники.
Поклонившись, Оберштайн удалился, и Райнхард подошёл к окну. Жёлтые краски неба постепенно сменялись багряными, а вдали, в трёх кварталах от Гостевого дворца, возвышались подъёмные краны. Там возводили Рубенбрюнн, будущую императорскую резиденцию. А подальше, в стороне космопорта, снижались быстрые звёзды – вереница пассажирских кораблей.
Ещё в Новый год Райнхард объявил о переносе столицы, и теперь на Феззан прибывало всё больше имперцев, а счета владельцев съёмного жилья пополнялись со скоростью света.
«Феззан меняется, – думал Райнхард, скользя взглядом по аккуратным дворцовым клумбам. – Подчинившись Империи, но сохранив гильдии независимых торговцев, он соединил в себе черты старого и нового времени».
Он посмотрел на часы в отражении, вернулся к столу и, сверив время уже прямым взглядом, включил экран.
В рагнирском Большом зале Конгресса все кресла были заняты, что всячески подчёркивалось разными ракурсами. Журналисты сновали между рядами, несколько человек переговаривались в дверях, а комментатор за кадром разливался соловьём про историческое значение момента. Впрочем, на этот раз он был прав.
На сцену вышел крепкий брыластый мужчина, мгновенно превратив фоновый шум в звенящую тишину.
Встав за трибуну, он заговорил уверенным голосом человека, привыкшего к выступлениям:
– Я, Франческо Ромски, настоящим объявляю о создании Баалатской автономии. Её правительство является истинно демократическим и согласуется с волей народа – главной опоры республиканских идеалов. Хочу поблагодарить вас всех за то, что вы оберегаете росток демократии. Спасибо вам.
Ромски склонил седеющую голову, и камера отобразила зрителей, среди которых, конечно же, был Ян Вэньли.
«Он даже не в первом ряду», – мгновенно отметил Райнхард.
– Осуществление свободы, равенства и народовластия, начатое во времена Але Хайнессена, будет продолжаться, – с достоинством завершил первый глава автономии. – Да здравствует Баалат!
– Да здравствует Баалат! – подхватили все. – Виват, демократия!
В этот миг даже строгое лицо взиравшего с портрета Але Хайнессена, казалось, осветила торжествующая улыбка.
Подброшенные головные уборы сменило изображение флага. От альянсовского баалатцы сохранили пятиконечную звезду на фоне чередующихся полос, но убрали красную и добавили к звезде лавровый венок и пятигранник с заострёнными углами, напоминающий древнее метательное оружие.
«Победа мира и духовности над войной, но и готовность защищать их. Умно».
Райнхард дослушал новый гимн, про гордость народа и крылатую свободу, и выключил экран.
«Ещё три года назад я не мог смириться с тем, что кто-то, кроме меня, творит историю, – думал он, рассеянно водя глазами по потолку. – А сейчас меня это даже не тревожит. Почему?»
Однако он не стал углубляться в эти мысли и занялся насущными вопросами.
– Ваше величество, – вызванный по внутренней связи Эмиль учтиво поклонился.
– Что с программой на время визита королевы?
– Всё расписано, – секретарь подал папку.
– Космический производственный центр… Всё ли хорошо со светом? Зимой была какая-то поломка.
– Устранили, ваше величество.
– Акустика в театре? Меню в буфете?
Эмиль уверенно кивнул.
– Национальный театр славится не только своими постановками, но и тщательной организацией.
– Хорошо. С центром «Мгновение вечности» всё в порядке?
– Да, купол отремонтирован две недели назад, уже было несколько показов. Организаторы обещают яркое и незабываемое шоу, – улыбнулся Эмиль.
– Что ж, должно быть, они очень уверены в себе. Интересно будет их посетить.
Королева прибыла следующим вечером. «Тевтатес», заслонивший стержень Орбитального лифта, величаво опустился на заполненную народом площадь. Дождавшись, пока гости сойдут по ковровой дорожке, Райнхард вышел вперёд, а за ним – наместник Оберштайн и его заместитель вице-адмирал Фернер.
Элизевин сопровождали министр промышленности де Тоннер и министр культуры дю Бурж, непохожесть которых сразу бросалась в глаза: застёгнутый на все пуговицы, очень высокий и худощавый де Тоннер – и широкоплечий дю Бурж, с забранными в хвост волосами и лёгкой небритостью, напоминающий пиратов из детских книг.
– Поздравляю вас с новым статусом, – улыбнулась королева, когда они проходили мимо репортёров. – Если не ошибаюсь, десять дней назад вы стали дядей.
Райнхард отвёл лицо от череды фотовспышек и ответил:
– Да, малыш Леон родился здоровым и крепким. Когда позволят дела, я навещу семью на Одине. Маленькие дети плохо переносят космические полёты.
А кроме того… младенцы были для Райнхарда существами из другой Галактики, и даже осознание, что это ребёнок Кирхайса и Аннерозе, не могло вытеснить неловкость и растерянность.
– И ещё нужно дать время себе, верно? – безошибочно прочитала его мысли собеседница.
Он коротко кивнул, но они были не одни, поэтому Райнхард сменил тему на нейтральную – о неожиданно неустойчивой погоде и невозможности её контролировать. Министр де Тоннер высказался насчёт технологий, которые можно применить для этого в будущем, однако развить мысль не успел: они уже дошли до автомобилей.
Ехали меньше пяти минут, так что разговоры, важные и очень важные, были отложены на завтра и последующие дни. Но Райнхард не спешил: ему хотелось, чтобы Феззан… нет, чтобы он сам поразил Элизевин в самое сердце – и должно было случиться именно так.
Королеву и её подданных разместили в правом крыле дворца. Оберштайн предлагал гостиничные апартаменты, однако Райнхард наотрез отказался.
– Мои гости не будут прозябать в каком-то отеле. Лучше усильте охрану.
Но он себе не лгал: у этого решения были и личные причины.
Когда королева удалилась в приготовленные для неё комнаты, Райнхард подозвал Эмиля.
– Розы?
– Всё, как вы приказали, ваше величество. Бордовые и белые, у входа, возле окна и на столе в гостиной.
– И ещё… Перепадов температуры внутри помещений быть не должно, но на всякий случай пусть проверят кондиционеры.
– Уже сделано, – Эмиль улыбнулся, и в его глазах вдруг заискрилось лукавство.
Райнхард подавил смешок и направился к себе. Настроение стремительно летело ввысь.
Официальная программа началась следующим утром с посещения космического центра и знакомства с его директором и главным инженером-конструктором.
Сначала господа Хофф и Бергер гордо демонстрировали экспериментальные образцы малых межгалактических кораблей, затем развернули чертежи. Райнхард заметил, с каким интересом Элизевин впилась взглядом в пересечения линий и эллипсов.
– Механизмы гипердвигателя рассредоточены по всему кораблю? – спросила она.
– Да, ваше величество, – поклонился директор Хофф. – Это значительно экономит место.
Райнхард нахмурился.
– Но разве это надёжно? Как механизмы сообщаются между собой?
– С помощью сверхпроводящей проволоки, – пухлые пальцы ловко заскользили по чертежу. – А шестиосевой стабилизатор обеспечивает бесперебойную работу. Он встроен в нижнюю часть судна и защищён титановым покрытием, которое использовалось при возведении Гайерсбурга.
– Значит, вы сможете сконструировать пассажирские двухпалубные корабли? – в тоне королевы зазвучала вкрадчивость пополам с вызовом.
– Пассажирские двухпалубные? – голос директора взлетел под потолок ангара.
Хофф перевёл растерянный взгляд на главного конструктора, который мотнул лысеющей головой и ответил:
– Не потянет, слишком тяжело даже с учётом распределения веса.
Господин де Тоннер поправил круглые очки на переносице и кашлянул.
– А если облегчить с помощью теоросской стали?
Райнхард распахнул глаза.
«Так вот откуда такой интерес!»
– Конечно, она не панацея от всех проблем, – министр предупреждающе выставил руку, – да и руда тогда быстро истощится. Если только ваше величество не заинтересуется этим проектом.
Райнхард встретил выжидающий взгляд де Тоннера и прищурился.
– Слушаю вас.
– Чтобы сохранить действующие рудники и в то же время открыть новые месторождения, нужно дополнительное финансирование. Веррозион сделает свой вклад, но как насчёт Империи?
Райнхард засомневался, и тут заговорила Элизевин:
– Все компании, которые обеспечивают космические перелёты, национализированы, так?
– Естественно.
– И когда пассажирооборот вырастет, казна получит намного больше, чем было затрачено.
Её глаза горели живым огнём азарта, и Райнхарду вспомнились давние слова сестры:
– Ты сияешь так, словно для тебя нет ничего невозможного.
Он, конечно, понимал, что это значит, но в глазах других такого огня не видел… или просто не замечал?
– Думаю, в этом есть смысл. Обсудим вопрос подробнее, ваше величество?
Результатом стало предварительное соглашение о проекте по сохранению полезных ископаемых Теороса. Всё это пока было написано на звёздах*, но Райнхарда устраивал и такой расклад. Он обещал новое интересное начало и новое сотрудничество… с ней.
Вечером они отправились на балет. Ещё три недели назад, определившись с театром, Райнхард доверил выбор представления самому просвещённому офицеру адмиралитета, музыканту, художнику и поэту в одном лице – Эрнесту Меклингеру.
– Это очень красивая история с глубоким смыслом, ваше величество, – пробасил адмирал. – А какое оформление! Костюмы и декорации можно рассматривать часами.
– Вот как…
Впрочем, даже если поэтическая натура Меклингера слегка преувеличила зрелищность, его вкус был безупречным, в чём Райнхард убедился уже на первых минутах представления.
Спокойная перекличка флейт и скрипок, наполненная затаённым ожиданием, сменилась бодрыми, слегка тревожными аккордами. Потом поднялся занавес, открывший декорации в античном стиле, которые освещала полная луна. На фоне мягких оттенков костюмы танцоров казались пёстрым разноцветьем, однако не раздражали глаза.
А присутствие рядом Элизевин делало вечер… ещё более другим и особенным, хотя Райнхард и старался не бросать на неё взгляды, не втягивать носом сладковатый цветочный аромат духов, не засматриваться на покоящиеся на коленях ладони, не…
Он чуть тряхнул головой, сморгнул и сосредоточился на происходящем внизу. Главные танцоры кружились на фоне ночного озера в лёгком тумане, словно паря в синеве. Райнхард помнил, что это спокойствие мнимое и всё закончится трагедией, но прямо сейчас в это не верилось.
В перерыве, оставив адмирала Меклингера обсуждать с дю Буржем преимущества разных постановок, Райнхард присоединился к Элизевин в буфете.
– Даже не знаю, что взять, – призналась она со смешком, поправив алую накидку на плечах. – Всё так аппетитно выглядит.
– Тогда позволите выбрать за вас?
Райнхард вздрогнул: он и не предполагал, что его голос может звучать так – глубоко и… непривычно.
Для королевы это тоже, видимо, стало неожиданностью. Она пронзила его удивлённо-заинтересованным взглядом и медленно кивнула.
Позже, когда они лакомились персиковым пирогом, Элизевин тихо, насколько позволяли голоса вокруг и присутствие охраны, произнесла:
– Ваше величество, цветы великолепны, – и прибавила ещё тише, наклонившись к Райнхарду: – И это представление… Вы вернули меня в то время, когда я могла беззаботно наслаждаться балетом. Спасибо.
Райнхард не стал сдерживать довольную улыбку, её даже не хотелось скрывать медовым кофе с корицей.
Он ответил как есть, откровенностью на откровенность:
– Мне очень хотелось, чтобы Феззан помог вам отдохнуть душой и навсегда остался в вашем сердце.
Только об одном он умолчал, но для этого, конечно, было не время и не место.
Несмотря на то что балет не вызвал в Райнхарде того глубокого восторга, который описывал Меклингер, представление удивило финалом.
Райнхард моргнул, когда после мольбы героя о прощении главная героиня ожила. Потом они исполнили завершающий танец, который, наверное, должен был означать «И жили они долго и счастливо».
«В отличие от злого духа», – отметил Райнхард, глядя на чёрные перья – всё, что осталось от побеждённого лебедя.
Ночью Райнхард никак не мог уснуть. Он накинул халат и, взяв с полки первые попавшиеся книги, опустился в глубокое кресло. Полистал историю Альянса, затем принялся за историю династии Гольденбаумов, но через полчаса решил, что хватит с него врагов, тем более бывших.
Он подошёл к окну и прислонил ладонь к прохладному стеклу. Долго смотрел, как теплеет под пальцами, как медленно движутся снаружи светотени… и всё-таки решился позвонить Кирхайсу. На Одине ещё вечер, и вообще… Кто, как не друг, может помочь советом и правильными словами?
– Ты же знаешь, я никогда ни за кем не ухаживал, – говорил Райнхард четверть часа спустя, вслушиваясь в неожиданно робкие интонации собственного голоса. – Я даже не знаю, является ли ухаживанием то, что я делаю. Нас ведь никогда не оставляют наедине.
Кирхайс по ту сторону экрана понимающе улыбался.
– Думаешь, королева Элизевин не разглядит твоих намерений?
– А если она принимает это за обычные знаки внимания хозяина к своему гостю?
– Судя по тому, что ты рассказал, не похоже. Скорее всего, она понимает и разделяет твои чувства, но не хочет торопить события. Она сделает свой выбор, когда ты сделаешь свой.
Райнхард уткнулся лбом в ладонь.
– Но Веррозион, Кирхайс! Его целостность, риск потерять независимость… Элизевин никогда на это не пойдёт.
– Мы не помним, но, – Кирхайс оживился и подался вперёд, – на Земле браки между правителями были не такой уж редкостью. Больше двух тысяч лет назад, и тем не менее.
– Ты… откуда ты знаешь?
– Заинтересовался недавно и вот что выяснил: в основном, мужья и жёны получали титулы друг друга, но только на период жизни супруга, не наследуя правление страной. Нередко они становились регентами второй страны после вдовства, до совершеннолетия ребёнка. Иногда оба правили каждый своим государством или его частью – например, Филипп… кажется, Арагонский, да… и Изабелла Кастильская. После смерти Изабеллы кастильский престол перешёл не к мужу, а к дочери, а потом ко внуку. И вот уже этот внук стал первым королём объединённой страны.
Райнхард некоторое время молчал, слишком удивлённый, чтобы говорить, и наконец спросил:
– Ты ведь неслучайно этим заинтересовался?
Кирхайс помедлил, но затем наклонил голову.
– Если долго смотреть на звёзды, можно не увидеть того, что прямо перед глазами. Поверь мне, Райнхард. И доверься себе.
И хотя Райнхард полагал, что после этого разговора вообще не заснёт, его сморило на удивление быстро, будто от взгляда и ободряющих слов Кирхайса тревоги и сомнения волшебным образом рассеялись.
А потом было утро, с сияющим на ясном небе солнцем, с весенней свежестью в воздухе, с птичьим щебетом, предчувствием по-летнему жарких дней… и долгой дорогой почти через весь город.
Что привлекло Райнхарда в буклете небольшого культурного центра, расположенного в отдалённом квартале? Фразы про теплоту души, написанные простым шрифтом, или музыкальная открытка? А может, ему просто захотелось поддержать скромный, но яркий проект: никогда не угадаешь, в какой момент на небосклоне зажжётся новая звезда.
К счастью, организаторы оценили выпавший им шанс и не стали расшаркиваться с высокими гостями. Разумеется, почтительно поклонились, но никаких помпезных приветствий, дифирамбов или, того хуже, посвящений не было.
Кресла располагались по периметру большого зала овальной формы, и Райнхарда и Элизевин усадили по разные стороны напротив друг друга. Не успел он удивиться задумке, как погас свет и включился купол – нет, огромный экран со сверкающими звёздами и клубящимися туманностями. Напольное покрытие мгновенно превратилось в зеркальную поверхность, и Райнхард понял, для чего по центру оставили так много свободного пространства.
Зал летел сквозь космические дали достаточно плавно, чтобы сложилось нужное впечатление, но не возникло головокружения. И вдруг в сиянии падающей звезды появилась девочка лет двенадцати, в белом платье с широкими рукавами.
«Отверстие в полу? Оригинально замаскировано!»
Пока по залу неслась протяжная музыка, девочка читала, простирая руки вверх:
– И воздух весь в звёздах, и в облаке дыма кометы, ракеты проносятся мимо.**
Новая звезда превратилась в бутон и раскрылась, выпуская мальчика в тёмно-синем.
– И ноги с дороги так в пляске топочут, как бой, как прибой, как грома не грохочут, – продекламировал мальчик, а тем временем музыка стала более динамичной и напряжённой.
– Война, чья вина не имеет предела, чадя и смердя, наконец околела! – завершили дети вместе, и их рукава затрепетали на поднявшемся ветру, как крылья.
Затем из самого сердца туманности выпорхнула пара подростков постарше.
Первые ушли – растворились в звёздных скоплениях. Вторые закружились в простом танце, а когда разошлись, в их ладонях возникли белые голуби.
– Пойми любовь! – воззвал юноша, выпуская проекцию в звёздные просторы. – Ищи во взорах милой небесных благ, а не земных страстей.***
Девушка провела свободной рукой по воздуху, и вслед за её движением меж звёзд полетели розовые лепестки.
– Чтобы святой душа окрепла силой и не погас бы луч звезды твоей.
Голубка взлетела с её руки навстречу своему другу, а на следующих строках чтецы сняли с небосклона две звезды, которые от прикосновения засияли ещё ярче.
«Надеюсь, Элизевин тоже нравится», – подумал Райнхард и взглянул на королеву. Она смотрела прямо на него.
– Пойми любовь! Восторгами любезной ты не окуй себя, но окрыли, чтоб гостем быть обители надзвездной, а не рабом обманчивой земли.
Элизевин не отводила глаз, глядя на Райнхарда с другого конца Галактики. Только когда купол расчертили сияющие птицы, она запрокинула голову и улыбнулась их полёту.
Райнхард тоже посмотрел вверх. Космические птицы сверкали и переливались разными цветами, а вскоре образовали символ бесконечности, в сиянии которого пара чтецов исчезла и появилась другая.
Музыка стала тягучей и плавной.
– Любовь как явиться к тебе смогла? Как солнце пролилась, в цветах расцвела,**** – почти пел высокий девичий голос.
Райнхард вновь остановил взгляд на Элизевин… чтобы увидеть, что её взгляд замер на нём.
– Счастье, сверкая, с неба сошло и, крылья сложив, величаво вошло в мою цветущую душу.
Губы сами растянулись в улыбке, на которую Элизевин ответила смело и непринуждённо.
С купола снегом осыпались звёзды, а Райнхарду было так жарко, словно он внезапно очутился в пустыне.
– Есть снежных молчанье полей, есть звёзд бесконечность, но не так безмолвны они, как мыслей безгласных бег,***** – продолжал юноша посреди зала.
«Мыслей безгласных бег», – повторил про себя Райнхард, засмотревшись на звёзды.
Через полчаса представление закончилось, и включённые лампы обрушили на волшебное измерение свет реального мира. Когда чтецы вышли на поклон, Райнхард зааплодировал первый, а позже в фойе предложил директору центра место организатора дворцовых празднеств.
– Моему церемониймейстеру графу фон Зелле как раз нужен помощник, – добавил Райнхард, улыбаясь замершей фрау Зиберт.
– Хорошо, ваше величество, – она поклонилась, не зная, куда деть руки, и встряхнула ими. – С радостью буду работать у вас.
Она удалилась, а Райнхард глянул вправо, заметив возле гардероба какую-то суету. Там в окружении молодых сотрудниц центра изображал из себя звезду дю Бурж.
На общегалактическом министр говорил, чуть картавя, что, по-видимому, добавляло ему какого-то шарма. И он умел очаровывать, общаясь со всеми и с каждой как с единственной.
«Похоже, это его стиль, – нахмурился Райнхард. – Ещё и хвост этот пижонский».
Он поискал взглядом королеву Элизевин, но она стояла в стороне, максимально далеко от дю Буржа. Она смотрела в окно и казалась полностью погружённой в свои мысли.
Райнхард не стал её тревожить, ему и самому было о чём подумать.
День прошёл в рабочих делах и обсуждениях их с Оберштайном, но как только удавалось выныривать из этого потока, сознание взрывали мысли совсем о другом.
«Она сделает свой выбор, когда я сделаю свой», – вспоминал Райнхард, покручивая в руках чашку с вечерним кофе.
Наконец последний документ исчез в стопке разобранного, и Райнхард отпустил наместника. Несколько минут посидел в тишине, закрыв глаза, а потом вызвал секретаря.
– Эмиль, узнай адрес ближайшего цветочного магазина сети фрау Мозель.
* Das steht noch in den Sternen – написано на звёздах (немецкий фразеологизм, эквивалент «вилами по воде писано»).
** Строки из стихотворения Иоганна Клая (1616 – 1656) «Праздничный фейерверк по случаю рождения мира».
*** Цитаты из стихотворения Фридриха Рюккерта (1788 – 1866) «Пойми любовь».
**** Райнер Мария Рильке (1875 – 1926), строки из цикла «Любить».
***** Йозеф фон Эйхендорф (1788 – 1857), стихотворение «Тишина».
@музыка: Yanni & Chloe - "Test of Time".
@настроение: романтика.
