![](https://diary.ru/resize/-/-/2/9/8/6/2986712/g8Ot4.gif)
Внимание!
- 28 февраля – Райнхарду фон Лоэнграмму поручают переговоры с Веррозионом.
- 17 марта – прибытие имперской делегации на Веррозион.
- 18 марта – аудиенция имперцев в Нуво-Версале, знакомство с Константином и Элизевин де Ристан.
- 19 марта – взрыв в королевской библиотеке, похищение принцессы Элизевин.
- 19-27 марта – освободительная операция.
- 27 марта – Ненарушимый договор между Империей и Веррозионом.
- 19 апреля – Райнхард фон Лоэнграмм становится Главнокомандующим.
- 26 апреля – церемония создания Тринадцатого флота.
- 27 апреля – Тринадцатый флот отправляется на захват Изерлона; Юлиан встречает в кафе Франческу и Адама Джонсонов.
- 14 мая – взятие Тринадцатым флотом крепости Изерлон.
- 26 мая – флот Зигфрида Кирхайса уничтожает «Ожерелье Артемиды» вокруг планеты Лабарт.
- 29 мая – Райнхард принимает на службу Пауля фон Оберштайна.
- 30 мая – Комитет обороны отклоняет прошение Яна Вэньли об отставке.
- 18 июня – взрыв в штабе Мирной партии, Джессика Эдвардс становится новым лидером.
- 23 августа – начало вторжения Альянса на территорию Империи; Райнхард применяет тактику выжженной земли.
- 3 сентября – Великий Архиепископ приказывает де Вилье разработать план по установлению власти Культа.
- 6 сентября – король Константин принимает решение о перемирии с Теоросом.
- 5 октября – принцесса Элизевин прибывает на Теорос с расследованием.
- 20 октября – Веррозион вступает в войну на стороне Империи.
- 23 октября – столкновение Яна Вэньли и Кассиопеи Клер, завершение битвы при Амритсаре.
- 25 октября – Ян Вэньли становится командующим Изерлона.
- 5 ноября – коронация Эрвина-Йозефа фон Гольденбаума.
- 30 ноября – Зигфрид Кирхайс прибывает на Изерлон и встречается с Яном Вэньли и Юлианом Минцем, подписание перемирия и обмен военнопленными.
3597 – Красная Огненная Змея/797 КЭ/488 РК3597 – Красная Огненная Змея/797 КЭ/488 РК:
- 15 января – начало гражданской войны в Империи.
- 14-15 февраля – начало военного переворота в Альянсе, восстания на планетах Невтис, Каффер, Палмленд и Шампул.
- 28 февраля – мятежники захватывают Хайнессенполис.
- 3 марта – стычки на Вестерланде; принцесса Элизевин узнаёт правду о Мириам Альварес.
- 17 марта – подавление мятежа на планете Шампул.
- 18 марта – битва при Дории.
- 23 марта – бойня на стадионе Хайнессенполиса.
- 26 марта – предотвращение бомбардировки Вестерланда.
- 28 марта – Ян Вэньли уничтожает «Ожерелье Артемиды» вокруг Хайнессена, завершение военного переворота.
- 10 апреля – Вольфганг Миттермайер и Оскар фон Ройенталь отвоёвывают крепость Рентенберг.
- 16 апреля – Зигфрид Кирхайс захватывает крепость Гармиш.
- 26 апреля – Адам Джонсон становится учеником де Вилье.
- 1 мая – захват крепости Гайерсбург, покушение на Райнхарда, ранение Зигфрида.
- 19 мая – Райнхард фон Лоэнграмм становится герцогом и премьер-министром.
- 17 июля – битва за Теорос.
- 22 июля – Яна Вэньли вызывают на Хайнессен для следственной комиссии.
- 2-8 августа – следственная комиссия, Ян Вэньли уходит в отставку.
- 9 августа – возобновление военных действий между Империей и Альянсом.
- 15 августа – помолвка Зигфрида Кирхайса и Аннерозе фон Грюневальд.
- 16 августа – похищение императора Эрвина-Йозефа.
- 7 сентября – свадьба Зигфрида и Аннерозе.
- 11 сентября – сообщение о прибытии Эрвина-Йозефа на Хайнессен, основание Временного правительства; Райнхард объявляет о полномасштабном наступлении на Альянс.
- 16 сентября – Райнхард объявляет императрицей Иоланту фон Гольденбаум.
- 18 октября – раскрытие секрета теоросской стали, начало перевооружения веррозионской армии.
- 20 октября – успешное налаживание видеосвязи между Империей и Теоросом.
- 5 ноября – начало операции «Рагнарёк».
- 1 декабря – Фред Гринхилл летит с дипломатической миссией на Феззан.
- 28 декабря – Ройенталь возвращает Изерлон; Райнхард и Зигфрид прибывают на Феззан.
3598 – Жёлтая Земляная Лошадь/798 КЭ/489 РК/1 НК3598 – Жёлтая Земляная Лошадь/798 КЭ/489 РК/1 НК:
- 12 января – пожар в Санта-Белле, побег Мириам Альварес.
- 14 января – Ян даёт поручение Юлиану и Фреду отправиться на Землю.
- 21 января – войска Альянса выступают в поход против Империи.
- 2-3 февраля – битва при Рантемарио.
- 16 марта – Ян возвращается на службу и становится адмиралом флота.
- 29 марта – взрыв во дворце Карнавале во время раута тысячи свечей.
- 1 апреля – войско Альянса выступает в последний поход.
- 5-8 апреля – череда поражений имперского флота.
- 13 апреля – Райнхард отправляет флоты на зачистку баз.
- 17-18 апреля – битва при Вермиллионе.
- 18 апреля – первая личная встреча Яна Вэньли и Райнхарда фон Лоэнграмма.
- 25 апреля – Элизевин де Ристан становится королевой Веррозиона.
- 28 апреля – прибытие Райнхарда на Хайнессен.
- 5 мая – упразднение Альянса, Оскар фон Ройенталь назначен губернатором Нойеланда.
- 30 мая – отречение Иоланты.
- 3 июня – коронация Райнхарда фон Лоэнграмма.
- 15 июня – Кассиопея Клер и Лорена Таллар отправляются на Землю с Веррозиона.
- 5 июля – Юлиан Минц и Фред Гринхилл отбывают на Землю с Хайнессена.
- 14 июля – теракт в саду Генри Моутона.
- 18 июля – Веррозион приобретает электромагнитную пушку.
- 25 июля – Юлиан и Фред проникают в убежище Культа Земли.
- 29 июля – команда веррозионцев внедряется в ряды культистов.
- 31 июля – альянсовцы и веррозионцы проникают в информаторий Культа и совершают побег.
- 4 августа – прибытие Яна Вэньли в Тернесен на открытие памятника и сквера, посвящённых Джессике Эдвардс, засада Патриотов-Рыцарей.
- 6 августа – Оскар фон Ройенталь ликвидирует корпус Патриотов-Рыцарей и начинает обыски в отделениях Культа Земли.
- 21 августа – первая личная встреча Яна Вэньли и Кассиопеи Клер.
- 22 августа – Ян принимает предложение Райнхарда об участии в операции против терраистов.
- 25 ноября – флотилия Райнхарда выдвигается по направлению к Земле.
- 4 декабря – силы Империи, Альянса, Веррозиона и Теороса соединяются у Эриды.
- 8 декабря – операция против Культа Земли.
- 13 декабря – церемония по погибшим, предварительное соглашение насчёт автономии Баалат.
3599 – Жёлтая Земляная Коза/799 КЭ/2 НК3599 – Жёлтая Земляная Коза/799 КЭ/2 НК:
- 20 марта – родился Леон Кирхайс.
- 29 марта – основание Баалатской автономии.
- 5 декабря – выбраны эмблема и девиз Первых Галактических игр.
@музыка: Il Volo - "Grande amore".
@настроение: метитативное.
@темы: Организационное, Хронология
Глава первая. Веррозионцы
Глава вторая. Утро нового дня
Глава третья. Гром среди ясного неба
Глава четвёртая. Паутина
Глава пятая. Свет и смерть
Глава шестая. Другая война
Глава седьмая. Пленница
Глава восьмая. Ненарушимый договор
Глава девятая. Невинность и невиновность
Глава десятая. Последнее первое испытание
Глава одиннадцатая. Секрет могущества
Глава двенадцатая. Пока не звенят клинки
Глава тринадцатая. Амритсар
Глава четырнадцатая. Близкие люди
Глава пятнадцатая. Стальная змея в саду белых лилий
Глава шестнадцатая. Перевёрнутый мир
Глава семнадцатая. Что скрывают маски
Глава восемнадцатая. Стрела насквозь
Глава девятнадцатая. Вестерланд
Глава двадцатая. Чудовища старые и новые
Глава двадцать первая. Время замедляет ход
Глава двадцать вторая. Цветы зла. Милосердие
Глава двадцать третья. Цветы зла. Триумф
Глава двадцать четвёртая. Подводные камни
Глава двадцать пятая. Кукловоды и марионетки
Глава двадцать шестая. Быстрое течение истории
Глава двадцать седьмая. Жвачка
Глава двадцать восьмая. Игры взрослых детей
Глава двадцать девятая. Затишье
Глава тридцатая. Власть
Глава тридцать первая. Гамбит
Глава тридцать вторая. Взгляд со стороны
Глава тридцать третья. Предел возможностей
Глава тридцать четвёртая. Бойся льда и огня
Глава тридцать пятая. Путь открыт
Глава тридцать шестая. Дым над Санта-Беллой
Глава тридцать седьмая. Зёрна истины
Глава тридцать восьмая. Рантемарио
Глава тридцать девятая. Раут тысячи свечей
Глава сороковая. То, что правильно, и то, что легко
Глава сорок первая. Разделение
Глава сорок вторая. Зов звёздных дорог
Глава сорок третья. Вермиллион
Глава сорок четвёртая. Глаза в глаза
Глава сорок пятая. Нити
Глава сорок шестая. Звенья одной цепи
Глава сорок седьмая. Выцветшие страницы
Глава сорок восьмая. Алые лепестки
Глава сорок девятая. Лилия и лев
Глава пятидесятая. Земля – моя мать
Глава пятьдесят первая. Землю в мои руки
Глава пятьдесят вторая. Столкновение в Тернесене
Глава пятьдесят третья. Пробуждение вулкана
Глава пятьдесят четвёртая. Мост для мудрецов
Глава пятьдесят пятая. Эрида, перепутье истории
Глава пятьдесят шестая. Подземные орхидеи жаждут крови
Глава пятьдесят седьмая. Ярость
Глава пятьдесят восьмая. Храм света и тьмы
Глава пятьдесят девятая. Её величество Скорбь
Глава шестидесятая. Юность и надежды
Глава шестьдесят первая. Шаги в будущее
Эпилог
@музыка: Epic Score - "Full Armor, Full Force".
@настроение: вдохновение.
@темы: Оглавление, Организационное
Картина с простым названием «На отдыхе» превратила Нова-Дению в Южном полушарии Теороса в город-мечту. Платановые аллеи дарили столь желанную летом тень, окна и балконы украшала буйно цветущая растительность, а владельцы ресторанов соперничали друг с другом в оригинальности меню и оформления.
К счастью, обо всём этом Элизевин теперь знала не понаслышке и не из бесед с отдохнувшими и посвежевшими подданными.
Новость, что король и королева – или император и императрица, кому что было ближе – проведут медовый месяц на побережье Нова-Дении, разлетелась со скоростью сверхсветового шаттла. Коттедж был забронирован заранее, маршруты – расписаны от и до, но избежать чрезмерного внимания оказалось возможным только благодаря талантам Кислинга и Натали.
Тот самый дом, в котором художник писал свой пейзаж, стал картинной галереей, поэтому Элизевин и Райнхард выбрали другой, расположенный чуть дальше от моря, зато окружённый перелеском.
«Поразительно, что всё так…» – размышляла Элизевин, глядя из открытого окна на заросли цветущего розмарина и пенящиеся за ними волны.
Что репродукции нашумевшей картины добрались даже до музеев Феззана… что Элизевин словно магнитом потянуло к этому побережью… что отец, как вспомнил министр дю Бурж, тоже интересовался им.
«Ты видишь это, отец? Ты ведь хотел приехать сюда, правда?»
Порыв ветра донёс до Элизевин аромат розмарина, и она жадно втянула его ноздрями.
Вернувшись в гостиную, она села на диван рядом с мужем и поинтересовалась:
– Как успехи, ваше величество?
– По-моему, лучше, чем три дня назад, – ответил он на веррозионском, откладывая аудиоразговорник. – Что думаешь ты?
– И правда, твоё произношение намного чище. Ты схватываешь на лету, – и перешла на имперский: – Не думала, что изучение языка может быть таким увлекательным, но ты вдохновил меня продолжать.
Она прислонилась головой к плечу Райнхарда и подхватила длинную прядь.
– Как у вас волосы отросли.
– Вам нравится? – в его тоне почти не было вопроса, хотя она никогда не говорила ему.
– Да, очень. Вам идёт.
И улыбнулась той игре, которая сложилась у них сама собой: на общегалактическом они говорили друг другу «вы», на веррозионском и имперском переходили на «ты». Своеобразный код, традиция. Может, даже ребячество, но… оно до дрожи будоражило и заставляло сердце отбивать барабанную дробь. Как сейчас.
Райнхард разгладил манжету на рукаве её платья, глядя прямо в глаза, так пристально, будто от этого зависело будущее Галактики.
Короткая трель входящего сигнала заставила их обоих вздрогнуть и отстраниться друг от друга.
Эжени, которая руководила конкурсом на лучшую эмблему Первых галактических игр, прислала победивший вариант.
Пять четырёхконечных звёзд, расположенных в шахматном порядке, соприкасались лучами на тёмно-синем фоне.
– И у всех свой цвет, – отметил Райнхард, проводя по экрану.
– Погадаем, где чей?
Муж негромко хохотнул.
– Попробуем. Голубой – очевидно, Баалат. Только на их флаге есть этот цвет. Зелёный?
– Тут тоже понятно: Теорос. А белый – Веррозион.
– Вот только насчёт Нойеланда и Империи… Красный и жёлтый, оба цвета подходят.
– Но на флаге Нойеланда всё же больше красного.
«И эти земли были завоёваны в кровавых битвах», – пришло Элизевин в голову, но она не стала это озвучивать. Вряд ли автор подразумевал нечто подобное, да и прямо сейчас думать о войне и крови не хотелось.
– Значит, красный для Нойеланда и жёлтый для Империи. Кстати, а кто автор?
– Эжени пишет, что… – Элизевин нашла взглядом нужную строку. – Изабель дель Сизне из Санта-Вероники, четырнадцать лет. И ещё есть девиз.
– Возводя мосты над океаном звёзд, – прочитал Райнхард. – Неплохо.
– Что интересно, его автор – юноша из Баалата. Уильям Тёрнер, пятнадцать лет.
Они переглянулись. Зная, о чём думает муж, Элизевин бегло улыбнулась и, коротко кивнув, накрыла его руку своей.
Дети народов, с которыми они воевали… Дети, которым наверняка пришлось страдать… Разделённые тысячами парсеков, объединённые общим символом.
Дыхание перехватило, и Элизевин сглотнула.
– Значит, перо всё же сильнее меча? – произнесла она полуутвердительно.
– Фраза Яна Вэньли?
– Нет, он это цитировал*.
– Пока сильнее, и так будет ещё лет семьдесят. Потом… – Райнхард неожиданно рассмеялся, помотал головой, прищурившись. – Одно я знаю точно: хотя это непросто, мне хочется привыкнуть к обычной одежде.
Он развёл руками, переводя ироничный взгляд с домашних брюк на рукава просторной рубашки.
– Мундиры всегда успеем надеть, правда? – Элизевин усмехнулась.
– А Ян Вэньли… то есть, чета Ян… Может, в ответ на ананас отправим им голографический камин**?
Элизевин прыснула. Она была уверена, что добавить к свадебным подаркам ананас придумала Касси. Подсказала же она когда-то отцу идею с оливковыми деревьями.
– Думаю, сначала надо навестить их, – Элизевин перешла на веррозионский: – Познакомишься с ясновидящим котом. Ты ему понравишься.
– Но если нет, у нас будут проблемы? – спросил Райнхард полушутливо.
Она пожала плечами.
– Вообще Рагнир и правда стоит посетить, моя императрица. Говорят, строящийся стадион уже сейчас впечатляет.
Кивнув, Элизевин поднялась и с улыбкой протянула ему руку.
– Прогуляемся, ваше величество?
Песчаная тропа, ведущая к морю, спускалась полого, благодаря чему высота почти не ощущалась. Волны мерно перекатывались, раз за разом накрывая берег шелестящей пеной. Вдали, паря над водой, перекрикивались чайки.
Элизевин сняла сандалии, как только вышла на берег, и теперь чуть вздрагивала, когда стопы омывало прохладными волнами.
– Такое умиротворение, – медленно произнесла она. – Но так будет не всегда.
– Конечно, не всегда, но… – Райнхард подошёл ближе и обнял её за плечи. – Мы с детства учились преодолевать трудности, справимся и с новыми. Главное – достичь цели своей жизни и никогда ни о чём не жалеть.
* «Перо сильнее меча» – пословица, созданная английским писателем Эдвардом Бульвер-Литтоном (1803 – 1873).
** Камин – древний символ гостеприимства, ананас означает гостеприимство в Новом свете.
@музыка: Mark Petrie - "From Within".
@настроение: даже не верится!
В лучах закатного солнца кабинет казался фрагментом оранжево-жёлтой мозаики, и Райнхард с удовольствием полюбовался бы видом из окна. Жаль, прямо сейчас надо было сосредоточиться на неприятной встрече. Зато совсем не обязательно скрывать своё отношение.
– У меня мало времени, – начал он, облокотившись на ручку кресла и подперев подбородок пальцами.
Гостья стояла в пяти шагах от Райнхарда и смотрела на него с такой вызывающей наглостью, что её хотелось немедленно арестовать.
– Я спрошу вас только об одном, – Райнхард чуть возвысил голос. – Когда вы подстраивали убийство уважаемых офицеров Альянса Свободных Планет… где была ваша честь?
Бывшая сиделка Тильда Ларсен насупилась.
– Я не терраистка! Мне просто заплатили.
– Знаю. Поэтому вас и смогли найти. С великим трудом, надо сказать. У вас прямо талант скрываться и заметать следы.
– В Тернесене мне нужны были деньги и некоторые сведения, – женщина ухмыльнулась, что сделало её лицо жёстче и неприятнее.
«Она в самом деле прогнила насквозь».
– Значит, ваша честь – это деньги. И ваша цена сейчас…
– Пятьдесят миллионов марок.
Райнхард не мог видеть выражение лица стоявшего рядом Оберштайна, но Кислинг у двери расширил глаза и поморщился.
– Взамен я выдам имена оставшихся терраистов, адреса связных и всё, что знаю о Культе.
– Откуда эти сведения у обычной сиделки? – раздался справа негромкий голос Оберштайна.
– Никакая я не обычная, – женщина вскинула голову. – Мой дед был Патриотом-Рыцарем и оставил мне самую секретную информацию, до которой не добраться извне.
«Вообще-то Кесслер уже занимается поиском самых глубоких «корней», но…»
– Никто не поручится за её актуальность, – наконец разомкнул губы Райнхард.
– Да, сведения старые, поэтому они и на вес золота. С их помощью вы выйдете на самых тайных агентов терраистов. Пока можете арестовать меня, мне всё равно негде прятаться. Но когда покончите с остатками Культа…
Райнхард хмыкнул и выпрямился.
– Я понял. Вы получите то, чего хотите, фрау Ларсен, даю вам слово. Так где сейчас хранится такая важная информация?
Когда преступницу увели и Кислинг оставил Райнхарда с Оберштайном, наместник тут же склонился над креслом.
– Ваше величество, эта женщина – предатель, которому при режиме Лоэнграммов не место среди живых.
Райнхард скосил на него глаза.
– Не волнуйтесь, Оберштайн. Кесслер предоставил мне исчерпывающую информацию о том, как именно она зарабатывала на жизнь и какие трюки использовала. Такие люди не меняются, сколько бы миллионов ни получили.
Наместник прикрыл электронные глаза и тонко улыбнулся.
– Понимаю. Мы установим за ней слежку и задержим при первом удобном случае.
– Только вот… – Райнхард помедлил и откинул назад прядь отросших до плеч волос, – я дал ей слово и не намерен его нарушать. Зато баалатцы ничего ей не обещали. Пусть люди Ромски займутся ею. В конце концов, по вине этой двуногой гиены были убиты его соотечественники.
Поклонившись, Оберштайн удалился, и Райнхард подошёл к окну. Жёлтые краски неба постепенно сменялись багряными, а вдали, в трёх кварталах от Гостевого дворца, возвышались подъёмные краны. Там возводили Рубенбрюнн, будущую императорскую резиденцию. А подальше, в стороне космопорта, снижались быстрые звёзды – вереница пассажирских кораблей.
Ещё в Новый год Райнхард объявил о переносе столицы, и теперь на Феззан прибывало всё больше имперцев, а счета владельцев съёмного жилья пополнялись со скоростью света.
«Феззан меняется, – думал Райнхард, скользя взглядом по аккуратным дворцовым клумбам. – Подчинившись Империи, но сохранив гильдии независимых торговцев, он соединил в себе черты старого и нового времени».
Он посмотрел на часы в отражении, вернулся к столу и, сверив время уже прямым взглядом, включил экран.
В рагнирском Большом зале Конгресса все кресла были заняты, что всячески подчёркивалось разными ракурсами. Журналисты сновали между рядами, несколько человек переговаривались в дверях, а комментатор за кадром разливался соловьём про историческое значение момента. Впрочем, на этот раз он был прав.
На сцену вышел крепкий брыластый мужчина, мгновенно превратив фоновый шум в звенящую тишину.
Встав за трибуну, он заговорил уверенным голосом человека, привыкшего к выступлениям:
– Я, Франческо Ромски, настоящим объявляю о создании Баалатской автономии. Её правительство является истинно демократическим и согласуется с волей народа – главной опоры республиканских идеалов. Хочу поблагодарить вас всех за то, что вы оберегаете росток демократии. Спасибо вам.
Ромски склонил седеющую голову, и камера отобразила зрителей, среди которых, конечно же, был Ян Вэньли.
«Он даже не в первом ряду», – мгновенно отметил Райнхард.
– Осуществление свободы, равенства и народовластия, начатое во времена Але Хайнессена, будет продолжаться, – с достоинством завершил первый глава автономии. – Да здравствует Баалат!
– Да здравствует Баалат! – подхватили все. – Виват, демократия!
В этот миг даже строгое лицо взиравшего с портрета Але Хайнессена, казалось, осветила торжествующая улыбка.
Подброшенные головные уборы сменило изображение флага. От альянсовского баалатцы сохранили пятиконечную звезду на фоне чередующихся полос, но убрали красную и добавили к звезде лавровый венок и пятигранник с заострёнными углами, напоминающий древнее метательное оружие.
«Победа мира и духовности над войной, но и готовность защищать их. Умно».
Райнхард дослушал новый гимн, про гордость народа и крылатую свободу, и выключил экран.
«Ещё три года назад я не мог смириться с тем, что кто-то, кроме меня, творит историю, – думал он, рассеянно водя глазами по потолку. – А сейчас меня это даже не тревожит. Почему?»
Однако он не стал углубляться в эти мысли и занялся насущными вопросами.
– Ваше величество, – вызванный по внутренней связи Эмиль учтиво поклонился.
– Что с программой на время визита королевы?
– Всё расписано, – секретарь подал папку.
– Космический производственный центр… Всё ли хорошо со светом? Зимой была какая-то поломка.
– Устранили, ваше величество.
– Акустика в театре? Меню в буфете?
Эмиль уверенно кивнул.
– Национальный театр славится не только своими постановками, но и тщательной организацией.
– Хорошо. С центром «Мгновение вечности» всё в порядке?
– Да, купол отремонтирован две недели назад, уже было несколько показов. Организаторы обещают яркое и незабываемое шоу, – улыбнулся Эмиль.
– Что ж, должно быть, они очень уверены в себе. Интересно будет их посетить.
Королева прибыла следующим вечером. «Тевтатес», заслонивший стержень Орбитального лифта, величаво опустился на заполненную народом площадь. Дождавшись, пока гости сойдут по ковровой дорожке, Райнхард вышел вперёд, а за ним – наместник Оберштайн и его заместитель вице-адмирал Фернер.
Элизевин сопровождали министр промышленности де Тоннер и министр культуры дю Бурж, непохожесть которых сразу бросалась в глаза: застёгнутый на все пуговицы, очень высокий и худощавый де Тоннер – и широкоплечий дю Бурж, с забранными в хвост волосами и лёгкой небритостью, напоминающий пиратов из детских книг.
– Поздравляю вас с новым статусом, – улыбнулась королева, когда они проходили мимо репортёров. – Если не ошибаюсь, десять дней назад вы стали дядей.
Райнхард отвёл лицо от череды фотовспышек и ответил:
– Да, малыш Леон родился здоровым и крепким. Когда позволят дела, я навещу семью на Одине. Маленькие дети плохо переносят космические полёты.
А кроме того… младенцы были для Райнхарда существами из другой Галактики, и даже осознание, что это ребёнок Кирхайса и Аннерозе, не могло вытеснить неловкость и растерянность.
– И ещё нужно дать время себе, верно? – безошибочно прочитала его мысли собеседница.
Он коротко кивнул, но они были не одни, поэтому Райнхард сменил тему на нейтральную – о неожиданно неустойчивой погоде и невозможности её контролировать. Министр де Тоннер высказался насчёт технологий, которые можно применить для этого в будущем, однако развить мысль не успел: они уже дошли до автомобилей.
Ехали меньше пяти минут, так что разговоры, важные и очень важные, были отложены на завтра и последующие дни. Но Райнхард не спешил: ему хотелось, чтобы Феззан… нет, чтобы он сам поразил Элизевин в самое сердце – и должно было случиться именно так.
Королеву и её подданных разместили в правом крыле дворца. Оберштайн предлагал гостиничные апартаменты, однако Райнхард наотрез отказался.
– Мои гости не будут прозябать в каком-то отеле. Лучше усильте охрану.
Но он себе не лгал: у этого решения были и личные причины.
Когда королева удалилась в приготовленные для неё комнаты, Райнхард подозвал Эмиля.
– Розы?
– Всё, как вы приказали, ваше величество. Бордовые и белые, у входа, возле окна и на столе в гостиной.
– И ещё… Перепадов температуры внутри помещений быть не должно, но на всякий случай пусть проверят кондиционеры.
– Уже сделано, – Эмиль улыбнулся, и в его глазах вдруг заискрилось лукавство.
Райнхард подавил смешок и направился к себе. Настроение стремительно летело ввысь.
Официальная программа началась следующим утром с посещения космического центра и знакомства с его директором и главным инженером-конструктором.
Сначала господа Хофф и Бергер гордо демонстрировали экспериментальные образцы малых межгалактических кораблей, затем развернули чертежи. Райнхард заметил, с каким интересом Элизевин впилась взглядом в пересечения линий и эллипсов.
– Механизмы гипердвигателя рассредоточены по всему кораблю? – спросила она.
– Да, ваше величество, – поклонился директор Хофф. – Это значительно экономит место.
Райнхард нахмурился.
– Но разве это надёжно? Как механизмы сообщаются между собой?
– С помощью сверхпроводящей проволоки, – пухлые пальцы ловко заскользили по чертежу. – А шестиосевой стабилизатор обеспечивает бесперебойную работу. Он встроен в нижнюю часть судна и защищён титановым покрытием, которое использовалось при возведении Гайерсбурга.
– Значит, вы сможете сконструировать пассажирские двухпалубные корабли? – в тоне королевы зазвучала вкрадчивость пополам с вызовом.
– Пассажирские двухпалубные? – голос директора взлетел под потолок ангара.
Хофф перевёл растерянный взгляд на главного конструктора, который мотнул лысеющей головой и ответил:
– Не потянет, слишком тяжело даже с учётом распределения веса.
Господин де Тоннер поправил круглые очки на переносице и кашлянул.
– А если облегчить с помощью теоросской стали?
Райнхард распахнул глаза.
«Так вот откуда такой интерес!»
– Конечно, она не панацея от всех проблем, – министр предупреждающе выставил руку, – да и руда тогда быстро истощится. Если только ваше величество не заинтересуется этим проектом.
Райнхард встретил выжидающий взгляд де Тоннера и прищурился.
– Слушаю вас.
– Чтобы сохранить действующие рудники и в то же время открыть новые месторождения, нужно дополнительное финансирование. Веррозион сделает свой вклад, но как насчёт Империи?
Райнхард засомневался, и тут заговорила Элизевин:
– Все компании, которые обеспечивают космические перелёты, национализированы, так?
– Естественно.
– И когда пассажирооборот вырастет, казна получит намного больше, чем было затрачено.
Её глаза горели живым огнём азарта, и Райнхарду вспомнились давние слова сестры:
– Ты сияешь так, словно для тебя нет ничего невозможного.
Он, конечно, понимал, что это значит, но в глазах других такого огня не видел… или просто не замечал?
– Думаю, в этом есть смысл. Обсудим вопрос подробнее, ваше величество?
Результатом стало предварительное соглашение о проекте по сохранению полезных ископаемых Теороса. Всё это пока было написано на звёздах*, но Райнхарда устраивал и такой расклад. Он обещал новое интересное начало и новое сотрудничество… с ней.
Вечером они отправились на балет. Ещё три недели назад, определившись с театром, Райнхард доверил выбор представления самому просвещённому офицеру адмиралитета, музыканту, художнику и поэту в одном лице – Эрнесту Меклингеру.
– Это очень красивая история с глубоким смыслом, ваше величество, – пробасил адмирал. – А какое оформление! Костюмы и декорации можно рассматривать часами.
– Вот как…
Впрочем, даже если поэтическая натура Меклингера слегка преувеличила зрелищность, его вкус был безупречным, в чём Райнхард убедился уже на первых минутах представления.
Спокойная перекличка флейт и скрипок, наполненная затаённым ожиданием, сменилась бодрыми, слегка тревожными аккордами. Потом поднялся занавес, открывший декорации в античном стиле, которые освещала полная луна. На фоне мягких оттенков костюмы танцоров казались пёстрым разноцветьем, однако не раздражали глаза.
А присутствие рядом Элизевин делало вечер… ещё более другим и особенным, хотя Райнхард и старался не бросать на неё взгляды, не втягивать носом сладковатый цветочный аромат духов, не засматриваться на покоящиеся на коленях ладони, не…
Он чуть тряхнул головой, сморгнул и сосредоточился на происходящем внизу. Главные танцоры кружились на фоне ночного озера в лёгком тумане, словно паря в синеве. Райнхард помнил, что это спокойствие мнимое и всё закончится трагедией, но прямо сейчас в это не верилось.
В перерыве, оставив адмирала Меклингера обсуждать с дю Буржем преимущества разных постановок, Райнхард присоединился к Элизевин в буфете.
– Даже не знаю, что взять, – призналась она со смешком, поправив алую накидку на плечах. – Всё так аппетитно выглядит.
– Тогда позволите выбрать за вас?
Райнхард вздрогнул: он и не предполагал, что его голос может звучать так – глубоко и… непривычно.
Для королевы это тоже, видимо, стало неожиданностью. Она пронзила его удивлённо-заинтересованным взглядом и медленно кивнула.
Позже, когда они лакомились персиковым пирогом, Элизевин тихо, насколько позволяли голоса вокруг и присутствие охраны, произнесла:
– Ваше величество, цветы великолепны, – и прибавила ещё тише, наклонившись к Райнхарду: – И это представление… Вы вернули меня в то время, когда я могла беззаботно наслаждаться балетом. Спасибо.
Райнхард не стал сдерживать довольную улыбку, её даже не хотелось скрывать медовым кофе с корицей.
Он ответил как есть, откровенностью на откровенность:
– Мне очень хотелось, чтобы Феззан помог вам отдохнуть душой и навсегда остался в вашем сердце.
Только об одном он умолчал, но для этого, конечно, было не время и не место.
Несмотря на то что балет не вызвал в Райнхарде того глубокого восторга, который описывал Меклингер, представление удивило финалом.
Райнхард моргнул, когда после мольбы героя о прощении главная героиня ожила. Потом они исполнили завершающий танец, который, наверное, должен был означать «И жили они долго и счастливо».
«В отличие от злого духа», – отметил Райнхард, глядя на чёрные перья – всё, что осталось от побеждённого лебедя.
Ночью Райнхард никак не мог уснуть. Он накинул халат и, взяв с полки первые попавшиеся книги, опустился в глубокое кресло. Полистал историю Альянса, затем принялся за историю династии Гольденбаумов, но через полчаса решил, что хватит с него врагов, тем более бывших.
Он подошёл к окну и прислонил ладонь к прохладному стеклу. Долго смотрел, как теплеет под пальцами, как медленно движутся снаружи светотени… и всё-таки решился позвонить Кирхайсу. На Одине ещё вечер, и вообще… Кто, как не друг, может помочь советом и правильными словами?
– Ты же знаешь, я никогда ни за кем не ухаживал, – говорил Райнхард четверть часа спустя, вслушиваясь в неожиданно робкие интонации собственного голоса. – Я даже не знаю, является ли ухаживанием то, что я делаю. Нас ведь никогда не оставляют наедине.
Кирхайс по ту сторону экрана понимающе улыбался.
– Думаешь, королева Элизевин не разглядит твоих намерений?
– А если она принимает это за обычные знаки внимания хозяина к своему гостю?
– Судя по тому, что ты рассказал, не похоже. Скорее всего, она понимает и разделяет твои чувства, но не хочет торопить события. Она сделает свой выбор, когда ты сделаешь свой.
Райнхард уткнулся лбом в ладонь.
– Но Веррозион, Кирхайс! Его целостность, риск потерять независимость… Элизевин никогда на это не пойдёт.
– Мы не помним, но, – Кирхайс оживился и подался вперёд, – на Земле браки между правителями были не такой уж редкостью. Больше двух тысяч лет назад, и тем не менее.
– Ты… откуда ты знаешь?
– Заинтересовался недавно и вот что выяснил: в основном, мужья и жёны получали титулы друг друга, но только на период жизни супруга, не наследуя правление страной. Нередко они становились регентами второй страны после вдовства, до совершеннолетия ребёнка. Иногда оба правили каждый своим государством или его частью – например, Филипп… кажется, Арагонский, да… и Изабелла Кастильская. После смерти Изабеллы кастильский престол перешёл не к мужу, а к дочери, а потом ко внуку. И вот уже этот внук стал первым королём объединённой страны.
Райнхард некоторое время молчал, слишком удивлённый, чтобы говорить, и наконец спросил:
– Ты ведь неслучайно этим заинтересовался?
Кирхайс помедлил, но затем наклонил голову.
– Если долго смотреть на звёзды, можно не увидеть того, что прямо перед глазами. Поверь мне, Райнхард. И доверься себе.
И хотя Райнхард полагал, что после этого разговора вообще не заснёт, его сморило на удивление быстро, будто от взгляда и ободряющих слов Кирхайса тревоги и сомнения волшебным образом рассеялись.
А потом было утро, с сияющим на ясном небе солнцем, с весенней свежестью в воздухе, с птичьим щебетом, предчувствием по-летнему жарких дней… и долгой дорогой почти через весь город.
Что привлекло Райнхарда в буклете небольшого культурного центра, расположенного в отдалённом квартале? Фразы про теплоту души, написанные простым шрифтом, или музыкальная открытка? А может, ему просто захотелось поддержать скромный, но яркий проект: никогда не угадаешь, в какой момент на небосклоне зажжётся новая звезда.
К счастью, организаторы оценили выпавший им шанс и не стали расшаркиваться с высокими гостями. Разумеется, почтительно поклонились, но никаких помпезных приветствий, дифирамбов или, того хуже, посвящений не было.
Кресла располагались по периметру большого зала овальной формы, и Райнхарда и Элизевин усадили по разные стороны напротив друг друга. Не успел он удивиться задумке, как погас свет и включился купол – нет, огромный экран со сверкающими звёздами и клубящимися туманностями. Напольное покрытие мгновенно превратилось в зеркальную поверхность, и Райнхард понял, для чего по центру оставили так много свободного пространства.
Зал летел сквозь космические дали достаточно плавно, чтобы сложилось нужное впечатление, но не возникло головокружения. И вдруг в сиянии падающей звезды появилась девочка лет двенадцати, в белом платье с широкими рукавами.
«Отверстие в полу? Оригинально замаскировано!»
Пока по залу неслась протяжная музыка, девочка читала, простирая руки вверх:
– И воздух весь в звёздах, и в облаке дыма кометы, ракеты проносятся мимо.**
Новая звезда превратилась в бутон и раскрылась, выпуская мальчика в тёмно-синем.
– И ноги с дороги так в пляске топочут, как бой, как прибой, как грома не грохочут, – продекламировал мальчик, а тем временем музыка стала более динамичной и напряжённой.
– Война, чья вина не имеет предела, чадя и смердя, наконец околела! – завершили дети вместе, и их рукава затрепетали на поднявшемся ветру, как крылья.
Затем из самого сердца туманности выпорхнула пара подростков постарше.
Первые ушли – растворились в звёздных скоплениях. Вторые закружились в простом танце, а когда разошлись, в их ладонях возникли белые голуби.
– Пойми любовь! – воззвал юноша, выпуская проекцию в звёздные просторы. – Ищи во взорах милой небесных благ, а не земных страстей.***
Девушка провела свободной рукой по воздуху, и вслед за её движением меж звёзд полетели розовые лепестки.
– Чтобы святой душа окрепла силой и не погас бы луч звезды твоей.
Голубка взлетела с её руки навстречу своему другу, а на следующих строках чтецы сняли с небосклона две звезды, которые от прикосновения засияли ещё ярче.
«Надеюсь, Элизевин тоже нравится», – подумал Райнхард и взглянул на королеву. Она смотрела прямо на него.
– Пойми любовь! Восторгами любезной ты не окуй себя, но окрыли, чтоб гостем быть обители надзвездной, а не рабом обманчивой земли.
Элизевин не отводила глаз, глядя на Райнхарда с другого конца Галактики. Только когда купол расчертили сияющие птицы, она запрокинула голову и улыбнулась их полёту.
Райнхард тоже посмотрел вверх. Космические птицы сверкали и переливались разными цветами, а вскоре образовали символ бесконечности, в сиянии которого пара чтецов исчезла и появилась другая.
Музыка стала тягучей и плавной.
– Любовь как явиться к тебе смогла? Как солнце пролилась, в цветах расцвела,**** – почти пел высокий девичий голос.
Райнхард вновь остановил взгляд на Элизевин… чтобы увидеть, что её взгляд замер на нём.
– Счастье, сверкая, с неба сошло и, крылья сложив, величаво вошло в мою цветущую душу.
Губы сами растянулись в улыбке, на которую Элизевин ответила смело и непринуждённо.
С купола снегом осыпались звёзды, а Райнхарду было так жарко, словно он внезапно очутился в пустыне.
– Есть снежных молчанье полей, есть звёзд бесконечность, но не так безмолвны они, как мыслей безгласных бег,***** – продолжал юноша посреди зала.
«Мыслей безгласных бег», – повторил про себя Райнхард, засмотревшись на звёзды.
Через полчаса представление закончилось, и включённые лампы обрушили на волшебное измерение свет реального мира. Когда чтецы вышли на поклон, Райнхард зааплодировал первый, а позже в фойе предложил директору центра место организатора дворцовых празднеств.
– Моему церемониймейстеру графу фон Зелле как раз нужен помощник, – добавил Райнхард, улыбаясь замершей фрау Зиберт.
– Хорошо, ваше величество, – она поклонилась, не зная, куда деть руки, и встряхнула ими. – С радостью буду работать у вас.
Она удалилась, а Райнхард глянул вправо, заметив возле гардероба какую-то суету. Там в окружении молодых сотрудниц центра изображал из себя звезду дю Бурж.
На общегалактическом министр говорил, чуть картавя, что, по-видимому, добавляло ему какого-то шарма. И он умел очаровывать, общаясь со всеми и с каждой как с единственной.
«Похоже, это его стиль, – нахмурился Райнхард. – Ещё и хвост этот пижонский».
Он поискал взглядом королеву Элизевин, но она стояла в стороне, максимально далеко от дю Буржа. Она смотрела в окно и казалась полностью погружённой в свои мысли.
Райнхард не стал её тревожить, ему и самому было о чём подумать.
День прошёл в рабочих делах и обсуждениях их с Оберштайном, но как только удавалось выныривать из этого потока, сознание взрывали мысли совсем о другом.
«Она сделает свой выбор, когда я сделаю свой», – вспоминал Райнхард, покручивая в руках чашку с вечерним кофе.
Наконец последний документ исчез в стопке разобранного, и Райнхард отпустил наместника. Несколько минут посидел в тишине, закрыв глаза, а потом вызвал секретаря.
– Эмиль, узнай адрес ближайшего цветочного магазина сети фрау Мозель.
* Das steht noch in den Sternen – написано на звёздах (немецкий фразеологизм, эквивалент «вилами по воде писано»).
** Строки из стихотворения Иоганна Клая (1616 – 1656) «Праздничный фейерверк по случаю рождения мира».
*** Цитаты из стихотворения Фридриха Рюккерта (1788 – 1866) «Пойми любовь».
**** Райнер Мария Рильке (1875 – 1926), строки из цикла «Любить».
***** Йозеф фон Эйхендорф (1788 – 1857), стихотворение «Тишина».
@музыка: Yanni & Chloe - "Test of Time".
@настроение: романтика.
Налетел ветер, и частая рябь всколыхнула гладь зимнего пруда. Юлиан бездумно следил за скольжением тусклых солнечных бликов по воде, никогда не замерзающей благодаря искусственному подогреву. Тишина нарушалась лишь негромким хлопаньем лебединых крыльев и кряканьем уток, переплывающих с одного берега на другой.
Юлиан взглянул на свою спутницу. Катерозе отстранённо смотрела вдаль, но крепко сжатые на перилах пальцы выдавали её напряжение.
Юлиан всё ей рассказал, и прежде всего – что в новостях говорили правду: генерал-лейтенант Вальтер фон Шёнкопф погиб как герой, убив одного из главных членов Камелота. Подробности Юлиан хотел опустить, но Катерозе чуть ли не приказала ему продолжать.
Молчание затянулось, однако говорить совершенно не хотелось. И вдруг Катерозе тихо запела, по-прежнему глядя вдаль:
– Будешь ли ты, любимый мой, любить меня всю жизнь? Конечно, я буду любить тебя, пока не кончится моя жизнь. Когда зимний ветер звонит в колокол, деревья и трава увядают, даже солнце засыпает. Но всё же, когда приходит весна, птицы возвращаются.
Катерозе допела и медленно выдохнула. Юлиан только подумал задать вопрос, как она сама заговорила:
– Мама рассказывала, что пела эту песню моему отцу. А когда они расстались, она часто напевала её мне, в последний раз – за неделю до своей смерти.
Она вдруг тряхнула головой, и огненные локоны рассыпались по плечам.
– Почему он умер? – со злостью выплюнула она. – Он всегда вёл себя так, будто вернётся живым, даже если его убьют пять или шесть раз. Я… я собиралась ему отомстить!
– Отомстить? – оторопело переспросил Юлиан.
– Да! Он как-то посмеялся и сказал, что не хотел бы стать дедушкой раньше сорока. А я собиралась через год-другой показать ему своего ребёнка и заявить этому «парню средних лет» в лицо: «Дед, это твой внук!» Это была бы самая эффективная месть!
Катерозе захлюпала носом и горько, неудержимо заплакала. Юлиан прижал её к себе и закрыл глаза, вдыхая морозный аромат волос и проводя ладонью по взъерошенной макушке, по вздрагивающим плечам, по обессилевшим рукам.
– Отец… – глухо всхлипывала Катерозе, уткнувшись в лацкан куртки Юлиана. – Отец…
Сколько они стояли так под лениво блуждающим в кронах ветром, у тихого пруда? И песня… В голове Юлиана всё крутились простые слова и ненавязчивый мотив, которые так шли этому пасмурному зимнему дню.
«Но когда приходит весна, птицы возвращаются».
Катерозе отстранилась, словно поражённая своими действиями и не верящая, что оказалась на них способна.
– Прости, я намочила твою одежду, – забормотала она.
– Ерунда, скоро высохнет.
Юлиан вынул из внутреннего кармана платок и протянул ей.
Сжав белую ткань в дрожащих пальцах, Катерозе посмотрела ему прямо в глаза и спросила:
– Я тебе нравлюсь? Если да, не кивай молча, скажи об этом.
Что пишут о таких моментах в книгах? Что сердце куда-то падает, а голова плывёт? Вроде да, но Юлиан испытывал так много всего одновременно, что сознание не успевало отделить одно от другого.
– Нравишься, – озвучил он единственное, в чём был сейчас уверен.
Катерозе размашисто вытерла лицо и расправила платок.
– Демократия – великая вещь, – сказала она, всхлипнув.
– Почему?
– Потому что сержант может приказать старшине. При автократии такая штука не сработала бы, правда ведь?
Юлиан усмехнулся и притянул её к себе для поцелуя.
Они ещё долго гуляли рука об руку по парку. В основном молчали, иногда целовались, а когда начался сильный снегопад, забежали в кафе на углу. Зал весь был обвешан гирляндами, по стёклам скакали блестящие олени, а в маленьких шарах, украшающих каждый стол, вихрился искусственный снег.
Юлиан выбрал место рядом с пышной ёлкой. От неё исходил насыщенный смолистый аромат, а из колонок сверху доносилась лиричная музыка.
«Приятная атмосфера, – заключил Юлиан. – То что нужно».
Пролистав меню, Катерозе заказала «Кедровую сказку», и Юлиан мимоходом вспомнил, что этот чай поднимает тонус и придаёт сил.
– Мне тоже кедровый, – кивнул он официанту.
Когда они снова остались вдвоём, Катерозе засмотрелась в окно сквозь мигающую сотнями крошечных лампочек штору-гирлянду.
– Как много людей уедут, – протянула она задумчиво. – Хайнессен совсем опустеет.
– А ты разве не едешь?
– Я не люблю переезды. Но на имперской планете, конечно, не останусь. Я поеду с тобой, Юлиан Минц.
Он сжал её руку на столе и улыбнулся.
Принесли чай, оказавшийся густым и терпким. Юлиан какое-то время размешивал на дне кедровые орешки, а потом услышал голос Катерозе:
– Тебе не очень-то хочется возвращаться домой, так?
– Понимаешь… – Юлиан замялся. Он и себе толком не мог объяснить, что заставляет его раз за разом сбегать из штаб-квартиры, в которую превратился их с адмиралом дом. – Я чувствую, что адмиралу Яну самому не нравятся эти обсуждения, но именно поэтому он в них и участвует – чтобы быстрее со всем покончить. Однако… хотя никто меня не выгонял, я всё равно чувствую себя на этих собраниях лишним.
Катерозе подпёрла голову рукой.
– Герой, спасший целый отряд веррозионцев, – лишний?
– Не в этом дело. Просто я считаю, что островок демократии в океане самодержавия может выжить только как идеалы Яна Вэньли. И что зря адмирал отказался возглавить автономию. Он популярен, вокруг него сложилась крепкая команда, и это совсем не то же самое, что должность губернатора Нойеланда.
– А ему ты не говоришь, потому что считаешь себя некомпетентным давать советы?
Юлиан молча кивнул.
– Знаешь, – Катерозе повертела в пальцах ложку, – я тебя понимаю. Но ты не должен стыдиться своей неопытности. Я вот рассматриваю свою как достоинство, и это меня никогда не подводило.
– Ты предлагаешь сказать адмиралу..?
– Но не о том, что ты видишь в нём нового Але Хайнессена. Или нет?
Как карточный домик под лёгким порывом ветра, мысли Юлиана рассыпались от короткого вопроса, слова полоснули по сердцу и сдавили горло.
«Неужели адмирал Ян отказался не только ради себя, но и ради будущего? Что, если он опасается стать безликим вечным символом, именем которого начнут прикрывать подковёрные интриги?»
– Конечно, адмирал Ян – особенный, – Катерозе налила себе ещё чаю и провела над дымом пальцами. – Он вовсе не выглядит важным человеком, но если говорить о политике, философии и военном деле, то на нём держалась половина мира. Мне кажется невероятным, что я была в его флоте. Подумай, ведь кто бы ни возглавил Баалатскую автономию, это точно будет сторонник адмирала Яна, и с течением времени его идеалы станут даже сильнее и пронесутся сквозь историю.
– Необычно слышать от тебя такое, – признался Юлиан.
Катерозе дёрнула плечом.
– Знаю. Не люблю лишнюю патетику, но, когда говоришь об адмирале Яне, такие слова подбираются сами собой. Я ведь совсем не знаю его как человека.
Юлиан встрепенулся.
– А ты хотела бы..? Слушай, завтра Кассельны собирают небольшую компанию. Пойдём вместе?
Катерозе застыла с чашкой на весу и внимательно на него посмотрела.
– Да, Юлиан, – наконец ответила она.
Немного погодя он проводил её домой и лишь на обратном пути к себе обратил внимание, что начал замерзать. Но не хотелось ни брать такси, ни садиться в автобус: слишком красиво и празднично было вокруг.
Проходя мимо небольшого сквера, Юлиан заметил играющих на лужайке детей. Смеясь и толкаясь, они лепили снеговика, попутно забрасывая друг друга снежками.
«Когда они вырастут, Баалатская автономия только-только окрепнет», – подумалось Юлиану невольно.
Он понял вдруг, что ему хочется стать кем-то, кроме военного, и эта уверенность росла в нём с каждым новым шагом.
В тот же вечер после двух подряд побед на виртуальной шахматной доске Юлиан предложил Верну пообщаться по видеосвязи. Он на удивление легко согласился, хотя раньше уходил от ответа и переводил тему.
Казалось бы, ничего сверхъестественного, просто разговор, но следующим утром у Юлиана немного подрагивали руки, а глаза то и дело возвращались к циферблату настенных часов. Стрелки ползли медленно даже с учётом домашних дел, которыми Юлиан старался себя занять.
Человек, благодаря которому у него появилось настоящее увлечение. Сильный соперник и интересный собеседник. Ровесник, в общении с которым Юлиан часто чувствовал себя лет на пять младше и который иногда его откровенно бесил… Какой он? Чем занимается в жизни за пределами шахматной доски? Откуда в нём такое острое чувство собственной правоты и такая мудрость?
Когда камера наконец отобразила Верна, Юлиан чуть не свалился со стула и порадовался, что в руках нет ничего хрупкого: точно разбил бы.
Он тут же узнал её – девушку, которая глядела на него с экрана со спокойной улыбкой на губах и ироничной хитринкой в светлых глазах. В прошлом году она открывала какую-то крупную выставку на Одине, а около восьми месяцев назад выступала с речью в научном центре. Сейчас каштановые волосы, не отягощённые замысловатой причёской, свободно лежали на плечах, и одежда была самой обычной – правда, воротник подхватывала лента, завязанная на имперский манер.
«Иоланта фон Гольденбаум! Быть того не может…»
Но так было.
– Здравствуй, Верн, – извлёк Юлиан откуда-то из глубин памяти простое приветствие. – Или, может, Иоланта?
– Иоле. Так меня называют в неформальной обстановке, – собеседница заправила за ухо волнистую прядь. – А Верн – мой любимый писатель из прошлого.
– Да, тот древний фантаст, помню, – машинально ответил Юлиан.
Он попытался взять себя в руки и прочистил горло.
– Как тебе удалось добиться такого мастерства в шахматах? Ты же… – Юлиан смешался, боясь показаться грубым и бестактным, но Иоле поняла. Она непринуждённо махнула рукой и ответила:
– Меня никогда не готовили в императрицы, и с родителями мне повезло. Они не ограничивали мою свободу беседами о платьях, этикете и предназначении «добропорядочных фройляйн», так что я была предоставлена самой себе. Шахматы у меня с восьми лет – моя вечная любовь.
Она усмехнулась, покручивая в пальцах белую королеву – похоже, из того самого набора, о котором она пару раз упоминала.
– С кем играешь? – поинтересовался Юлиан, кивнув на фигуру.
– С кузенами и дядей, а ещё пытаюсь научить Эрвина-Йозефа, когда он гостит у меня. Но, кажется, это не его. Внуку адмирала Меркатца шахматы более интересны.
Юлиан вскинул голову.
– А как поживает сам адмирал? Он же вернулся к семье?
– Да. Конечно, есть те, кто называет его предателем и перебежчиком, но его семье намного важнее, что он жив и здоров.
Юлиан облегчённо выдохнул и задал вопрос, который уже с минуту вертелся на языке:
– Какие у тебя планы, Иоле? Станешь профессиональной шахматисткой?
– Попробую. Прежде у имперских дворянок было не так много вариантов реализовать себя, но времена меняются.
– Уверен, у тебя всё сложится. Ты прекрасный игрок.
Она рассмеялась.
– Спасибо! Ты тоже достойный игрок и соперник. Так что… – она приблизила лицо к камере и оперлась подбородком на сцепленные пальцы, – сыграем?
В первой партии одержала верх Иоланта, но через час счёт сравнялся. Они прервались только ближе к обеду, когда победа, пусть и с незначительным перевесом, осталась за Юлианом.
На прощание они поздравили друг друга с наступающим Новым годом, который вне зависимости от страны, планеты и нации отмечала вся Галактика.
Выйдя из комнаты и поймав заинтересованный взгляд опекуна, Юлиан хотел было рассказать о Верне, но почувствовал доносящийся из кухни знакомый аромат.
– Жареные куропатки?
– В винном соусе, – уточнил адмирал, отставив чашку с чаем. – Кстати, пора проверить готовность, а то мало ли…
Он скинул с колен кота и поднялся с дивана.
Юлиан пошёл следом, ещё лучше различая аромат специй: перца, розмарина, шалфея.
Когда наставник снимал сковороду с плиты, Юлиан глубоко втянул ноздрями воздух.
– Должно быть очень вкусно.
Он не ошибся: куропатки получились в меру острыми и пряными, а вино добавляло вкусу яркости.
– Это же национальное блюдо Веррозиона? – уточнил Юлиан, разрезая большой кусок на несколько помельче.
– Да, мисс Клер упоминала, вот я и решил приготовить, – по губам адмирала пробежала неловкая улыбка, но он сразу уткнулся в тарелку. – На самом деле это не слишком сложно. Главное – ни с чем не переборщить и нигде не опоздать.
– Адмирал, а вы пригласите её на свой день рождения?
Опекун ошалело захлопал ресницами, и Юлиан, не удержавшись, прыснул, но тут же прикрыл рот ладонью.
«Интересно, что стало решающим фактором – любовь к мисс Клер нашего кота или рецепт вкусной еды?»
– Юлиан! – адмирал Ян притворно серьёзно погрозил ему вилкой. – Не слишком ли смелый комментарий?
Он замолчал и поспешно отпил чаю. Закашлялся, сглотнул, добавил бренди и продолжил:
– Честно говоря, я и сам думал о приглашении, но не знаю…
Краснеющий Ян Вэньли был столь редким явлением, что Юлиану сделалось неловко. Захотелось оставить адмирала наедине с самим собой и уйти, но вместо этого Юлиан улыбнулся и ответил:
– По-моему, мисс Клер замечательная.
Наклонив голову, собеседник чиркнул вилкой по тарелке.
– Кстати, а что там с Верном? Вы сегодня долго.
Юлиан рассказал, и у адмирала ожидаемо глаза на лоб полезли.
– Удивительно! Но я тоже верю, что у неё всё получится. Бывшая императрица, даже не играя роли в политике, может изменить репутацию старой аристократии и представления о ней. Хотя бы начать – это уже хорошо.
– Я подумал о том же.
– А ты не собираешься сделать шахматы своей профессией?
– Нет, я… Знаете, адмирал, сейчас, когда всё наконец-то меняется к лучшему, я не могу избавиться от мысли, что для этого понадобилось целых пятьсот лет и миллиарды жизней, – Юлиан прожевал кусок и продолжил, глядя в посерьёзневшие глаза Яна: – Если бы только люди не утратили интереса к политике, если бы понимали, как опасно давать деспоту неограниченную власть, если бы знали, сколько человек станут несчастны при прогнившей правительственной системе…
– Политика всегда мстит тем, кто её недооценивает, Юлиан. А то, как ты говоришь об этом… думаю, из тебя получился бы хороший политический лидер.
Юлиан медленно помотал головой.
– Это не входит в мои планы. Я стану историком, опишу то, что происходило на моих глазах, и оставлю эти воспоминания следующим поколениям. Кто, если не мы, правда?
Ян Вэньли кивнул, посмотрев тепло и, как показалось Юлиану, с гордостью.
– А вы, адмирал? Демократия должна опираться на личную популярность. Если вы будете помогать главе автономии, это никого не удивит и многих обрадует.
– Но что, если я менее надежный человек, чем тебе кажется?
Юлиан поперхнулся и поспешил вытереть губы салфеткой, а Ян продолжал, медитативно помешивая чай:
– Генри Моутон отчасти был прав. При Вермиллионе я мог не опоздать с выстрелом, но… я не хотел убивать Лоэнграмма, говорю совершенно искренне. Его характер небезупречен, но он наиболее выдающийся человек за последние несколько столетий. Уничтожить его собственными руками… Я был напуган этим и не мог ничего с собой поделать, – он тряхнул головой, пальцы забарабанили по столу. – Но по отношению к солдатам, которые сражались за меня, это самая настоящая измена. В конце концов, они боролись не ради моей сентиментальности.
«И это он тогда ещё не встречался с Лоэнграммом лично…»
Юлиан смотрел на задумавшегося опекуна, который не извинялся и не оправдывался, а просто открылся ему как самому близкому человеку. Разве можно такое не оценить?
– Я понимаю, что вы имеете в виду, адмирал, – отозвался Юлиан, пожевав губами. – Вы правы. Нельзя смешивать политику и личные чувства.
Ян улыбнулся, и тут из коридора с громким «мяу» прибежал самый требовательный член семьи. Юлиан с радостью отвлёкся на урчащего кота, после чего разговор сам свернул на тему новых лакомств и игрушек для животных.
Вечером Юлиан то и дело критически оглядывал себя в зеркале. Хотя рубашка была выглажена идеально, ему всё чудилось, что воротник лежит косо, а на рукаве видны складки.
– Выглядишь прекрасно, – подбодрил наставник, проходя мимо, и хлопнул Юлиана по плечу, – и тебе очень идёт светло-жёлтый.
– А говорили, что не разбираетесь, – поддел Юлиан, на что сразу получил ответ:
– В моде не разбираюсь, но что кому подходит – это же совсем другое.
Скоро подъехало такси, и все десять минут до дома Катерозе Юлиан посматривал то в окно, то на руки, то на блёклый узор обивки сиденья. И только вспомнив, что адмирал наверняка видит его смятение, заставил себя успокоиться.
Едва машина затормозила, на пороге показалась Катерозе. Волосы, подвязанные фиолетовым бантом, золотились в свете фонарей.
– Здравствуйте, Юлиан, адмирал Ян.
Юлиан тут же понял, что дело совсем не в фонарях: Катерозе светилась изнутри. Сияние приглушала дымка грусти, окутывавшая её, как шаль, однако улыбка не была вымученной. На аккуратные слова адмирала об её отце Катерозе ответила:
– Насколько я знаю, он никогда не испытывал неприязни к праздникам среди друзей, – и выпрямилась на сиденье, проведя рукой по складке вечернего платья.
Юлиан ощутил такой прилив нежности, что не удержался и накрыл ладонь Катерозе своей. Она не отстранилась – наоборот, переплела их пальцы и слегка сжала.
Ехали неспешно, пару раз даже застряли в пробках, без которых не обходится ни один праздничный вечер. Зато успели многое обсудить – от особенностей новогодних блюд до привычных и непривычных напитков.
– Есть у нашей семьи Кройцер фамильный рецепт средства от усталости.
Адмирал обернулся, в глазах зажглось любопытство.
– Поделишься? Такое никогда не помешает.
– Правда, имейте в виду, что это лекарство и на вкус оно противное, – Катерозе изогнула бровь. – Ингредиенты и способ приготовления мама долго хранила в секрете.
– Чтобы не травмировать психику?
Катерозе хохотнула, прикрыв глаза.
– Ну, если средство помогает, почему бы нет?
Юлиан посмотрел на них обоих и откинулся на сиденье. Было невероятно хорошо ехать в тёплой машине по нарядным заснеженным улицам и болтать о пустяках с дорогими сердцу людьми.
Начавшись так удачно, вечер продолжился в уютном доме Кассельнов. Вручив хозяину набор из разных сортов чая, Юлиан на пару секунд замер, оглядываясь. И в прихожей, и в коридоре под потолком сверкали и переливались разноцветные шары – некоторые не больше мячика для пинг-понга, другие размером с футбольный мяч. Они держались на тонкой, почти невидимой леске и казались парящими в воздухе.
– Какая красота! – искренне восхитился Юлиан.
Алекс Кассельн расцвёл.
– Идея Шарлотты и Адель, воплощение общее. Мы старались.
– Новый год же, – добавила вышедшая из кухни миссис Кассельн, виртуозно удерживая на ладони большое блюдо с закусками. – Время волшебства, вот пусть так и будет.
Из гостиной выбежали девочки и закружились вокруг Катерозе, не то играя в прятки, не то пробуя на ощупь атласное платье. Юлиан вдруг поймал себя на том, что любуется девушкой… Своей девушкой. Он мысленно попробовал эти слова на вкус и улыбнулся.
Через десять минут пришёл Дасти. После приветствий, поправив щёгольский галстук, он вынул из подарочного пакета бутылку вина.
– Вспомнил вот, – и заговорщицки подмигнул адмиралу Яну.
– Семьсот семидесятого, – неверяще произнёс Кассельн, поворачивая бутылку. – Стоит же целое состояние. Где ты его достал?
– Всего два слова, – Дасти поднял кулак и разогнул пальцы. – Феззан, Щукин.
Адмирал Ян присвистнул.
– Это же я брякнул с полгода назад, что, если бы существовала следующая жизнь, я хотел бы начать её с бокала вина семьсот семидесятого. Спонтанно сказал, даже год назвал наугад.
– Думаю, первый год без войны вполне сойдёт за следующую жизнь, – решил глава семьи, водружая бутылку в центр праздничного стола.
Пять минут спустя пришёл Фред с декоративной ёлкой в одной руке и гирляндой в другой. Ёлку довольная Шарлотта отнесла в гостиную, а гирлянду единогласно решили повесить в прихожей.
Юлиан вызвался помочь, и вскоре на стене зажглось новогоднее поздравление из множества крохотных лампочек. Они с почти мистической силой притягивали взгляд, поэтому Юлиан с трудом оторвался от гипнотизирующих огоньков. И – не поверил своим глазам: в дверном проёме стояли генерал-лейтенант Шёнкопф, вице-адмирал Фишер и младший лейтенант Машунго. Розенриттер бойко рассказывал что-то весёлое, Машунго смеялся, а вице-адмирал ласково щурился до морщинок вокруг глаз.
Миг – и видение рассеялось. Перед Юлианом снова был Дасти, который с увлечением делился идеей сборника мемуаров. Фред с иронией комментировал название «Из пижонства и прихоти», а адмирал Ян улыбался, глядя на них.
Время незаметно подлетело к полуночи. Предчувствие праздника дрожало в воздухе и слышалось в мягком шипении шампанского, которое миссис Кассельн ловко разливала по бокалам.
Наконец стрелки почти сравнялись на двенадцати и гостиную заполнил нетерпеливый одновременный счёт:
– Три!.. Два!.. Один!
Новый, 799 год Космической эры начался с выстрелов хлопушек и весёлого нестройного чоканья бокалами. А потом Юлиан совершенно потерялся в изобилии вкусов и запахов, в дымном пару от горячей кукурузы и в терпком аромате старого вина.
Опасаясь с непривычки захмелеть, он пил неспешно, больше слушая и поддерживая разговор, чем ведя его.
Только к концу второго часа Кассельн, лукаво усмехнувшись, предложил:
– Ребят, может, дадим шумным женщинам поиграть в настольные игры и тихо выпьем в мужской компании?
– Да, идите, поговорите, – преувеличенно сердито нахмурила светлые брови миссис Ортанс.
Глава семьи тут же примирительно поднял руки.
– Сегодня здесь собрались самые прекрасные цветы Хайнессена. Они такие яркие, что нам просто необходимо спрятаться в пещеру.
Миссис Кассельн усмехнулась.
– Ладно уж. Когда это говоришь ты, это звучит свежо и неизбито.
Юлиан взглянул на смеющуюся шутке Адель Катерозе и прошёл вслед за хозяином дома в небольшой кабинет. Одну его стену целиком занимали книжные стеллажи, а на противоположной висела простая, но красивая голографическая картина: сведённые вместе ладони зачерпывали сверкающую воду, а под другим углом зрения вода превращалась в скопление звёзд.
– Шумно сегодня, правда? – вздохнул Кассельн, доставая из бара бутылку бренди.
– И весело, – добавил Фред, расставляя стаканы. – Это гораздо лучше, чем слёзы.
Сначала поговорили о Баалатской автономии, и Юлиан обнаружил, что ему больше не хочется избегать этой темы и тем более сбегать из компании. Наоборот, он весь превратился в слух и внимание.
Выборы главы автономии должны были состояться через три месяца, и адмирал Ян после непродолжительного монолога заключил, что победит Франческо Ромски.
– Похоже на то, – согласился Кассельн и стал перечислять: – Интеллигент, примерный семьянин, по первому образованию врач, по второму юрист. И доктор наук, к тому же.
– А ещё был спасён адмиралом на Эль-Фасиле, – добавил Фред. – Поэтому он наш истинный сторонник.
– Самое главное, что он не из военных, – добавил Ян.
– Но проекты-то ваши, – заметил Юлиан. – Он будет руководствоваться ими, и люди всё равно сочтут его ставленником военных.
Адмирал развёл руками.
– Необходимая неизбежность. За плечами всех первых стоят тени прошлого.
Дасти щёлкнул пальцами.
– Отличная фраза! Как раз подойдёт для эпиграфа.
– О, ты опять о своей книге? – беззлобно проворчал Кассельн, глотнув бренди.
– А что? Сейчас, когда война закончилась, самое время взяться за мемуары. Серьёзное у меня вряд ли получится, я всё-таки с юных лет мечтал писать короткие юмористические заметки. А не смог, потому что…
Юлиан уже слышал историю о том, как отец Дасти настоял на его поступлении в Военную академию и даже загадал на каком-то талисмане, чтобы сын провалился на университетских экзаменах. Но Дасти рассказывал так живо и эмоционально, что его всегда было интересно слушать.
«Из него в самом деле выйдет хороший мемуарист», – подумал Юлиан, глядя на яростно жестикулирующего друга.
– И ты больше не ссоришься с отцом? – спросил адмирал, когда Дасти завершил рассказ.
– Повода нет. В его глазах я исполнил свой долг и теперь имею право подумать о другом будущем.
– Это естественно, – сказал Юлиан, поднимая стакан. – Мы живы, а значит, у нас оно есть.
Чокаясь с друзьями, он подумал ещё, что, несмотря на всё случившееся, они способны слышать смех и смеяться, строить планы и выбирать. И хотя ощущение потерь не покидало их, они приходили в себя и продолжали свой путь.
За это он и выпил – сразу и до дна.
@музыка: Deai - "Лесной олень".
@настроение: славное.
Среди ветхих рельефных колонн возвышался каменный престол, едва не светившийся в темноте.
– Увеличьте изображение, – услышала Элизевин напряжённый голос Яна Вэньли.
При приближении оказалось, что между дальними колоннами что-то чернеет.
– Бочки или канистры, – отозвалась Габриэль.
– Сколько?
– Двадцать или чуть больше. Сейчас определим состав.
Наступила пауза, нарушаемая пиликаньем и шипением детекторов.
– Сырая нефть, негашёная известь, сера.
С каждым словом Габриэль тишина густела, а время замедлялось.
– Быстро уходите, – голос Яна чуть отдалился и зазвучал эхом: – Всему десанту. Есть угроза взрыва. Немедленно покинуть…
Слова заглушил раздавшийся совсем близко хохочущий крик. Камера выхватила терраиста, ворвавшегося в зал через потайную дверь. В руке он сжимал факел.
Смех оборвался, стоило Габи зарубить культиста, однако на месте врага тут же возник другой, подхватив факел, как эстафету.
Изображение скакнуло вправо: пришлось отвлечься на отряд, напавший из-за угла. На весь зал надсадно и пронзительно заскрипели древние рычаги, удерживавшие массивные двери. Пара минут мельтешения и схватки, больше напоминавшей беспорядочную свалку, – и в поле зрения снова попал злополучный факел. Брошенный чьей-то сильной рукой, он перевернулся в воздухе и шлёпнулся на одну из бочек.
– Все назад! – закричала Габриэль, прежде чем зелёный огонь яростным хищником вырвался из своей берлоги.
Экран заполонили помехи и рябь, и Элизевин выключила запись.
То покусывая губы, то сжимая их пальцами, она пару раз прошлась по каюте. Оглянулась в поисках того, на чём бы сосредоточить внимание, но, ничего не обнаружив, со вздохом опустилась на постель.
Смерть Анжелики она оплакивала в плену, гибель Софи – погружённая в дела на Теоросе, а теперь, когда погибла ещё одна подруга детства, слёз не было вообще. Зато воспоминания, нелепые, никчёмные, так и вились вокруг.
Как она боялась за подруг шесть лет назад, когда на Веррозионе началась эпидемия! И с каким облегчением встретила её финал, осознав, что больше потерь не будет! А теперь поневоле думалось, что это был не подарок судьбы, а одолжение, которое можно вернуть только с процентами.
Тишину разорвало ритмичное пиканье. Элизевин улыбнулась, увидев имя, и нажала кнопку комма.
– Эжени, ты как?
– Нормально, спасибо, – слегка ворчливый голос подруги подтверждал, что до «хорошо» ещё далековато. – Ты занята?
– Нет, но… – и тут Элизевин поняла, что ей делать. – Если ты не против, я составлю тебе компанию за завтраком. Ты ведь по-прежнему ранняя пташка?
Голос подруги потеплел.
– А ты, как обычно, ещё не ложилась?
Элизевин усмехнулась и поднялась.
– Я скоро буду. Помощь нужна?
– Вывих не перелом, справлюсь. На тебя взять что-нибудь?
– Только шоколадный коктейль. И пусть добавят ликёр.
Элизевин слышала, что шоколад помогает пережить несчастья, но никогда в это не верила. Время и множество дел – вот самые надёжные лекари. Однако сейчас ей почему-то настойчиво хотелось чего-нибудь шоколадного, и она решила уступить этой прихоти.
Столовая приветливо сияла огнями ламп, но посетителей почти не было, только Эжени и Касси сидели в дальнем углу да бдительная охрана – за соседним столиком.
Повар, вынесший из кухни поднос с коктейлями, спохватился и наклонил голову.
– Ваше величество.
Элизевин кивнула и прошла к подругам. Эжени бодрилась, но выставленная вперёд нога напоминала о травме. Касси явно недосыпала или скорее не позволяла себе заснуть.
– Мы говорили об эвакуированных паломниках, – произнесла она, подхватив коктейли с возникшего рядом подноса. – Им достаточно было увидеть записи с камер, чтобы понять всё про своих «лидеров».
– Хорошо, что их тысяча, а не десять тысяч, – нахмурилась Эжени.
Элизевин дёрнула плечом.
– Для десяти тысяч у нас не хватило бы провизии. Спасибо шпионам, что нам была известна примерная численность.
– Кстати, вроде один выжил.
– Да. Император сразу повысил его, и лейтенант Шмидт присоединился к экипажу «Брунгильды». Взамен Варбурга, которого казнят по возвращении.
Элизевин не торопясь отпила из бокала. Коктейль с нотами ликёра холодил горло, в кухне едва слышно гудела техника, неподалёку негромко стучали приборами гвардейцы – такая домашняя обстановка расслабляла, и молчать было уютно.
– А приверженцы Культа на других планетах? – спросила Эжени. – Удастся ли нам убедить их?
– Однозначно. Разоблачительная кампания плюс записи с места событий… Это потрясёт основы их мироздания. И не забывайте: их главари мертвы.
Касси кивнула.
– Я убила Великого Архиепископа, с де Вилье расправился Шёнкопф, с Беккером – Юлиан. Эжени, ты, кажется, убила Уортона?
– А Пьер перед своей гибелью зарубил Каллизена.
– Джонсон подорвала себя в молитвенном зале, – продолжила Элизевин. – Альварес и ещё трое погибли у старого храма. Касси, ты не говорила адмиралу Яну?..
Подруга помотала головой.
– Он читал досье и знает, что она та самая Мириам и что Камелота больше нет. Этого достаточно.
Элизевин посмотрела на неё, взвешивая свои следующие слова. Три предыдущих месяца и особенно последние дни перед битвой Касси и Ян Вэньли были для неё примером истинного взаимопонимания. Не присутствуя при их разговорах, она видела, как преображают подругу беседы с Яном, а сейчас общая трагедия, похоже, сблизила их ещё больше.
– А… Дельфина? – всё же спросила Элизевин.
Подруги вздрогнули, словно их одновременно хлестнули кнутом.
– Она не состояла в Камелоте, – ответила Касси, – только служила ему.
Они никогда не обсуждали предательство Дельфины, факты говорили сами за себя. Хотя ещё недавно Элизевин задавалась вопросом, с каких пор Дельфина стала терраисткой, теперь это было неважно.
– Я хотела поговорить с ней, – выдавила из себя Касси, отодвинув пустой стакан и упёршись глазами в стол. – Ещё до начала операции мне ничего так не хотелось, как заставить Дельфину рассказать, какого чёрта она… Мне хотелось вытрясти из неё признание, а заодно и душу. А потом я увидела её, увидела, как она расправляется с нашими… Тем самым мечом, Лиз!
Элизевин на пару секунд прикрыла глаза, показывая, что поняла.
Девять мечей – для неё и Молниеносных – были выкованы сразу после раскрытия секрета теоросской стали. Правда, Касси взяла с собой секиру, которой владела лучше.
«Возможно, это решило исход поединка и спасло ей жизнь».
– Так что ты просто убила Дельфину, – подытожила Эжени.
– Да.
– Хорошо, что с ней расправилась именно ты, а не какой-нибудь незнакомый десантник, – заметила Элизевин. – Пусть помнит об этом в аду или где она там сейчас.
Подруги покивали. По-хорошему, надо было расходиться, в командном центре ждали дела, но Элизевин медлила, не желая завершать разговор на мрачной ноте.
– Вы все получите повышение, – наконец сказала она, решившись на улыбку. – И Габи. А тебе, Касси, пора подыскать новый флагман.
– Даже несмотря на то, что война закончилась?
Это был простой вопрос, в котором звучало искреннее удивление, но Элизевин моргнула и не сразу подобрала ответ. Ей как-то не приходило в голову, что Касси может отказаться, и дело было не столько в звании и корабле, сколько в том месте, которое она занимала при дворе. Рядом с ней.
– Конечно, – нашлась Элизевин. – Остались ещё древние боги.* Камулос, Таврос, Дамона и другие.
Похоже, Касси поняла её замешательство. Она не стала отвечать сразу и наклонила голову.
«Я подумаю», – было в её взгляде.
Вскоре Касси, к которой отчего-то прикипели оставшиеся без святилища паломники, направилась на один из временно пассажирских эсминцев. Эжени вернулась на «Эзус». Элизевин же, пройдя в навигационный центр, с тоской подняла глаза на обзорный экран и окинула его цепким взглядом.
– Что с поисками, контр-адмирал Марсен?
Адъютант поклонился и бойко ответил:
– Продолжаются, ваше величество. Только что вытащили одного Розенриттера и одного теоросца из отряда вице-адмирала Тессе.
– И вчера пятеро… Да, негусто. В каком они состоянии?
– Один в тяжёлом, другой в критическом. Большая удача будет, если выкарабкаются.
– Не говоря об ожогах, – добавила Элизевин, вновь переводя взгляд на экран.
Поиски, проходившие уже второй день, и так были непростыми, а наличие потайных ходов и нескольких уровней на обеих базах создавало ещё больше сложностей. Но даже сейчас было понятно, что с количеством криокапсул вышел перебор: мало кому удалось спастись от зелёного пламени.
Почти тысяча десантников в считанные секунды стали золой. Кому-то повезло меньше: многие лица были обезображены выражением непередаваемого ужаса и больше походили на маски.
– Ваше величество, – обернулся связист, когда из-под завалов вытащили ещё одно тело. – «Брунгильда» на линии.
Элизевин помедлила, потом ответила:
– Перенаправьте сигнал в мою каюту.
Она почти не виделась с Райнхардом, за исключением дистанционного приветствия сразу после операции и пары полуформальных фраз о самочувствии, которыми они обменялись накануне вечером. Для обсуждения поисков было достаточно текстовых сообщений, а время для неофициальных встреч ещё не пришло.
Но в этот раз что-то было иначе, и Элизевин, машинально ответив на приветствие охраны возле каюты, плотно закрыла за собой дверь.
– Ваше величество.
– Ваше величество, – собеседник по ту сторону экрана кивнул, по губам скользнул намёк на улыбку. – Как продвигаются поиски?
– Живых мало, – коротко ответила Элизевин, зная, что подробности излишни. – Но родственники хотя бы сумеют похоронить мёртвых, и это можно счесть каким-никаким успехом.
– Ещё сегодня – и всё. Ночью мы покинем эту планету.
«Он чуть не прибавил проклятую», – пришло Элизевин в голову.
– На меня тоже давит здешняя атмосфера, – осторожно призналась она.
– Атмосфера поражения, вы это хотите сказать?
Элизевин встретила вопрошающий, ищущий поддержки взгляд собеседника, и её прорвало:
– Вы ведь тоже это понимаете. В стратегическом смысле мы достигли цели: ни Камелота, ни самого Культа больше нет. Но тактически… это они заставили нас бежать с поля боя, это мы вынуждены были искать спасения. Тактически мы проиграли, ваше величество. Поэтому да, я тоже хочу как можно скорее убраться отсюда.
Она будто со стороны слышала свой гневный шёпот и чувствовала, как кривит губы горькая нервная усмешка.
Собеседник какое-то время молчал, словно решая, развивать тему или нет.
– Я думал о том же. Даже без электричества врагам удалось осуществить свои стихийные замыслы и вынудить нас отступить. А потом я подумал про абсолютную победу, представил её во всех деталях.
Он посмотрел на неё долгим серьёзным взглядом.
– Вы имеете в виду «Чёрный флаг»?
– Да. Их атака изменила климатические условия и по сути изуродовала экологию планеты, были уничтожены целые города, миллиарды людей, их наследие. Наша абсолютная победа могла бы быть… нет, она совершенно точно была бы такой, только в меньших масштабах, – император убеждённо качнул головой. – Мы воины, а не мясники, и смею утверждать, что подобная победа не устроила бы вас так же, как и меня.
Наступила долгая пауза. Наконец Элизевин полуутвердительно произнесла, глядя в сторону:
– Не все победы могут считаться таковыми, правда?
– И не все победители, – добавил Райнхард.
Элизевин представила себя обезумевшей фанатичкой, которая, перескакивая через тела своих близких, заносит нож над головой незнакомца – лишь бы он сдох, остальное неважно. И тут же содрогнулась. Пусть победа горчила, однако это было лучшим вариантом из возможных.
– А тот мальчик, которого нашли вчера? – вспомнила Элизевин. – Как он выжил?
– Заигрался в прятки и опоздал в молитвенный зал, а потом во время взрывов укрылся в одной из половин земного шара.
– Что?
– Модель планеты в руках Земли-Матери и Земли-Дочери оказалась полой и как раз по размеру. Мальчишке очень повезло: он отделался ссадинами, и в его крови нет наркотиков. Правда, он всех нас ненавидит и считает виновными в гибели его родителей.
Элизевин вскинула брови.
– Что вы намерены с ним делать, ваше величество?
Император прищурился.
– Ему только девять. Мне было десять, когда я поступил в кадетский корпус. До этого возраста дети не могут нести полную ответственность, поэтому мне не нужна его жизнь. Если он, став взрослым, захочет пойти против меня, так тому и быть. А пока… думаю, ему найдётся место в каком-нибудь детском доме на периферии.
Элизевин наклонила голову, вспомнив мадам де Клорион с её сердобольностью, которая так дорого обошлась королевству. С другой стороны, если бы на крючок «бедного сиротки» не попалась она, это был бы кто-то другой.
– Приличный детдом на периферийной планете – удачный выход, – заключила Элизевин.
Собеседник перевёл дыхание.
– Кстати, о других планетах.
Вопрос, с которым Райнхард обратился к ней, был этическим и слишком важным, чтобы пренебречь им, и Элизевин устыдилась, поняв, что ей он даже не приходил в голову.
– Обычно церемонию прощания завершают гимны, однако Альянса больше не существует, и его гимн будет неуместен, – рассуждал император вслух. – Но и опустить его, не приняв во внимание подвиги Розенриттеров, мы не можем.
– В самом деле, неловко получается, – Элизевин почесала подбородок, провела пальцем по брови.
Неожиданно вспомнились вечера перед отбытием в Империю. И три года назад, и в этот раз это была встреча у Натали. Вино, неспешная беседа, аромат эвкалиптовой рощи – и классические мелодии, знакомые с детства.
Она прочистила горло.
– Может, обойдёмся совсем без гимнов? Пусть прозвучит музыка, которую знают по всей Галактике.
– По всей Галактике? – переспросил Райнхард с сомнением.
– Поверьте, вы тоже её слышали. Она… очень подходит ситуации.
– Если так, в этом есть смысл. Сейчас очень важно… – он на миг смешался, подбирая слова, – важно поступить правильно.
Поздним вечером спасательный отряд сообщил о завершении поисков, и император сразу дал общий приказ выдвигаться.
Элизевин смотрела, как удаляются снежные склоны, как хребты становятся извилистыми выпуклостями, как густеет цвет неба, и хотелось думать о склонах, хребтах и небе, а думалось о сотнях погибших, которые остались внизу, среди руин и пепла.
Три последующих дня были хлопотными и суетливыми. Вопросы размещения паломников, снабжение их всем необходимым, визиты в медблок, беседы с ранеными… Элизевин заполняла время делами, а голову – проблемами, чувствуя, что от неё никогда не зависело столь много.
Накануне разделения, когда флот миновал Плутон, император провёл церемонию по погибшим.
– Мы понесли невосполнимые утраты, – говорил он на возвышении зала совещаний «Брунгильды», охватывая взглядом собравшихся. – Павшие воины были героями, но, что самое главное, они были достойными людьми. Их имена напоминают мне: хотя мы из разных стран и говорим на разных языках, наши сердца испытывают общую боль, одну на всех. Если мы будем об этом помнить, значит, наши воины погибли не напрасно. Если мы не забудем об этом, значит, навсегда сохраним в наших сердцах людей, которые были смелыми и верными до самого конца.
Он молча поднял обвязанный траурной лентой бокал, и Элизевин и все собравшиеся в зале офицеры повторили жест.
Горло обожгло вином. Оно было самым обычным, но казалось более терпким, более горьким, более… траурным.
«Так всегда в подобных ситуациях», – сказала себе Элизевин, но уже понимала: не всегда, это прощание – особенное.
Когда бокалы убрали, император объявил минуту молчания. Короткие мерные звуки зацокали в тишине, отдаваясь эхом в динамиках по всему флагману и повторяясь на остальных кораблях объединённого флота.
Элизевин представилась водная гладь, в которую падают крупные капли начинающегося дождя. Он будет сильным, но, когда закончится, принесёт ощущение свежести и обновления.
По кивку императора орудия всех ста кораблей, включая феззанские, выпустили залпы. Экран отобразил сияющий полёт беззвучных нитей, которые прорезали космос и исчезли в пустоте.
– Всем погибшим – прощальный салют, – скомандовал Райнхард.
Взлетели ладони, отдавая воинское приветствие, и зазвучала музыка, узнаваемая с первых звуков.** Она приглашала и звала за собой в печаль и скорбь – не только о тех, кто погиб на Земле, но обо всех, кто покинул мир живущих за столь короткое время.
Элизевин слушала неспешные аккорды, а перед глазами вставали картины: чаепитие с Анжеликой после тренировки, прогулка с Софи по шумной ярмарке, гальярда*** с отцом на балу, низкий рокочущий смех Габи после партии в шахматы. Воспоминания плыли в сознании, соединяясь, но не путаясь, а музыка разрасталась, аккорды сменяли пассажи и переливы, чтобы, заполнив собой всё пространство зала, утихнуть и раствориться в воздухе.
Элизевин оглядела соратников. Пелена печальной отрешённости исчезала с лиц медленно и будто неохотно. Всем было кого вспоминать, все не сразу пришли в себя.
Позже, сидя в кабинете Райнхарда и рассеянно наблюдая, как ординарец разливает по трём бокалам уже белое вино, Элизевин думала, насколько разнится восприятие похожих вещей.
«В любой крупной космической битве мы теряли в сотни раз больше людей, чем погибло в этой операции. Но скорбь никогда не была столь острой. Почему? Неужели потому что она общая?»
Элизевин так и не нашла ответа: вопрос вытеснили другие мысли.
Случайность это была, преднамеренность или сентиментальный порыв, но в этот раз император пригласил остаться только её и Яна Вэньли. Было ли это связано со странным пророческим сном Райнхарда, Элизевин не знала, однако её вдруг охватило необъяснимое ощущение – тягучая грусть, беспокойство и предчувствие чего-то важного. Так бывает, когда после долгого и тяжёлого пути впереди открывается новая дверь и неизвестно, что за ней ждёт.
Несколько секунд она и союзники обменивались взглядами, будто разделяя друг с другом нечто незримое, а потом одновременно подняли бокалы, задержали на весу и не чокаясь выпили.
– Стервятники истреблены, и поле боя убрано, – нарушил тишину император, – но опустошённость ещё не скоро оставит нас.
Ян Вэньли вздохнул.
– Чтобы приблизить это, надо направить энергию в новое русло. Мирному времени нужен стимул, нечто совершенно исключительное, во что можно окунуться с головой.
Элизевин подалась вперёд.
– Как насчёт международного чемпионата? – собеседники повернулись к ней, и она продолжила: – Давным-давно на Земле существовала традиция проводить игры сразу по многим видам спорта.
Ян повёл головой.
– Олимпийские игры. Они были настолько важны, что на их время прекращались все войны.
– Идея хороша, – Райнхард повертел в пальцах бокал, – но международный в нашем случае значит межпланетный. Чемпионат растянется месяца на три.
– Тем лучше, – ответила Элизевин. – Людям будет что обсудить и к чему готовиться. Конечно, подобное мероприятие потребует сил и ресурсов, но это того стоит.
– Тогда так и сделаем. Детали обсудим позже, надо сначала переговорить с министрами спорта.
– А Нойеланд, ваше величество? – спросил Ян. – Предполагается, что он будет выступать в составе сборной Империи?
Элизевин замерла. Выражение лица Яна Вэньли оставалось спокойным, даже будничным, словно он интересовался предпочтениями в еде, погоде или спорте.
«Он не станет грызться, но и не отступит, – поняла Элизевин. – Он собирается…»
Она невольно сглотнула и перевела взгляд на Райнхарда. Он, похоже, уловил настрой: чуть усмехнулся, вскинул голову, небрежно поправил волосы – и так топорно сменил тему, что это показалось почти естественным:
– Когда Але Хайнессен вёл своих людей сквозь Галактику, их путь лежал через звёздную систему Баалат. Помимо Хайнессена, она включает в себя пять планет, наибольшая из которых – Рагнир, так?
Ян коротко кивнул.
– Хайнессен останется имперским, но другие планеты системы можете заселить по своему усмотрению.
Элизевин неотрывно глядела на Яна Вэньли, который, кажется, забыл, что такое дышать.
– Ваше величество, правильно ли я понимаю, что вы позволите нам создать автономию?
– Именно.
– Однако… почему? То есть…
– Считайте, что вы меня убедили, адмирал Ян. Я хочу увидеть, сможет ли система ценностей, пережившая войну, избежать разложения в мирных условиях. Так вы принимаете моё предложение?
– Да, ваше величество. У вас есть короткий путь к миру и объединению, а у нас – долгий путь, ведущий к справедливой демократии. Хотел бы я знать, что выйдет из нашего сосуществования. Какая жалость, что у меня нет волшебной лампы.
Ян расслабленно почесал затылок, но, опомнившись, одёрнул себя и посерьёзнел. А Райнхард неожиданно улыбнулся.
– У меня тоже нет чаши с зачарованной водой, но думаю, что нам под силу сделать так, чтобы в будущем не наступать на старые грабли.
«Интересно, кто станет главой автономии? – думала Элизевин, выпрямляясь и подавая Яну руку. – Кто достаточно талантлив, чтобы взять на себя такую ответственность?»
После ухода Яна Вэньли она повернулась к императору, и их взгляды встретились. Нет, она не ошиблась: он смотрел на неё точно так же, как три дня назад во время приветствия. И как смотрели её родители, когда она вернулась из своей первой битвы.
«Радость, гордость, щепотка страха и понимание, насколько я была близка к смерти, – вот что такое этот взгляд».
Жаркой волной вдруг накатило осознание, что они одни – впервые с того разговора, после которого Элизевин исколотила подушку и искусала губы.
– Я сказал Яну не всю правду, – произнёс Райнхард тихо. – Во время взрыва в храме я был без сознания и не мог командовать. Если бы отряд вице-адмирала Тессе не задержал терраистов, а Ян не отправился бы к вам на полной скорости, никого бы не удалось спасти.
Его глаза сверкали, как звёзды, но даже по проникновенному тону было понятно, насколько значимо для Райнхарда сказанное.
– Вы могли бы просто поблагодарить его, – мягко ответила Элизевин.
– Я пока не могу заставить себя, – признался он, совершенно обезоруживая своей обнажившейся искренностью. – Придёт время – и я расскажу ему, что он сделал. Его слова, конечно, тоже убедительны, однако в конце концов всё решают дела.
Элизевин по-доброму усмехнулась.
– Вы сентиментальны. Автономия в обмен на спасение жизней…
– Смотря чьи это жизни, – ответил он со значением.
Райнхард приблизился к ней – почти незаметно, Элизевин и внимания бы не обратила, если бы не наблюдала за его движениями. Жестом верного друга и союзника он сжал её плечо и произнёс:
– Надеюсь, вам никогда больше не придётся так рисковать.
Раньше она бы просто кивнула, но сейчас, не разрывая контакт взглядов, подняла руку к плечу и накрыла пальцы Райнхарда.
– Я буду очень осторожна, ваше величество. И вы тоже, хорошо?
Он кивнул, и они одновременно отстранились. Если Райнхард и был смущён, то ничем себя не выдал.
– Нам всем нужно оплакать павших и решить насущные проблемы. Но когда позволит время, вы приедете на Феззан?
Элизевин улыбнулась в ответ.
– Да, ваше величество. Прогрессивный торговый гигант интересен сам по себе, и ещё более любопытно, какой столицей он станет.
«Сильной и процветающей, – думала она несколько часов спустя, провожая взглядом имперский флот. – Этого хочет Райнхард, а он всегда добивается того, чего хочет».
В командном центре было спокойно. Капитан вёл корабль, буднично глядя на приборную панель. Связисты переговаривались о своём, один даже вынул из кармана какое-то фото. Контр-адмирал Марсен писал что-то, склонившись над планшетом.
«Дневник, – вспомнила Элизевин привычку своего адъютанта. – Отец тоже вёл, Касси начала. Может, и мне попробовать?»
Она вдруг представила, как всех веррозионцев охватывает жажда вести дневники, и рассмеялась – впервые со дня отбытия на Землю. Сейчас и не вспомнить, что её развеселило тогда, но смеялась она вместе с Габи. Ох, Габи…
Элизевин помотала головой в ответ на вопросительный взгляд адъютанта и отправилась к себе. «Тевтатес» из соображений безопасности шёл без пассажиров-паломников, а учитывая общую небольшую численность участников операции, был полупустым. Поэтому плакать можно было и в коридоре, для этого даже не нужно было останавливаться. Идёшь себе и чувствуешь, как по щекам ползёт горячее и влажное.
Она почти столкнулась с Касси, которая вышла из коридора слева. Подруга открыла рот, чтобы что-то сказать, но вместо этого просто провела по щекам Элизевин, вытирая слёзы.
Помолчали, поулыбались грустно и понимающе.
– Ну что, домой?
Элизевин глубоко вздохнула, восстанавливая дыхание, и ответила:
– Да. Домой.
* Корабли Молниеносных и королевской семьи носят имена галльских богов: Таранис, Тевтатес, Эзус и др.
** Фридерик Шопен, прелюдия №4
*** Гальярда – старинный подвижный танец, распространённый при дворе Людовика XIV.
@музыка: Frédéric Chopin - "Prelude in E minor Op.28 No.4".
@настроение: приятное.
Варбурга, племянника казнённого графа Ремшайда, Зигфрид поручил Кислингу и на прощание подбодрил приунывшего гвардейца. После победы о старых аристократах просто забыли, и предугадать, что кто-то из них решится на месть, да ещё и доведёт план до воплощения, было невозможно.
К счастью, Варбург не достиг цели.
Подойдя к палате, Зигфрид бросил взгляд сквозь узкое окошко. Рядом с кроватью сидела королева Элизевин – бледная, печальная, глядящая на Райнхарда такими глазами, что и слепой бы всё понял.
Зигфрид почувствовал себя так, словно подсмотрел чужую тайну, и аккуратно постучал.
– Ваше величество, – сказал он, заходя, – доктор говорит, что император, хотя и слаб, уже вне опасности.
Она поднялась, снова облачённая в броню титула.
– Хорошо, что так. Ваши врачи – настоящие боги своего дела. Оставляю вас с его величеством.
– Постойте, – окликнул Зигфрид, когда королева уже была у порога. – В этой битве будет непросто выжить, но, если вы погибнете, Райнхарду будет ещё сложнее это пережить.
– Что, простите?
Зигфрид перевёл дыхание. Ещё минуту назад он не был уверен, но теперь не сомневался, что всё понял правильно, а недавние неловкость и задумчивость Райнхарда вдруг обрели кристальную ясность.
Он кивнул королеве, и она улыбнулась, приподняв уголки губ.
– Вы тоже берегите себя.
Потом Зигфрид вернулся на «Тюрингию». Среди имперских военных альянсовцы в гражданском смотрелись странно, но, похоже, они вполне освоились в командном пункте. Ян спокойно скользил взглядом по голограмме местности и уверенным голосом что-то уточнял у своего адъютанта.
Поздоровавшись с Зигфридом, Ян спросил:
– Как его величество?
– Будет в порядке, нужны только время и отдых.
Ян с явным облегчением расслабил плечи.
– Признаки достижений императора, равно как и результаты усилий, несомненны. Лишиться такого лидера было бы настоящей трагедией для человечества.
«Для вас тоже?» – пришёл в голову вопрос, однако он был слишком личным и даже провокационным, да и не время было его задавать.
Два часа спустя «Тюрингия» вошла в атмосферу Земли. Зигфрид и его отряд уже были готовы к вылету и проверяли поручни, двигатели и навигацию скорее по привычке и чтобы занять себя. Но немного погодя, когда корабль вцепился стальными «лапами» в горный хребет и навис над ущельем, тряхнуло так, что Зигфрид едва удержался на ионокрафте.
Его подхватил помощник, капитан третьего ранга Зейдель, сидевший позади. Обернувшись, Зигфрид встретил его настороженный взгляд, знакомый со времён миссии на «Гамельне-2».
– От этого зависит судьба каждого на корабле, – сказал Зигфрид семь лет назад, придя к капралу Зейделю с просьбой поддержать мятеж Райнхарда.
– От этой битвы зависит мир в Галактике, – произнёс он теперь, тихо, скорее сам себе, повернувшись к ещё закрытым воротам.
Но Зейдель услышал.
– Так и есть. Разобьём этих тварей.
Зигфрид отрывисто кивнул и опустил забрало.
С металлическим шорохом поднялись ворота, ионокрафт Зигфрида и Зейделя сорвался с места, а за ним гулкой вереницей последовали остальные. Неподалёку рассекали воздух ионокрафты отряда Бергенгрюна, а ещё дальше серебрились на ярком солнце веррозионские и теоросские.
На старых фото Храм Света выглядел могучим исполином, охраняющим покой долины. На более новых его стены покрывала плесень, а припорошенные снегом вершины башен одиноко возвышались над землёй. Однако вживую он не казался ни непобедимым гигантом, ни дряхлым стариком.
«Это очень древнее место – но по-новому опасное», – подумал Зигфрид, сойдя с ионокрафта.
Протяжно ударил колокол на самой восточной башне, и Зигфрид обернулся к своим.
– Поднимают тревогу. Поторопимся. Вход?
– Здесь, – ответил десантник со сканером и указал на мшистую поросль, искусно маскировавшую старую дверь.
– Осторожнее, ступени узкие и высокие, – предупредил Зигфрид, осмотрев вход.
Спуск был недолгим, но с каждым шагом в груди Зигфрида разрасталась необъяснимая тревога. Они словно обнаружили гробницу повелителя давно исчезнувшего народа и пришли в неё незваными гостями.
Зигфрид передёрнул плечами, пытаясь избавиться от давящего ощущения.
– Контр-адмирал, что у вас? – спросил он, выйдя на связь с Бергенгрюном.
– Первые идут.
В наушнике послышались крики, больше напоминавшие обезьяний визг, чем человеческие голоса.
– Не переусердствуйте. Ваша главная цель – вывести паломников.
– Да, ваше превосходительство. До связи.
Осмотревшись, Зигфрид повёл свой отряд по запылённым коридорам, до восстановления которых культисты, видимо, ещё не добрались. Листы обшивки в некоторых местах отходили и наслаивались друг на друга, пару раз в поле зрения попали крысы. Впрочем, они были не опасны, в отличие от берсерков, вооружённых лишь фонарями и собственной злобой.
Враги напали разношёрстной многоголосой толпой. Десантники синхронно выстрелили, и часть терраистов разом повалились на пол. Под капюшонами нельзя было разглядеть лица, но пять минут спустя, уже орудуя секирой, Зигфрид заметил, каким юным был культист, которого он только что убил.
Он зажмурился.
«Нет времени! Нельзя останавливаться!»
Он повернулся к новым врагам, летящим навстречу. Его секира кружилась смертоносной птицей, и лезвие, сначала блестевшее в свете фонарей, покрывалось склизкими пятнами. Какому-то культисту он снёс полголовы, другому раскроил грудную клетку. Даже в десантных операциях против альянсовцев было не так: они всё же были людьми, а эти…
– Не могу больше, – срывающимся голосом простонал кто-то из ребят. – Они что, совсем не боятся смерти?
– Да! – рявкнул Зейдель. – Смирись и работай, не то…
Небольшой отряд терраистов вынырнул из-за угла, и стало ясно, что значит это «не то». Двоих изрешетили лазеры, третьего обезглавили, но последний, перепрыгнув через тела собратьев, набросился на целившегося в него десантника и вырвал у него ружьё. Синий луч провёл извилистую кривую по потолку, стене и полу, чудом никого не задев.
– Враги быстрые, свирепые, бесстрашные, – зачастил Зигфрид, отбросив культиста к стене. – Значит, будем биться на пределе сил.
Но терраисты оказались не единственными врагами. В соседнем коридоре один из десантников угодил сапогом в щель между отошедшими листами, а ещё двоих задело рухнувшим остатком водопровода. Это не могло серьёзно навредить закованным в броню солдатам, однако именно эти трое погибли при следующей стычке с культистами.
– Сама база противится нам, – озвучил кто-то случайную мысль Зигфрида.
В тот же миг вверху зашелестело, и на головы пятерых десантников упала рыболовная сеть. Терраист, прыгнувший следом, умер почти сразу, но успел повернуть какой-то рычаг в стене.
– Отходим! – крикнул Зигфрид, когда, скрипя и лязгая, стали опускаться противопожарные перегородки.
Одна с мощным стуком впечаталась в пол, но механизмы второй оказались упрямее. Пока Зигфрид и Зейдель сдерживали сталь, пятнадцать ребят успели выбраться.
А потом из вентиляционной шахты в потолке, сопровождаемые удаляющимся диким хохотом, посыпались… сосуды? колбы? Из некоторых повалил густой зелёный дым, другие, протяжно шипящие, оказались обычными петардами.
«В сочетании с газом…»
Аланус Зейдель, не говоря ни слова, с силой вытолкнул Зигфрида наружу, после чего перегородка опустилась, отрезав оставшихся внутри от мира живых.
В раздавшемся крике Зигфрид не узнал собственного голоса. Мысли подгоняли, но тело не слушалось. Отдышавшись, он хлопнул ладонью о стену так, что дрогнул соседний лист. Потом, развернувшись к остаткам отряда, Зигфрид коротко скомандовал:
– Вперёд.
«Они в шлемах, запас кислорода есть, и шахта рядом… Кто-то может спастись», – роились в сознании мысли, слишком похожие на самовнушение. Зигфрид запретил себе их, рвано вздохнул и ускорил бег.
Минут через двадцать они соединились с отрядом королевы. Судя по состоянию брони, веррозионцы тоже едва успевали выныривать из бесконечных стычек.
– Здесь Мириам, – рыкнула Элизевин, прикрывая Зигфрида со спины. – Пытается сбежать с несколькими камелотцами.
– Мы контролируем выходы, – отозвался он, зарубив ринувшегося к нему культиста.
– Не все. Храм древнее, чем мы думали, самые старые помещения похожи на дворцовые, есть неизвестные нам выходы.
Им обоим пришлось отвлечься на вырвавшихся вперёд терраистов, но через несколько взмахов секиры и меча Зигфрид и королева снова оказались спиной к спине.
– Враги ушли по старому коридору, – продолжала она, отбросив от себя культиста. – Габи отправила своих, но это Камелот, и…
– … и защитников у него хватает, – закончил Зигфрид под истошный крик врага.
– Я лично убью Мириам. Поможете с Камелотом?
Зигфрид кивнул, потом сообразил, что королева этого не видит, и ответил:
– Нельзя позволить им выжить. Перехватим снаружи.
Когда в коридоре не осталось терраистов, Зигфрид связался с отрядом, который зачищал северный сектор, и поручил контроль над центром капитану Вундту.
– Людей хватает? – уточнил он на всякий случай.
– Да, ваше превосходительство.
Потом Зигфрид забрал с собой пятерых и вместе с двадцатью веррозионцами направился к восточному выходу. Отследить перемещение беглецов-терраистов по сигналам отряда вице-адмирала Тессе было нетрудно, оставалось только нагнать.
– Всему десанту, – вдруг раздался в наушниках голос Яна Вэньли. – Есть угроза взрыва. Немедленно покинуть базу. Повторяю.
Зигфрид переглянулся с королевой, затем кивнул отряду, и они прибавили шагу.
А минуты три спустя, едва отряд ступил на обманчивую каменистую тропу, воздух всколыхнулся от яростного рёва. Словно древнее чудовище вырвалось из недр храма и устремилось наружу, сметая всё на своём пути.
– К скалам! – заорал Зигфрид, перекрывая грохот.
«Не скалы это, а просто уступы, – пришло в голову на бегу. – Но хоть что-то».
Волна взрыва задела и их: одного из веррозионцев расплющило каменным обломком, другого с коротким глухим звоном раздавил колокол.
Только за уступом метрах в ста от храма Зигфрид позволил себе обернуться. Башни и башенки рушились, погребая под собой всех, кто не успел выбраться, лестницы в несколько пролётов ступень за ступенью исчезали в зелёном пламени. Огонь затопил всё пространство вокруг храма, в том числе группу терраистов, которым хватило изворотливости сбежать, но недостало скорости.
– Мириам, – почти со смешком выдохнула королева и добавила: – Камелот уничтожен.
«И сотни наших вместе с ним».
– Пожар разрастается, – глухо сказал Зигфрид. – Уходим. Укроемся за холмом.
Зигфриду казалось, что он слышит крики людей, корчащихся в муках, раздирающих себе горло или бросающихся на лезвия мечей и секир, лишь бы не гореть заживо. Поэтому, огибая невысокий холм, он уговаривал себя не смотреть назад.
Он смотрел под ноги, чтобы не споткнуться о булыжники, словно возникающие из ниоткуда. Смотрел вперёд, на дорогу. А стремительно движущиеся по небу тени заставили его запрокинуть голову.
«Тюрингия» зависла над поверхностью на предельно допустимой высоте, семь кораблей, пришедшие за другими выжившими, окружали Долину Света.
– Мы спасены! – крикнул кто-то из ребят.
Из подъёмных ворот вынырнули ионокрафты, и вскоре один из рулевых подхватил Зигфрида к себе на заднее сиденье.
Ян Вэньли действительно чудотворец.
Произнёс Зигфрид это или просто подумал? Он слишком устал, чтобы разбираться, и по дороге на корабль позволил себе несколько секунд полудрёмы.
Всё закончилось. Они победили. Но какой ценой…
@музыка: Dino MC и Стася - "Клуб".
@настроение: глубокий вдох и выдох.
Он давно хотел сразиться в ближнем бою на имперской территории – отбить Изерлон или, чем чёрт не шутит, атаковать «Брунгильду». Противостояние безумцам на отшибе Галактики никак не вписывалось в эту картину, но с принадлежностью территории он угадал.
А с врагами – ошибся. Имперцы, сражаясь на другой стороне, были всего лишь людьми – в этих же от людей осталась только оболочка. Существа с сумасшедшими глазами набрасывались на закованных в броню десантников из темноты и совсем не боялись смерти. Один даже не понял, что его лазерное оружие бесполезно, и механически жал на спусковой крючок, пока секира Машунго не раскроила широкую улыбку культиста надвое.
Юлиан отбивался от всё новых противников, заклиная, чтобы среди них не затесались обычные паломники.
«Нет, Вален и его люди разберутся».
Едва он так подумал, как издалека послышался усиленный громкоговорителем голос:
– Это адмирал Галактической Империи Август Самуэль Вален. Мы не желаем зла мирным паломникам. Все, кто хочет жить, немедленно пройдите к выходам номер три и номер семнадцать. Повторяю.
Юлиан нашёл в себе силы улыбнуться. Желание жить – это хороший критерий и, наверное, главное отличие паломников от этих.
Но меньше чем через три минуты враги сориентировались в новой обстановке: зажглись фонари, стихийно образовались группы – и вот одна из живых волн со скоростью цунами обрушилась на отряд Юлиана.
«Увязли», – с досадой осознал он, краем глаза отмечая безуспешные попытки соратников вырваться из звериного захвата.
Сам он даже не мог повернуть рукоять секиры, придавленный рычащим и ревущим живым прессом. Один из берсерков вскочил ему на плечи, норовя сдёрнуть шлем. Крепление выдержало, однако ноги вмиг стали ватными.
«Упаду – и мне конец», – зажглось в сознании.
Юлиан зарычал, вторя врагам, – и развернулся с отчаянием тонущего в трясине. Один противник чуть ослабил хватку, и Юлиан тут же скинул его под ноги подоспевшему Линцу, другого швырнул в стену, а третьего зарубил.
Он повернулся на сиплый крик. Машунго, с которого таки сдёрнули шлем, схватился за правый глаз. Сквозь пальцы заструилась кровь, а нож культиста вонзился Луи в горло.
Он упал – и стая, почуявшая запах крови, налетела на него.
«Нет, нельзя его там оставлять!»
Юлиан и ещё трое освободившихся ребят ринулись к стервятникам. Вентиляция шлема приглушала запахи, но, рубя направо и налево, вонзая секиру в очередное тело и отшвыривая мертвецов, Юлиан в полной мере ощущал себя мясником.
– Достаточно.
Шёнкопф легко перехватил секиру Юлиана. Он вздрогнул, моргнул – и только потом увидел, что все культисты в коридоре мертвы, а у того, которого он добивал, уже не было половины лица и язык дряблым ошмётком торчал изо рта.
Юлиан сдержал рвотный позыв – наверное, только благодаря Шёнкопфу, который с силой сжал его плечо. Юлиан понял командира без слов и последовал за ним.
В соседнем коридоре под сапог одного из ребят угодило нечто шипящее и сверкающее. Юлиан успел отбежать, но взрыв растревожил древние своды, и массивные глыбы слетели вниз, расплющив троих Розенриттеров. Юлиан чертыхнулся, но заставил себя отвернуться и прибавить шагу.
– Скопление терраистов на нижнем ярусе, – услышал Юлиан Шёнкопфа. – Движутся быстро. Поспешим.
Скоро отряд оказался в огромном подземелье, откуда открывался вид на длинную галерею невдалеке. По ней летела освещённая фонарями процессия. Десантников с ружьями, попытавшихся её остановить, берсерки сразу оттеснили. Послышались хаотичные выстрелы, и Шёнкопф скомандовал оставаться в тени.
– До них дошло, что ружья можно вырывать, – тихо пробормотал Розенриттер. – Будут палить, сколько хватит заряда, и атака захлебнётся. Они вроде к девятому выходу. Перехватим там. Блюмхарт, кто из наших поблизости?
Пальцы майора прошлись по сенсорному устройству.
– Адмирал Клер.
– Хорошо. Свяжись.
Они миновали ещё несколько коридоров и три или четыре стычки, в которых Юлиану пришлось отказаться от затеи считать убитых им терраистов.
А затем отряд настиг обезумевшую процессию. Миг – и она оказалась зажата между Розенриттерами и веррозионцами. И вдруг взгляд наткнулся на человека, прятавшегося за спинами берсерков. Его Юлиан узнал бы и в кромешной тьме.
Он бросился к де Вилье, но какая-то терраистка кинулась наперерез, а следом – ещё двое мужчин.
Выстрелы веррозионцев проредили толпу, но тут фонарь, который держал де Вилье, перевернулся в воздухе и исчез где-то на полу. Размахивая секирой, Юлиан потерял главного врага из виду, а потом пришлось отвлечься на истерически хохочущего терраиста, смех которого действовал на нервы не меньше, чем облепившие доспехи костлявые руки.
Наконец сбросив с себя противника, хохот которого потонул в хлюпанье крови, Юлиан увидел финал короткого поединка меча и секиры. Что-то странное было в этой схватке, и секунду спустя Юлиан понял, что именно.
«Меч! Дорогой и явно не для простых».
Выбив клинок из руки терраистки, веррозионец впечатал секиру в её грудную клетку.
Юлиан нашёл глазами Шёнкопфа, который надвигался на прячущегося за выступом человека. В этот миг быстрая тень, подхватив отброшенный меч, метнулась к Розенриттеру. Клинок на половину длины вошёл в его тело сверху, и генерал-лейтенант заорал.
Юлиан на автомате подлетел к повисшему на плечах Шёнкопфа врагу и одним движением свернул ему шею. Терраист оказался совсем молодым, но никакой жалости в Юлиане не было.
Шёнкопф упал ему на руки. Дрожащими пальцами Юлиан снял со своего командира шлем и встретил мягкую улыбку и спокойный взгляд карих глаз. Кровь выплёскивалась из трещин в доспехах, заливала ворот, окрашивала каменный пол. Что надежды нет, Юлиан понял сразу и не сомневался, что Шёнкопф осознал это ещё раньше.
– Пришло моё время платить долги.
Увидев поползшие изо рта генерал-лейтенанта алые струи, Юлиан сдёрнул с себя шлем и резко втянул воздух сквозь зубы.
– Командир…
– Не нужно эпитафий на могиле. Лишь слёзы красивых женщин принесут мир моей душе.
Он умер с усмешкой на испачканных губах, и Юлиан быстрыми движениями стёр с них кровь. Только потом он перевёл взгляд на последнего убитого Шёнкопфом врага. Это был де Вилье.
Поднявшись, Юлиан как во сне услышал слова адмирала Клер, что из пещеры за девятым выходом идёт сигнал о присутствии людей. Потом, будто заботливая старшая сестра, она надела на него шлем и слегка подтолкнула к Розенриттерам. Это вернуло Юлиана в реальность.
Он проводил взглядом веррозионцев и вместе со своими ребятами отдал воинское приветствие погибшему Шёнкопфу. Майор Линц, принявший на себя командование, связался с другими Розенриттерами.
– Терраисты стекаются в молитвенный зал, – сказал он, завершив связь.
Юлиан нервно кивнул.
На бегу, пресекая мысли о Катерозе, которая едва начала общаться с отцом, Юлиан тряс головой и стискивал зубы, крепче сжимая секиру.
Минут через десять, соединившись с другим отрядом, они ворвались в зал, воздух в котором дрожал от жара. Несколько сотен терраистов повернулись одновременно. На непроницаемых лицах плясали зловещие огненные блики, но безумия в глазах Юлиан не увидел. Перед ним были искренне любящие свою Мать дочери и сыновья, от маленьких детей до глубоких стариков, готовые воссоединиться с ней по первому зову. И забрать с собой как можно больше врагов.
Холодок пробежал по спине Юлиана, когда он узнал в толпе добродушную и приветливую женщину с Плутона.
«О нет, как же так…»
– Мы очень разные, правда? – услышал Юлиан звонкий голос с другой стороны зала. – Кто-то спасает свою шкуру, кто-то жаждет подпалить вражескую.
Толпа раздалась. На возвышении, которое во время служб занимал Великий Архиепископ, стояла невысокая женщина средних лет. Её серьёзные глаза всколыхнули в Юлиане воспоминания – не столько о просмотре досье на членов Камелота, сколько о давней встрече в космопорте.
Юлиан откинул забрало: это показалось ему важным и правильным.
– Это всё-таки были вы, юноша… Я видела вас летом, но решила, что обозналась. Помню, как мы встретились впервые.
– Тогда вы помните и свои слова о мире, об усталости от войны и потерь…
Юлиан оборвал себя, испугавшись подступающей истерики.
Франческа Джонсон улыбнулась печально и скорбно, а может, так казалось на расстоянии.
– Что делает мир, когда его не слышат? Вы можете выключить все приборы, – она почему-то коснулась лба, – но вам не остановить поступь смерти.
В руке женщины возникла зажигалка. Терраистка поднесла её к колонне, и по узорам и шероховатостям камня взвились разноцветные, почти праздничные искры.
– Земля – наша мать.
– Землю в мои руки, – продолжили на множество ладов её братья и сёстры.
Юлиан отшатнулся и заорал своим:
– Отступаем!
Как только они выбежали из зала, за ними устремилась смерть. Она дышала адовым жаром, грохотала рушащимися стенами, пламенела и опаляла лёгкие.
– Адмирал Клер! – заорал Юлиан в коммуникатор, больше всего боясь замедлить бег. – Уходите!
– Не на чем. Ионокрафтов нет, а корабль завалило, – услышал он сквозь рёв огня. – Имперцы?
Юлиан бросил взгляд на Линца, занятого своим коммуникатором. Розенриттер быстро кивнул.
– Знают. Мы за вами.
Отряд свернул за угол, и главный выход, развороченный выстрелом пушки, показался Юлиану вратами в дивный новый мир. В котором всё будет хорошо, обязательно будет, надо только выбраться.
Снаружи десять имперцев сторожили выход и временную стоянку ионокрафтов. Вскочив на один, Юлиан развернулся.
– За веррозионцами, – успел выдохнуть он, прежде чем выход завалило. Зелёное пламя взвилось, вырвавшись на поверхность, и расползлось по каменным глыбам.
«Не гаснет», – машинально отметил Юлиан, направив ионокрафт на север.
Пару минут его мир состоял из протяжного гула двигателей и ровного скольжения по воздуху. Юлиан летел наравне с Линцем и Блюмхартом в окружении других десантников и заставлял себя не оглядываться, чтобы не было соблазна начать считать, на этот раз – выживших.
Вместо пещеры Юлиан увидел беспорядочное скопление глыб, изуродованных разломами. Тела союзников валялись вперемешку с вражескими, а уцелевшие веррозионцы цеплялись за всё что можно, помогая друг другу не погибнуть. Юлиан мысленно возблагодарил создателей их лёгких доспехов и, снизившись, подхватил раненого десантника.
– Спасибо, – прохрипел голос из-под шлема.
– Вице-адмирал де Вобан?
– Жить буду, – ответила она на незаданный вопрос.
Юлиан выдохнул и рванул с места.
База терраистов, затопленная зелёным пламенем, ушла под землю с низким гулом и рокочущим грохотом, однако этого Юлиан уже не видел. Он летел вперёд бок о бок со своими товарищами, к ущелью, ставшему временным космодромом. В глаза словно налили кипяток, а сердце саднило, но на воспоминания сил не было.
Серые и серебристые корабли уже маячили вдали, когда внимание Юлиана привлекло сияние на западе. Выглядело оно чарующе и волшебно, и только через пару секунд он осознал: это раскрашивают небо отсветы всепожирающего зелёного огня.
@музыка: Воровайки - "Гуляй, моя душа".
@настроение: позитив, несмотря на содержание главы.
Как говорил Иов Трунихт, проигранная битва – это не повод сокрушаться, а знак, что надо пустить в глаза народу побольше пыли. Де Вилье вспомнил об этом после упразднения Ройенталем корпуса Патриотов-Рыцарей и обысков в отделениях Культа на Хайнессене. Средства, шедшие на дополнительное содержание наёмников, неожиданно освободились, и де Вилье предложил употребить их на восстановление Храма Света, тем самым переключив внимание паломников и новых адептов.
Несколько месяцев всё было тихо, но чутьё говорило де Вилье, что это затишье перед бурей, а сумрачный взгляд Единого, которым он одаривал Филиппа во время визитов, только убеждал в правильности догадки.
Поэтому восстановление храма было хорошей идеей: даже если Лоэнграмм решится на атаку, сияющий ореол благородства не позволит ему разнести всё в пух и прах, пока на базах находятся невинные.
Но стоило высказаться об этом на собрании Камелота, как нашлись недовольные, посмевшие обвинить де Вилье в легкомыслии и недальновидности. Он почти пожалел, что предложил собраться у него: некоторые вообще не умели вести себя как гости – например, его давний соперник Уортон. Вскочив из-за стола, этот мерзкий феззанец бесцеремонно тыкал в де Вилье пальцем и почти орал.
– Трунихт в тюрьме и как пить дать сгниёт там! Он не из тех, кто готов умереть за идею, точно вам говорю. Вы хоть понимаете, что это значит? Уже завтра нас всех могут перебить!
– Точно! – высоким для мужчины голосом поддакнул Беккер, самый молодой в Камелоте. – Если мы погибнем, кто зажжёт свет великой истины в сердцах новых братьев и сестёр?
– Не драматизируйте, Фридрих, – заговорил де Вилье тоном терпеливого врача из психбольницы. – Как раз из-за скользкой натуры Трунихта мы не доверили ему сколько-нибудь ценную информацию. Всё, что мы можем на данный момент, – просто заниматься своими делами и держать поблизости красные ларцы.
Кто придумал так называть обычные серые рюкзаки с запасами на чёрный день, де Вилье не знал, но полагал, что цвет крови и поэтичность приклеились к ним из-за их архиважности.
– Мы здесь не спорить собрались, – тихо произнёс епископ Каллизен, седобородый, с пронырливыми глазами неисправимого интригана. – У нас нет ни флота, ни даже разведывательного отряда, поэтому мы не можем предугадать, когда ударят враги.
Де Вилье кивнул, и под его взглядом Уортон наконец-то плюхнулся обратно на стул, а Беккер притих, подперев подбородок рукой.
– Великий Архиепископ однажды сказал: «Если не знаешь, когда и куда прилетит вражеская стрела, задумайся, где твоё слабое место». В данном случае нам нужно думать не о том, что Лоэнграмм может сделать, а о том, чем он может нам повредить.
– Отрезать пути к отступлению, – негромко заметила госпожа Франческа, бледная тень себя прежней, зато с горящими праведным гневом глазами.
– Верно. За исправность механизмов девятого выхода, ведущего к пещере, отвечаю лично я. Все рычаги смазаны, можете убедиться. Мадемуазель д’Эстре, что насчёт корабля?
– Спрятан, – подала голос веррозионка, – я проверила перед собранием.
– Отлично. Кто встретит врагов здесь?
– Преданные сыновья и дочери, – полупрошептал голос позади. – Они будут счастливы дать отпор еретикам, а затем вернуться в объятия матери-Земли и стать едиными с ней.
Де Вилье одновременно с остальными склонился перед Великим Архиепископом. Глава Культа обошёл стол и занял место в кресле – слишком скромном, чтобы считаться троном, но возвышающемся над другими стульями на добрую пару дюймов.
– Все, кто покинул Землю, должны погибнуть, – изрекли мёртвые губы Великого Архиепископа. – Эти идиоты, которые полагают, что они могут жить, перерезав свои корни.
Он тяжело опустил ладонь на плечо де Вилье и обратился к Камелоту:
– Де Вилье – моя правая рука. Следуйте его указаниям и поддержите его, чтобы он добился успеха.
– Я буду счастлива разделить вашу ношу и великую миссию, господин, – с жаром произнесла Франческа Джонсон. – Субстанция уже готова. И здесь всё готово тоже.
Она приложила палец ко лбу, и де Вилье не смог сдержать восхищённую улыбку. На его памяти никто так не рвался поместить себе в голову контрольное устройство и никто так не гордился вмонтированным в череп взрывателем. Стоит сердцу Франчески остановиться – и процесс будет запущен, а остальное сделает субстанция.
– Госпожа, мы преклоняемся перед вашим мужеством, – Уортон действительно склонил голову, но де Вилье окинул его презрительным взглядом. Этот слизняк же чуть не пляшет от радости, что высокая честь досталась не ему.
Видимо, Франческа прекрасно понимала, что представляет собой Уортон. Она жестом прервала его и, бесцветно глядя ему прямо в глаза, сказала:
– Я делаю это для сына, чтобы в лучшем из миров он гордился своей матерью.
Глядя на её рассыпавшиеся по плечам русые волосы, отслеживая напряжение в каждой мелкой морщинке на высохшем лице, де Вилье вспоминал недавние слова Единого. С глубокой древности имя убитого попадает или не попадает в историю, но имя убийцы запомнят, только если он преуспеет.
«Франческа Джонсон… Это о тебе говорил Единый, это ты станешь тем самым ангелом возмездия, через которого Он обрушит свою ярость на еретиков».
Через четверть часа, проводив наставника, братьев и сестёр, де Вилье подошёл к полке над камином, в котором давным-давно не разводили огонь, и тронул горшок с бархатцами. Коснулся ярких лепестков, зажал один из стеблей между пальцами и повертел.
«Интересно, что сейчас делает Доминик? Помнит ли? Или уже забыла? Почти год прошёл».
Филипп не стал развивать мысль – отчасти потому что привык смотреть правде в глаза, отчасти из-за горечи этой правды. Однако ночью ему так и не удалось заснуть. Он ворочался, ходил взад-вперёд по комнате и даже пытался делать несложные упражнения для сна – всё без толку.
А утром де Вилье накрыла волна тревожных предчувствий. То ли Единый ему помогал, то ли его собственная интуиция достигла небывалых высот, но в голове среди роя хаотичных мыслей вспыхнули слова «Сегодня!» и «Беги!»
В молитвенном зале, впервые проведя служение вместо Великого Архиепископа, де Вилье обвёл взглядом лица – старые, молодые и совсем юные, светлые, тёмные, восторженные, серьёзные… Все они вдруг показались множеством ликов обречённого на гибель существа. Но почему смерть не может быть величественной?
– Братья и сёстры! – загремел голос де Вилье, разносясь по залу. – Настал день, когда вы можете приложить все усилия для прославления нашей великой Матери! Надвигается тьма, порождённая беспутством еретиков, и вы – единственные, кто может дать ей отпор! Единственные, кто способен обуздать мощь стихии! Единственные, кому под силу проложить дорогу в новое будущее!
Сотни глоток исторгли громкие экстатические возгласы, и этого хватило, чтобы де Вилье поверил в истинность своих слов.
А потом действительно наступила тьма: свет погас через два часа, как раз когда де Вилье вышел из своих апартаментов с красным ларцом за плечами. Аварийное освещение не включилось ни через десять секунд, ни через минуту, и пришлось достать фонарь.
Похоже, Лоэнграмм применил оружие, способное оставить базу без света. Конечно, праведным защитникам Земли это создаст проблемы… но как удачно, что именно выход номер девять снабжён простейшими рычагами и пружинами, которым не нужно электричество!
Де Вилье усмехнулся, подтянул лямку на плече и шагнул в паутину коридоров, где его тут же настигли беспокойные голоса братьев и сестёр. Заскрипели двери, которые вручную открывали вечность назад, кто-то поскальзывался в темноте, и первые «мотыльки» уже полетели на свет фонаря де Вилье.
– Тьма! – всё громче и отчётливее слышалось среди общего гула.
И, как вступительный аккорд реквиема, грянул гром – взрыв где-то у главного входа, а потом ещё два на противоположной стороне.
– Чего вы ждёте? – раздался совсем рядом голос Дельфины д’Эстре, не успело эхо взрыва стихнуть. – Это враги посягнули на нашу священную Землю! Они идут убивать и уничтожать! Защищайте епископа! Защищайте свет!
Одного кивка де Вилье оказалось достаточно, чтобы в глазах братьев и сестёр – по крайней мере тех, кого высветил луч фонаря, – зажёгся злой огонь.
Не хуже обученных солдат они образовали вокруг де Вилье живой заслон, пропустив лишь Дельфину, которая возникла прямо перед ним и низко поклонилась.
– Я буду рядом, ваше преосвященство, – она порывисто сжала его руку в своих ладонях и взглядом указала на ножны, закреплённые на перевязи вокруг её талии. – Меч из теоросской стали, смертельно опасный даже в полутьме, если знать, куда бить.
– Великий Архиепископ?
– Уже на корабле и ждёт нас.
Де Вилье поднял фонарь повыше и включил на полную мощность.
– Вперёд.
Это была самая странная пробежка в его жизни. И самая страшная. Едва услышав тяжёлую поступь десантников, он ясно осознал, что эти верзилы с секирами и лазерными ружьями получили приказ убивать таких, как он, без разбору. Стоит попасть им в руки – и не будет ни плена, ни допросов. Только смерть.
Фонарь дрогнул в руке, но де Вилье перехватил его и уверенно кивнул напрягшейся Дельфине.
Живой заслон, который вбирал в себя всё больше людей, перемещался вокруг де Вилье, как осы в растревоженном улье, и при слабом освещении смерти на расстоянии десяти-пятнадцати шагов обрели неожиданную яркость и врезались в память.
Пятеро братьев с дикими воплями кинулись на первых выбежавших в коридор десантников и были изрешечены выстрелами из лазерных ружей. У одного, похоже, была припасена граната: де Вилье услышал позади взрыв, а потом – крики и стоны раненых врагов.
В другом коридоре спрятавшийся за углом брат с ножом в руке напал на возглавлявшего колонну десантника и попытался разбить сверхпрочное стекло глазницы. Десантник сбросил его прямо на секиры своих соратников и, кажется, добил собственной. Этого де Вилье уже не видел.
К площадке в форме восьмиугольника он выбежал одновременно с Беккером, которого сопровождал заслон поменьше. Какая-то сестра из этой толпы заорала:
– Во имя Земли! – и, вскинув руку, увела за собой во тьму навстречу выстрелам около десятка берсерков.
Бросив взгляд им вслед, де Вилье поравнялся с Фридрихом, и они побежали вровень.
– Франческа?
– В молитвенном зале, – выдохнул собрат. – Она им устроит.
– Проклятые еретики, – прошипела Дельфина.
А через два поворота, когда они были метрах в тридцати от спасительного выхода, путь им перерезал отряд из семи человек. Оглянувшись, де Вилье увидел вынырнувших в коридор десантников в других доспехах.
– Веррозионцы, – пробормотала Дельфина и обнажила меч.
Под выстрелами одних врагов толпа поредела вдвое, другие с секирами кинулись на оставшихся. Де Вилье не задело благодаря четверым несчастным, с блаженной улыбкой пожертвовавшим собой. Бросив фонарь в толпу и попутно отметив отсутствие Беккера, де Вилье перепрыгнул через пару тел и скрылся за выступом. От обнаружения инфракрасными датчиками это не спасёт, но поможет выиграть время, чтобы…
«Чтобы что, Филипп?» – раздался в голове печальный и разочарованный голос Единого, и де Вилье не нашёлся с ответом.
Тем временем один из веррозионцев поднял забрало. Фонарь валялся где-то на полу, и слабые отсветы не позволяли увидеть лицо, зато его узнала Дельфина.
– Кассиопея.
«Кассиопея Клер?! Адмирал и лучшая подруга королевы?»
Женщина в доспехах взяла секиру на изготовку и почти не глядя рубанула по устремившемуся ей наперерез берсерку.
– Я хочу, чтобы ты точно знала, кто пришёл за тобой, Дельфина д’Эстре, – сказала она, прежде чем снова опустить забрало.
Переведя взгляд с одной веррозионки на другую и оценив шансы, де Вилье едва сдержался, чтобы не цокнуть, но скоро его внимание привлёк другой десантник. С лёгкостью оставляя позади один труп за другим, он уверенно приближался к укрытию де Вилье. На наплечнике алела роза – эмблема элитного подразделения, название которого гремело на всю Галактику.
Спустя вязкую вечность Розенриттер остановился в паре метров от де Вилье.
– Не знаю, как король Константин, – заговорил голос из-под шлема, – но вице-адмирал Фишер и старина Бьюкок были хорошими людьми. Передай своим гадам на том свете, что тебя убил Вальтер фон Шёнкопф.
Отделившись от стены, де Вилье всматривался в черноту забрала, словно ища там ответ на горький, как полынь, вопрос: «Как я мог проиграть?»
Но в тот самый миг, когда лезвие секиры вошло в тело де Вилье, сверху на Розенриттера прыгнул Беккер с мечом Дельфины. Клинок из теоросской стали прорвал сочленение между шлемом и нагрудником, и яростный крик врага де Вилье встретил торжествующей улыбкой. Как и свою смерть.
@музыка: Pascal Obispo et Bash - "Nouveau voyage".
@настроение: всё ближе подбираюсь к финалу!
@темы: Культ Земли, Де Вилье
Министр промышленности напряжённо и с плохо скрываемой досадой смотрел на Райнхарда, но он делал вид, что не замечает настроения подданного, и продолжал:
– Думаю, будет разумно отложить строительство Рубенбрюнна. Военные кампании истощили бюджет. Кроме того, я не намерен подражать пагубным традициям Гольденбаумов и превозносить императорскую власть гигантскими архитектурными сооружениями.
– Простите, но… – Теодор Глюк чуть сжал вытянутые по швам руки и прочистил горло. – Когда император ведёт столь умеренный образ жизни, то и его подданные не могут позволить себе жить комфортабельно. Хотелось бы, чтобы вы учли это.
Министр склонился и замер, не поднимая глаз.
– Вот как, – Райнхард перехватил взгляд сидящего за секретарским столом Эмиля, который мягко кивнул. – Хорошо, я подумаю об этом.
Глюк с видимым облегчением выпрямился и приказал помощникам следовать за ним, увозя макет впечатляющего и, стоило признать, очень красивого дворца. То, что Рубенбрюнн будет построен на Феззане, а управлять планетой вместо презренного Болтека Райнхард назначил Оберштайна, уже навело некоторых на мысль о переносе столицы. Но пока официального заявления не было, а на Феззан отправился помощник Оберштайна контр-адмирал Фернер. Райнхард решил вплотную заняться этим вопросом позже – после.
Не успела дверь закрыться, как вошёл Оберштайн. Будущий наместник сдержанно поклонился и сразу заговорил о деле:
– Ваше величество, после переноса столицы Феззан и по названию, и по сути станет центром Вселенной.
Райнхард поднял брови.
– И это значит..?
– Даже типичные обыватели убирают дом перед переездом. Я считаю, что нужно провести такую уборку. Одного ареста Трунихта недостаточно, тем более теперь, когда он не может сообщить ничего полезного насчёт Культа.
– К сожалению, по условиям договора мы не имеем права казнить людей, находившихся у власти в бывшем Альянсе. Иначе Трунихт давно был бы мёртв. Или, – Райнхард подался вперёд и сложил пальцы в замок, – вы предлагаете нечто другое?
– Да, ваше величество. Договор не запрещает конфискацию средств. Советую вам использовать богатства Трунихта для кампании по разоблачению терраистов.
– Хм, а вы правы. Это будет даже забавно, учитывая, как долго он работал на своих покровителей. Займитесь этим, Оберштайн.
– Слушаюсь, ваше величество.
Райнхард задержал взгляд на будущем наместнике, который, узнав о скором повышении, не только не проявил эмоций, но даже никак не обозначил отношения к своему новому статусу. Наверное, этот человек так же отреагировал бы и на понижение в должности и на любом месте заботился бы исключительно о благе Империи.
– Что с… тем вопросом? – спросил Райнхард после паузы.
– Всё готово.
Неожиданно для самого себя Райнхард поинтересовался:
– Вы знаете, что многие считают ваше назначение моей ошибкой? Ходят слухи, что вы сами не прочь занять трон и замышляете предательство.
Оберштайн слегка качнул головой.
– Это неважно, ваше величество. Уверен, если бы эти домыслы имели под собой хоть какие-то основания, вы не назначили бы меня наместником. В противном случае ваше решение указывало бы на недостаток административного таланта.
Райнхард хмыкнул и отпустил подданного. Оберштайн был прав: при малейших подозрениях Райнхард выбрал бы другого наместника. Но было и ещё кое-что. Даже в детской игре Попробуй отними охотнику за мячом противостоит не один человек.
«Если у Оберштайна и возникнут крамольные мысли, ему никогда не позволят захватить трон. Потому что попробуй отними».
Райнхард отвернулся к окну. Ветер поздней осени срывал с деревьев последние листья, небо было низким и серым, и вот-вот должен был закрапать дождь. Когда Райнхард вернётся с Земли, в разгаре будет зима – наверное, мягкая и снежная, как всегда. А если он не вернётся… Оберштайн знает, что делать.
Через два дня «Брунгильда» покинула космопорт Одина в сопровождении всего пятидесяти кораблей. «Император отправляется осматривать свои владения», – гласили заголовки в прессе. Насчёт маршрута информация разнилась, что объяснялось, конечно же, мерами предосторожности.
Ночью из малого космопорта на севере столицы вылетел линкор «Тюрингия» с Кирхайсом и Валеном на борту. Об этом уже не упоминалось нигде и никем, спасибо людям Кесслера.
На следующий день Райнхард получил сообщение от королевы Элизевин: «Мои тридцать и десять теоросских судов завершили гиперпереход и направляются к Эриде».
Эрида… Эта карликовая планета на границе Солнечной системы должна была стать местом сбора. Изящную, но сложную идею тайного соединения сил предложил Ян Вэньли, и Райнхард понимал, что это лучший вариант, однако все десять дней полёта не мог отделаться от беспокойных мыслей. Чем больше в уравнении переменных, тем выше вероятность зайти в тупик.
«Интересно, сколько человек приведёт с собой Чудотворец», – подумал Райнхард, когда Эриду уже можно было различить на обзорном экране. Несколько феззанских торговцев предоставили Яну свои суда, но вряд ли на них могло разместиться больше ста пятидесяти человек.
Их оказалось двести – в основном Розенриттеры, лично преданные Яну Вэньли и своему командиру Вальтеру фон Шёнкопфу.
– Тот самый, который брал Изерлон? – спросил Райнхард, внимательно глядя на Яна.
Их разделяли мониторы и пара десятков кораблей, но Райнхард кожей ощутил напряжение Чудотворца.
– Это имеет значение?
– Конечно, адмирал Ян. Хорошо, что в ваших рядах такой человек. Если все люди Шёнкопфа так же умелы, как и он сам, это нам на руку.
Ян улыбнулся.
– Ручаюсь, ваше величество.
К вечеру прибыли веррозионские и теоросские суда. Флотилию возглавлял «Тевтатес», под кормой которого серебрился в тон обшивке массивный блок с электромагнитной пушкой внутри.
Через несколько часов в кабинете для совещаний на «Брунгильде» собрались все командующие операцией.
«Стоит единственному терраисту бросить сюда бомбу – и это изменит ход истории», – невесело подумал Райнхард. Отгоняя мрачные мысли, он поднялся на возвышение и вывел на экран схему с сияющими белыми точками.
– Главная штаб-квартира Культа располагается в бывшем укрытии Земного правительства. Нам известны все входы и выходы, но там одни горы и долины, поэтому нет места для приземления. Воздух в горах разрежённый, парашюты и реактивные ранцы использовать нельзя. Это делает высадку непосредственно к базе невозможной.
– Поэтому мы используем электромагнитную пушку? – спросила вице-адмирал Тессе.
– Да. Она нужна, чтобы заблокировать выходы и лишить врагов связи и электричества. Наземное наступление займёт больше времени, но здесь, – Райнхард сменил изображение, – довольно широкое ущелье. Отсюда и начнём атаку. Как только приземлимся, будем прорываться на ионокрафтах. Вален.
– Да, ваше величество.
– Кельи располагаются ближе к входам номер три и номер семнадцать. Ваша задача – эвакуировать паломников.
– Но среди них могут затесаться терраисты.
– Об этом не беспокойтесь, адмирал, – ответила королева Элизевин. – Наши учёные создали детектор, который определяет уровень заражения. На случай, если столкнётесь с теми, у кого хватит терпения выждать и ударить в спину.
– Таких будет мало, – заметил воспитанник Яна Юлиан Минц. – В основном мы встретим берсерков.
– Адмирал Клер, вице-адмирал де Вобан, генерал-лейтенант фон Шёнкопф, полагаюсь на вас, – Райнхард обвёл взглядом веррозионок и Розенриттера, которые коротко кивнули в ответ. Шёнкопф слегка поморщился, но Райнхард не стал заострять на этом внимание.
– Есть запасные базы, – обронил Ян Вэньли.
Райнхард наклонил голову.
– Одна находится ещё дальше в горах и заброшена, а вот с другой всё намного интереснее.
На экране возникло изображение древнего храма с десятью конусовидными башнями. Четыре самых крупных были окружены шестью помельче, а само сооружение тонуло в зелени горной долины.
– База располагается под храмом исчезнувшего города Лхаса. Надёжнее было бы взорвать её, но вчера от одного из наших шпионов поступила информация, что около четверти адептов уже отбыли туда.
Розенриттер шумно выдохнул.
– То есть, информация о нашем наступлении всё же просочилась?
– Мы знаем только, что культисты решили взяться за восстановление храма.
– Причина это или предлог – неважно, – нахмурилась королева Элизевин. – Когда операция начнётся, паломники станут заложниками. Ваше величество, храм я и вице-адмирал Тессе возьмём на себя.
– Хорошо. Восточный вход ваш, а я и мои десантники будем прорываться через западный.
По кабинету пробежала волна нервных движений, переглядок и выдохов. Кирхайс чуть не вскочил с места.
– Ваше величество!
– Я сам поведу солдат в бой, это решено.
– Тогда я…
– Адмирал флота Кирхайс, вы будете командовать операцией с «Тюрингии».
Друг свёл брови, скорее в отчаянии, чем от недовольства. Но оспорить приказ при посторонних он себе не позволил.
Если бы на совещании были только имперцы и веррозионцы, Райнхард приказал бы подать вино, чтобы выпить за успех предстоящей операции. Он любил звон бьющегося на удачу стекла больше, чем мог бы признаться. Но в Альянсе такая традиция не прижилась, поэтому, выпрямившись, Райнхард просто сказал:
– Наши планы теперь определены. Господа, время готовиться к битве. Она начнётся через четыре дня.
Эта фраза стала сигналом. Райнхард отпустил подчинённых и союзников, но Кирхайс ожидаемо задержался и, когда они остались одни, подлетел к нему.
– Райнхард, так нельзя!
– Кирхайс, послушай. Ты ведь помнишь, почему я всегда шёл в бой вместе со своими солдатами?
Друг затряс головой.
– Это другое. Сейчас нам противостоят безумные фанатики. Даже шпионы не знают, каким оружием нас встретят в этом храме. На кону будущее Империи, и если с тобой что-нибудь случится…
– … императором станет тот, кто способен удержать власть и у кого скоро появится прямой наследник.
Кирхайс в ужасе отшатнулся.
– Нет, Райнхард, не шути так.
– Ты знаешь, когда я шучу, а когда – нет. Все бумаги у Оберштайна, он поступит согласно моей воле. Я должен мыслить как правитель и учитывать интересы Империи, поэтому выбрал лучший вариант.
– Райнхард…
Они так часто рисковали жизнью, что Райнхард не думал, насколько сложно будет говорить о смерти. Но тоска и отчаяние во взгляде друга были и вовсе невыносимы.
– Лучший вариант при худшем раскладе, – Райнхард хлопнул Кирхайса по плечу и постарался улыбнуться. – Я хочу умереть в более величественном месте. Слова «Император погиб на Земле» неприятны на слух.
Дождавшись от друга пусть вымученной и слабой, но всё же улыбки, Райнхард отпустил его.
Следующие дни выдались насыщенными. Райнхард заполнял время делами, как чашку иногда наполняют кофе, сливками, сиропом, специями – и обязательно до краёв. К концу второго дня от рассматривания карт побаливали глаза, от обсуждения деталей мозг словно раздваивался, а от тренировок и спаррингов мышцы жили собственной жизнью. Но давно, с самого Вермиллиона, Райнхардом не овладевало такое острое чувство, что он – творец истории и прокладывает путь для всех остальных.
Вечером третьего дня Райнхард пригласил на «Брунгильду» Кирхайса, королеву Элизевин, адмирала Яна… и Юлиана Минца. Было разумно познакомиться с преемником идей Яна Вэньли, поэтому, приглашая Чудотворца, Райнхард добавил, что будет рад видеть и его воспитанника.
А вот радость Кирхайса была искренней и не имела двойного дна, это Райнхард сразу понял по доброжелательной улыбке друга. Когда в чашках уже дымились напитки, Кирхайс повернулся к Минцу.
– Раньше нам так и не довелось встретиться в неформальной обстановке. Рад видеть вас в добром здравии, господин Минц.
– Просто Юлиан, пожалуйста, – ответил воспитанник Яна.
– Вы виделись на переговорах по случаю перемирия, верно? – вспомнил Райнхард, подхватывая непринуждённый тон.
– Да. Мне тогда было всего пятнадцать.
– Возраст, когда хочется изменить мир, – заметила королева Элизевин, разбавляя кофе сливками.
Райнхард прикрыл улыбку чашкой. Ему не терпелось вернуться к оставленному из-за нехватки времени разговору, но не хотелось брать с места в карьер. Он мысленно поблагодарил королеву за удачный переход и сказал:
– При всех минусах автократии даже странно, что именно она лучше всего подходит для таких перемен.
Ян Вэньли пожал плечом.
– Так и есть. Талантливый лидер, находясь у руля истории, может горы свернуть. Однако что будет, когда его не станет? Система рано или поздно придёт в упадок.
– Как и при демократии, – парировал Райнхард. – Кроме того, у правителя может быть не менее талантливый наследник. Думаю, только такой человек имеет право перенимать власть.
– В каком смысле?
– Лишь из-за того, что я император, мои наследники не должны возглавлять страну, если у них недостаточно умений.
Юлиан Минц сжал чашку в руках, будто на что-то решаясь, и подался вперёд.
– Есть лекарство, которое может спасти вашу империю от неизлечимой болезни, ваше величество.
– Лекарство?
– Даже два: принятие конституции и открытие парламента. Тогда вы получите форму – сосуд под названием «конституционализм».
Судя по взлетевшим бровям Яна, даже он удивился словам своего воспитанника. А вот чему именно – образности или прямоте, – этого Райнхард не мог сказать. Но решил продолжить игру.
– Если есть сосуд, то в него нужно налить вино, не так ли? И какой же сорт подойдёт?
– Это скорее можно сравнить с бренди, – ответил юноша с тихим смешком. – Потребуется время, чтобы люди привыкли к конституционной форме правления.
Райнхард постучал по ободку чашки и переглянулся с Кирхайсом. Друг вздохнул и осторожно произнёс:
– Если сосуд под названием Галактическая Империя наполнить конституционализмом, демократические идеалы могут вскоре захватить её, не так ли?
Минц смутился: видимо, осознал, по какому тонкому краю ходит. Тут, прочистив горло, вмешался Ян:
– Простите мою прямоту, адмирал Кирхайс, но если мы не станем садить семена лишь потому, что они однажды высохнут, то ничего и не вырастет.
Райнхард прошёлся рукой по волосам, покосился на королеву – правительницу второго в Галактике монархического государства. Она рассеянно улыбалась, глядя на своё отражение в чашке кофе, и только по едва заметному прищуру Райнхард понял, что слова союзника её озадачили.
Переведя взгляд на Яна, Райнхард медленно заговорил:
– Я отвоевал себе империю не для того, чтобы превратить её в демократическую страну. Я подумаю о достоинствах конституционализма, но никаких гарантий дать не могу. К тому же, – он усмехнулся, – если мы решим все вопросы, людям следующих поколений нечего будет делать.
– И они скажут о нас с раздражением: «Вы творили такие ненужные вещи», – поддержал шутку Ян, хоть и с натянутой улыбкой.
А вот его воспитаннику явно было не до шуток. Он помрачнел, рука чуть дрогнула, поворачивая чашку, – похоже, юноша ещё не научился прятать свои настоящие эмоции.
– Им и сейчас было бы чему удивиться, – произнесла королева Элизевин, отпив из чашки. – Например, нашему умению действовать сообща, несмотря на разногласия.
Беседа вернулась в надёжное русло вежливой доброжелательности, хотя напряжение ещё какое-то время витало в воздухе.
«Почему же всё настолько… не так?» – задавался Райнхард вопросом, поддерживая разговор об имперских и альянсовских традициях.
Он ведь узнал что хотел, понял, из какого теста сделан Юлиан Минц, и очертил для Яна Вэньли границы допустимого. И всё равно его преследовала мысль, что разговор мог и должен был пойти по-другому. Неужели он где-то ошибся?
Ни время, ни обстоятельства не располагали к долгим беседам на нейтральные темы, поэтому вскоре альянсовцы отбыли на «Непокорный», а Кирхайс – на «Тюрингию». Королева Элизевин замешкалась. Она допила кофе, медленно поставила чашку на блюдце и задержала пальцы на фарфоровой ручке.
Райнхард склонил голову набок, внимательно глядя на союзницу.
– По словам Касси, – начала королева, отпустив чашку, – Ян Вэньли отправлял своих людей на Землю не только ради сведений. Она считает, что он хотел обменять информацию о Культе на возможность основать демократическую автономию. Но вы обошлись без помощи Яна, и его козыри оказались бесполезны. Сожаления адмирала вполне естественны, не говоря уже о Юлиане Минце, который рисковал жизнью в логове терраистов.
«И почему я ожидал каких-то других слов?»
Райнхард почти разозлился на свои мысли и спросил, чувствуя, как сбивается дыхание:
– Ваше величество, вы что, защищаете альянсовцев?
– Нет. Я лишь озвучиваю то, о чём могла бы не догадаться, если бы не наблюдения Касси.
– Я же обещал подумать. Если не ошибаюсь, вице-адмирал Миоссан на Теоросе выбрала именно такую стратегию. Подумать, обсудить, понаблюдать – и так до тех пор, пока не будет найдено лучшее решение. Разве не поэтому бывшая вражеская территория на краю Галактики сейчас процветает и может в скором времени стать вторым Феззаном?
– Но после завершения войны ни я, ни Клод не боялись, что теоросцы захотят обокрасть нас.
Райнхард вскинул глаза. Прервать или всё же дослушать до конца?
Собеседница решила это сама и продолжила:
– Не думаю, что целью Яна Вэньли является объединённая демократией Вселенная. Он слишком хорошо знает, как и почему разложился Альянс Свободных Планет. В альтернативе монархии есть смысл, и, если можно пойти на уступки, право и обязанность делать их – в руках вашего величества.
– Звучит так, будто это я виноват в том, что Яну нечего мне предложить.
Королева вздохнула.
– После всего, что я сделала на войне с Теоросом, мне не придёт в голову попрекать вас вашим завоеванием. Но сейчас речь о будущем. Сильный правитель не станет бояться бури в стакане воды.
– Элизевин! – вырвалось у Райнхарда, прежде чем он успел сдержаться. – Вы одна из немногих в Галактике, кому хватает смелости так разговаривать со мной. Ваши храбрость и решительность достойны восхищения, но не думайте, что мне это всегда приятно.
Лицо собеседницы вытянулось, она с недоумением воззрилась на Райнхарда.
– Ваше величество, я не подданная вам, чтобы только и думать, как подстроить свои слова под ваши предпочтения, – сквозь вкрадчивую интонацию тихого голоса прорывалось раздражение. – Я ваш союзник. Надеюсь, вы об этом не забудете.
Она отрывисто кивнула и ушла, а Райнхард прикрыл глаза. Усталость обрушилась на него ледяной лавиной. Он сосчитал до десяти, прерывисто выдохнул и отправился готовиться ко сну.
Следующим утром, за десять часов до высадки на Землю, Райнхард стоял, прислонившись к одной из колонн рядом с командным пунктом «Брунгильды», и скользил взглядом по идущим вровень с его флагманом кораблям. Ни о чём особо не думалось, во многом потому, что мыслей был целый рой.
Внезапно глаз различил движение слева. Кто-то направлялся к Райнхарду размеренным, спокойным шагом.
«Капитан Варбург», – не поворачивая головы, отметил он взглядом нашивки и профиль.
– Ваше величество! – заорал с мостика Штрайт.
Повинуясь чутью, Райнхард обернулся не к адъютанту, а к капитану. Секунда – и нож в его бледной руке устремился к Райнхарду. Варбург прыгнул на него с ловкостью хищника. Райнхард увернулся, рука сама метнулась за спину и отстегнула бластер.
Поздно. Нож наполовину вошёл в руку аккурат между запястьем и локтем. Райнхард зарычал и встретил торжествующий взгляд врага. Забыв обо всём, Райнхард ринулся в сторону и выстрелил противнику в предплечье. Это не остановило бы его, но тут подоспели люди Кислинга, и напавший рухнул, поваленный тремя гвардейцами.
– Не убивать! – просипел Райнхард, зажимая руку другой ладонью. – Допросите!
Силы оставили его, и он грузно осел на пол под одновременные крики Штрайта и Эмиля.
– Врачей! Быстрее!
Потом все исчезли: Райнхарда вобрала в себя темнота. Сначала было просто темно, затем далеко впереди черноту прорезали вспышки – белые хвостатые кометы. Райнхард думал пойти в их сторону, как он когда-то шёл к огненной стене. Но теперь не смог: под ногами не было никакой опоры – одна пустота.
Значит, пока ничего нельзя сделать – надо ждать. И от осознания этого Райнхард раздражённо ударил кулаком о ладонь.
Кометы то ли почувствовали его недовольство, то ли не могли дольше сдерживать собственную ярость. Они осветили пустоту беспорядочным мельтешением и понеслись прямо на Райнхарда.
Не успел он увернуться, как первая комета сменилась видением: обхватив себя руками, над колыбелью рыдала Аннерозе; на кровати лежало фото, с которого безмятежно улыбались десятилетние Райнхард и Кирхайс, а на полу серебрился выпавший из коробки орден «За героическую доблесть».
Картина растворилась в белой вспышке, и Райнхард часто-часто заморгал. Сияние исчезло, но видение, пробуравив память, всё стояло перед глазами.
Вторая комета ослепила новой вспышкой – и новым видением: обагрённую кровью броню веррозионского десантника пробило выстрелом из огнемёта; солдат упал, шлем слетел с него; взметнулись светлые локоны, голубые глаза невидяще уставились на Райнхарда.
«Элизевин!»
Сжав виски, Райнхард затряс головой и запнулся. Едва он успел подумать, что в пустоте это невозможно, как сорвался вниз. Он падал, падал, а кометы неслись за ним. Они казались совершенно живыми. Ещё чуть-чуть – и он поверил бы, что они состоят из плоти и крови. Райнхард вдруг почувствовал себя неодетым и тут же понял, что это почти правда: на нём была лишь лёгкая пижама, которая билась и трепыхалась под порывами ветра.
«Ветер? Откуда?»
Он обернулся и увидел собственную смерть, но не она приближалась к нему, а он нёсся в ревущий огненный поток. Проступившие сквозь тьму горные склоны и долины тонули в пожирающем всё ядовито-зелёном пламени. У Райнхарда не было сил сопротивляться, он даже не мог в последнем порыве протеста сжать руки в кулаки. Он был просто куском мяса, пищей для огненного демона.
Кометы всё же нагнали Райнхарда. Одна явила ему Яна Вэньли в гробу на высоком помосте, другая сменилась видением стреляющей в кого-то смутно знакомой молодой женщины. Её болезненно-бледное лицо уродовали гнев и злое торжество.
«Молниеносная. Дельфина д’Эстре. Она будет там».
Но где там – Райнхард не успел додумать. Зелёное пламя протянуло к нему лапы и с надсадным хрипом раскрыло объятия.
Он разомкнул веки и уже видел над собой светлый потолок, но продолжал слышать чьё-то дыхание, похожее на хрип. Через несколько секунд, а может, минут Райнхард понял, что это дышит он сам – тяжело и беспокойно.
– Пришёл в себя, – сказал кто-то рядом с ним. Голос был юный и встревоженный.
– Его величество всё равно очень слаб, – ответил низкий возрастной голос. – Сейчас позову врача.
Человек открыл дверь и вышел. Райнхард кое-как усмирил дыхание и сглотнул.
«Величество. Да, я вовсе не кусок мяса, обречённый сгореть в огне. Я Райнхард фон Лоэнграмм, правитель Галактической Империи».
Он повернул голову. Он находился в палате медблока, рядом на стуле сидел Эмиль, глядя обеспокоенно и серьёзно. Губы ординарца кривила нервная улыбка, а лицо было бледным и осунувшимся, словно он не спал как минимум сутки.
«Кстати, о времени».
– Эмиль, сколько часов до высадки?
– Ваше величество…
Дверь вновь открылась, пропуская в палату Штрайта. За ним шёл корабельный врач. Райнхард попытался приподняться, но был вынужден опереться на подхватившего его Эмиля.
– Ваше величество, нам чудом удалось спасти вашу руку от ампутации, – участливо заговорил доктор. – Нож преступника был отравлен.
Райнхард прикрыл глаза.
– Капитан Варбург служил на «Брунгильде» три года. Он не терраист – во всяком случае, не был им, – снова накатила слабость, и Райнхард поспешил спросить: – Доктор, когда я смогу подняться?
– Не раньше, чем через семь часов, – послышался твёрдый ответ.
– Наступление уже началось, ваше величество, – откликнулся Штрайт. – Три часа назад.
Тихие слова адъютанта оглушили Райнхарда сильнее грома.
– Что?.. Но кто… кто руководит операцией в древнем храме?
– Королева Элизевин и адмирал Кирхайс. Адмирал Ян командует с «Тюрингии».
Райнхард откинулся на подушку. Ужас облепил его, просочился сквозь кожу, пронёсся по нервам и, смешавшись с кровью, ворвался в сердце. Люди, которыми он дорожил, были там, в логове врагов, в шаге от смерти. А он, немощный и беспомощный, совершенно ничего не мог сделать. Или..?
– Перенаправьте сюда схему сражения, – произнёс Райнхард, бросая все силы на то, чтобы голос не дрогнул. – Я должен видеть всё.
@музыка: E.S. Posthumus - "Indra".
@настроение: лёгкость и расслабленность.
Информация, добытая на Земле, оказалась, бесспорно, ценным оружием, но не мечом, как Касси считала сначала, а неподъёмным тараном. Её было так много, что документы не открылись ни на одном компьютере – ни на «Кател Коллет», ни на «Непокорном». В конце концов Касси просто переслала файлы на Веррозион, используя защищённый канал. А через четверть часа продолжительная трель известила о звонке Элизевин. Внутренне подобравшись, Кассиопея откинула крышку комма.
– Всё открылось, буду разбираться, – сообщила королева после приветствий. – Ты славно потрудилась.
Касси моргнула. В голосе Элизевин не было ни упрёка, ни холода.
– Спасибо. Вообще-то я хотела попросить тебя кое о чём. Обстоятельства не требуют моего немедленного возвращения, поэтому я думаю полететь на Хайнессен. Важно уметь смотреть на вещи с разных точек зрения, и такая поездка может стать отличным опытом. Как считаешь?
Изображение рябило и чуть подрагивало, но Касси заметила задумчивый прищур Элизевин.
– Пожалуй, веррозионцам будет полезно узнать жизнь в бывшем Альянсе изнутри, – медленно произнесла она. – Хорошо. Кто ещё с тобой?
– Пьер и Эжени. Пьер в душе с детства был путешественником и хочет воспользоваться мирным временем. Эжени просто пожимает плечами, но, видимо, ей тоже интересно.
Элизевин кивнула. Касси показалось, что подруга задумалась о чём-то своём, однако она тут же сменила тему:
– Расскажешь о своих спутниках, которые так умеют вдохновлять на новые путешествия?
Касси усмехнулась и откинулась в кресле. Она говорила долго – про первые дни молчания, когда корабли просто шли бок о бок, про сложную поломку реактора «Непокорного», с ремонтом которого помог Жиль, про последовавшие за этим совместные разговоры и игры в карты и дартс.
– Кстати, Юлиан Минц, воспитанник Яна, – интересный собеседник. Ему всего семнадцать, но он говорит свободно, не тушуется, не смотрит волком. Видно, что ему привычно общаться с высшими военными и у него нет предубеждений насчёт бывших противников. Конечно, все мы избегаем вспоминать прошедшую войну, зато охотно обсуждаем будущую.
– Правильно. Порою мудрецы ходят по одному мосту.
Касси посмотрела вопросительно, и Элизевин пояснила:
– Имперская пословица, Райнхард упоминал. И… знаешь, я рада снова видеть Кассиопею, а не Кэсс Морган.
Королева нерешительно растянула губы, и у Касси гора спала с плеч: перед ней снова была подруга.
Она выдохнула.
– Я тоже рада, Лиз.
«А про милую оговорку насчёт императора уточню, когда вернусь», – отметила Касси про себя.
Через несколько часов, когда она читала исторический роман, забытый в каюте кем-то из прежних пассажиров, позвонил Юлиан Минц.
– Адмирал Клер, на связи адмирал Ян.
Касси задержала дыхание. Она планировала этот разговор с самого побега с Земли, но решила дождаться, пока сигнал станет более устойчивым. Любопытно, что ей даже просить не пришлось: когда зашла речь об адмирале Яне, Юлиан сам предложил ей побеседовать с ним.
У бывшего противника оказались очень внимательные глаза и спокойная улыбка. Кассиопее тут же пришло в голову, что, если бы они сначала были союзниками, а потом стали врагами, ей было бы сложно сражаться с ним.
– Месье Ян.
– Мисс Клер.
То, что они оба решили обойтись без званий, расслабило и успокоило, и Касси улыбнулась в ответ.
– Рад, что ваша стихийная команда не понесла потерь. Как опекун Юлиана я признателен вам за помощь.
– Ваш воспитанник прикрывал меня, пока я извлекала информацию. Он храбрый и находчивый, вы можете гордиться им.
Взгляд Яна потеплел, но тут же стал острым.
– Сведения, полученные вами, бесценны. Однако терраисты теперь знают, что их обокрали, и могут ответить новой атакой.
– Не знают, – Касси на стала сдерживать торжествующую усмешку. – Камеры разбил ваш адъютант, а компьютер покажет, что мы не успели дождаться запуска системы.
«Спасибо Жилю за этот трюк!»
– Блестяще! Я очень рад и… и хотел бы обсудить с вами полученную информацию как с представителем Веррозиона. Если вы не против посетить Хайнессен…
– Да, это как раз в моих планах. Я с радостью встречусь с вами.
Собеседник потянулся было к затылку, но одёрнул себя.
– Юлиан сообщил, что вы уже знаете про недавний теракт.
– И про покушение на вас. У меня есть некоторые соображения на этот счёт.
Ян посмотрел заинтересованно, и Касси продолжила:
– Вы знаете, что для истории характерна цикличность. В прошлом земляне чуть не уничтожили сирианцев, и это привело к созданию «Чёрного флага». Сейчас у всех нас достаточно причин объединиться против Культа Земли. Неужели терраисты не понимают, к чему всё идёт?
Ян Вэньли поиграл сложенными в замок пальцами.
– Вы правы. Только мечтатель может надеяться выжить, воюя одновременно на три фронта. Если мы объединимся, наши силы, несомненно, станут огромным потоком, который понесётся на Культ. А значит, терраисты попытаются построить насыпь, чтобы переждать наводнение.
– И они будут очень горды этой миссией, – Касси сказала это спонтанно, но тут же поняла, что сделала верный вывод. – Слава Герострата – тоже слава, а у них же ещё и «великая цель».
Ян наклонил голову.
– Вы увлекаетесь историей?
– Есть немного, – Касси усмехнулась. – Всегда интересно узнавать, как и почему поступали люди прошлого. Даже когда понимаешь, что, в общем-то, мы действуем так же.
Глаза собеседника на миг распахнулись. Кажется, он хотел что-то сказать, но передумал. На прощание он улыбнулся открыто и приветливо, словно уже готовясь к визиту гостей.
– Буду рад видеть вас на Хайнессене, мисс Клер.
На следующий день капитан Моро развернул «Кател Коллет» с Жилем и Лореной на борту и увёл корабль в безграничные просторы космоса. Касси долго смотрела вслед в иллюминатор «Непокорного» и мысленно желала соратникам и друзьям удачной дороги. А себе – новых впечатлений на Хайнессене, по возможности положительных.
Вдруг вспомнился Адам. Она, как наяву, увидела мальчика, с энтузиазмом читающего наизусть стихотворные строки. Тогда Касси тоже казалось, что она всё сможет и преодолеет. А тем временем позади Адама раскрывались драконьи крылья…
Тяжело вздохнув, Касси оторвалась от созерцания звёздных пространств и направилась в выделенную ей каюту.
Через неделю «Непокорный» вошёл в атмосферу столицы Нойеланда. Ещё час понадобился на стыковку в космопорте и необходимые формальности, после чего настал момент прощания. Оно было коротким и непринуждённым: так расстаются люди, которые знают, что скоро встретятся вновь.
«Информация… Ради неё все мы рисковали собой. Вместе добывали – вместе и посмотрим».
Удачное путешествие для Касси всегда означало удобство передвижения, поэтому, перебрав несколько вариантов отелей, она остановилась на «Маринере». Он располагался рядом с большой транспортной развязкой, откуда можно было без пересадок доехать до всех главных достопримечательностей города. И, что особенно важно, в пешей доступности находился дом Яна Вэньли.
Если в космопорте веррозионцам удалось избежать повышенного внимания, то в отеле администратор, узнав, кто перед ней и откуда, воззрилась на гостей из Рукава Персея с нескрываемым интересом.
Уже выходя из лифта на этаже, Пьер, подняв густую бровь, прокомментировал:
– Похоже, веррозионцы здесь редко гостят.
– По крайней мере, местные не считают нас экзотическими зверушками, – сказала Эжени, тряхнув серебристыми волосами. Она явно наслаждалась тем, что больше не надо прятаться под временным образом.
– Гипердвигатели далеко не всем по карману. И не забывайте: мир между нашими странами так и не был подписан. Элизевин было не до того, а потом Альянс упразднили, вот и… – Касси не знала, что ещё добавить, поэтому ограничилась паузой и развела руками.
– И то верно, – отозвалась Эжени.
А вечером пришло сообщение от Юлиана: «Будем ждать вас завтра к полудню» – и адрес. Касси глянула на экран комма, снова сверилась с картой и ответила: «Придём вовремя». Она повертела в пальцах драгоценный диск, и сердце сжалось от внезапного волнения. Что бы они завтра ни узнали, вряд ли это способно кого-то воодушевить.
«Будет как будет, нельзя расслабляться… Но и отдыхать необходимо!» – сказала Касси себе и стала готовиться ко сну.
Следующим днём, отдохнув и взбодрившись, она была готова обойти пешком хоть весь город. По словам консьержа, две недели в Хайнессенполисе было холодно и промозгло и только вчера август вспомнил, что он всё ещё летний месяц. Консьерж говорил и про здешнюю плохую примету: с утра духота – весь год маета. Но когда постоянно живёшь в этой самой «маете», к ней поневоле привыкаешь, поэтому Касси лишь дёрнула плечом и ничего не ответила.
Выйдя из отеля, она глубоко вдохнула жаркий воздух и вместе с ребятами спустилась по лестнице, вспоминая просмотренную утром карту. Десять минут почти по прямой, потом дважды свернуть во дворы – и вот уже тихая улица, а там всего три коттеджа – и нужный дом.
Дверь им открыл Юлиан, и почти сразу из-за его ног, уставившись на гостей большими голубыми глазами, выглянул упитанный кот.
Эжени и Пьер прошли внутрь вслед за младшим хозяином дома, а вот Касси не могла сделать ни шагу: кот обходил её, тёрся о ноги, мурлыкал, подставлял голову, прося ласки. И Кассиопея сдалась, благо это не враг и признать поражение не стыдно. Тёмно-серая с белым шерсть оказалась мягкой и приятной на ощупь, а стоило убрать руку, как кот перевернулся на другой бок и вытянулся на полу, смотря с радостным ожиданием.
– Вы ему понравились, – усмехнулся вернувшийся Юлиан.
– Он мне тоже, – и Касси подмигнула довольно урчащему коту.
А потом Юлиан проводил её в просторную гостиную, где, помимо хозяина дома, собрались почти все «экс-паломники». Сразу стало не до шуток, несмотря на дружелюбные приветствия.
Экран, встроенный в стену, отобразил связи правителей Феззана с Культом Земли. Даже самые сложные и тонкие нити в итоге приводили к этой организации. После долгих пояснений в виде текста зрителям предстало фото с церемонии посвящения в терраисты первого главы доминиона, Леопольда Лаппа. С совершенно подобострастным видом он преклонял колено перед тогдашним Великим Архиепископом. Второе фото было общим, на нём Лапп стоял в окружении терраистов, и, судя по широкой ухмылке, его просто распирало от важности возложенной на него миссии.
«Травить и зомбировать невинных людей. Тьфу!» – Касси цокнула и, прикусив ноготь, произнесла:
– Выходит, Лапп был не только последователем Культа, но и одним из землян.
– И за вступление в их ряды терраисты поспособствовали его возвышению, – добавил Фред, почёсывая подбородок.
Ян Вэньли вздохнул и заключил:
– Источник подпольных средств, побудивших Империю подтвердить основание Феззана, до сих пор был загадкой, но теперь понятно, что огромные богатства были спрятаны на Земле во время войны с Сириусом.
Пьер помотал головой.
– Иными словами, Феззан был ширмой, за которой скрывался Культ Земли.
«Означает ли это, что объединять силы с феззанцами – всё равно что танцевать под одну дудку с терраистами?» – и Касси невольно перевела взгляд на хмурого Щукина. Нет, он точно ничего не знал. Его отношение к Культу исчерпывалось перевозкой паломников.
«И он сражался против них бок о бок с нами».
Наверное, у Яна возникли похожие мысли.
– Не все феззанские торговцы – агенты Культа Земли, – мягко осадил он Пьера. – Но предводители терраистов развернули, наверное, самую масштабную военную кампанию за всю историю Галактики. Причём не имея ни космической, ни сухопутной армий – во всяком случае, официальных.
– Они существовали девять столетий, – задумчиво произнёс Сергей, пока на экране крутилась объёмная модель Земли. – Это внушает мне страх. Сложно оставаться спокойным, когда…
Щукин хмыкнул и нахмурил брови. Касси внезапно стало его жаль. Любой помрачнеет, узнав, что родная страна была создана как прикрытие для террористической организации и служит рассадником религиозных фанатиков.
– Ладно! – Сергей поднялся со стула. – Я отправляюсь на Феззан, нужно связаться с другими свободными торговцами. Заодно выясню, как глубоко распространилось влияние Культа.
Ян ушёл провожать знакомого, и воздух в гостиной сразу потяжелел, несмотря на включённый кондиционер. Тревожно зазвенела мрачная, наполненная предчувствиями тишина. Вот они узнали правду, и теперь – именно теперь – предстояло решить, что же с ней делать.
Вернувшись, Ян попросил Юлиана открыть следующую папку. Эти документы касались того, чем жили культисты сейчас. Тут было всё: от внутреннего строения главной базы и состава наркотиков вместе с описанием их действия – до адресов епископов на Феззане и других планетах. У некоторых оказалось по три-четыре особняка.
Луи Машунго присвистнул.
– Интересно, паломники знают, куда уходят их подношения?
– Сомневаюсь, – откликнулся Юлиан с горькой усмешкой. – Смотрите, тут и фильмы есть. «Земля – кладезь мудрости», «Благодарные дети», «Сделаем Землю вновь великой». Это что?
– Пропаганда, – обронил Ян. – Какими бы чёрными ни были души наших врагов, их разум остаётся ясным, в нём чувствуется холодный расчёт. Послушники ведь тоже разные. Одних сломают наркотики, другим необходим пропагандистский гипноз.
– А что будет потом? – веско спросила до сих пор молчавшая Эжени. – У нас есть ресурсы, информация и время. Победим терраистов – и что дальше? Смерть последователей не означает гибели идеи.
Касси сложила ладони вместе и уткнулась подбородком в пальцы.
– Да, но мы… мы можем повернуть идею в нужное нам русло. Терраистами движет чувство долга, так? Мы обнародуем подоплёку махинаций их главарей, задействуем прессу, радио, телевидение и прочие ресурсы. Станем тем самым потоком, – она повернулась к Яну, – и посмотрим на реакцию ещё не заражённых адептов. Новых послушников у терраистов точно поубавится.
– И наступление на Землю будет воспринято как карательная экспедиция, – отозвался Фред, наклоняясь вперёд. – В этом есть смысл, но… такие радикальные меры могут спугнуть Великого Архиепископа. Он и его сподвижники просто сбегут и затаятся.
– Смотря когда мы раскроем их, – ответил Ян. – И вряд ли им удастся спрятаться.
Он понажимал кнопки на пульте, и на экране отобразились карты других убежищ.
– Гималаи не единственная база терраистов, но местонахождение других – это информация исключительно для лидеров и на самый крайний случай. Пора нам воспользоваться ею, если мы не хотим, чтобы заговорщики замедлили ход истории.
Он обвёл всех ясным и решительным взглядом, как предводитель – свою команду. И отчего-то Касси это даже не покоробило.
«Мы все в одной лодке. Или скорее на одном мосту».
Кто-то кивнул, кто-то подкрепил согласие решительным «да». Задвигались по напольному покрытию стулья, заёрзали и завздыхали сидящие. Сказывалась общая усталость, и вряд ли дело было только в объёме информации.
«Все мы должны были стать кто пешкой, кто фигурой на космической доске Культа. Занервничаешь тут».
Только этим неловким и удручающим чувством Касси могла бы объяснить собственную бестактность, когда в ответ на приглашение Яна остаться на чай ляпнула:
– Надеюсь, без бренди, – и тут же прикусила изнутри губу.
К удивлению, хозяин дома рассмеялся – от души и так заразительно, что все, включая Кассиопею, заулыбались.
– Просто чай, мисс Клер. И угощения к нему, конечно.
Вскоре на столе уже дымились семь чашек с чаем на любой вкус. Ян повернул голову к Касси и доверительно произнёс:
– Понимаете, дело тут в правильных пропорциях и температуре. Чай обязательно должен быть крепким, а бренди – прохладным и составлять ровно четверть от общего объёма. Если хотите, можете попробовать как-нибудь.
Закрыв глаза, он с видимым наслаждением отпил из чашки. Кассиопея покосилась на пузатую бутылку, однако решила отложить эксперимент до празднования победы.
– Возьму на заметку, – ответила она, беря с подноса бисквитное пирожное.
А минут двадцать спустя было прощание, немного неловкое и скомканное, как часто бывает после первой встречи. Кот, вышедший провожать гостей, получил новую порцию ласки, а Ян Вэньли неожиданно спросил Кассиопею, какие достопримечательности города её интересуют. Она и сказала.
Обратный путь в отель сразу вызвал в воображении Касси ассоциацию с блужданием в пустыне. Пройдя квартал по асфальту, который в прямом смысле плавился под ногами, Касси не вытерпела и предложила Эжени и Пьеру заглянуть в магазин одежды. Они с охотой поддержали её – видимо, тоже решили, что надо подстраиваться под капризы погоды. Выбор в магазине был даже слишком большим, пришлось задержаться, а при расчёте возникла заминка: аппарат заупрямился, переводя веррозионские ливры в марки Нойеланда. Зато Кассиопея ни на минуту не пожалела об этом спонтанном визите: в платье из легчайшего хлопка она чувствовала себя намного комфортнее, да и друзья, переодевшись, стали улыбаться живее и легче.
Позже в отеле, расчёсываясь перед сном, Касси проводила щёткой по прядям раза в два медленнее, чем обычно. И думала, думала…
Давно она не чувствовала такого тепла и уюта, как сегодня среди команды Яна Вэньли. Они пили чай, разговаривали обо всём на свете – пусть ещё не как друзья, но как хорошие знакомые. Хотя некоторые из этих людей были её врагами при Амритсаре, Фред и сам Ян уж точно. Но огни Амритсара догорели, даже последствия отошли на второй план. А вот Великий Архиепископ и его Камелот были зловещим настоящим, способным стать не менее зловещим будущим. Как сказал Ян? Страна – это условность, поэтому надо делать выводы без разделения на своих и чужих. В другое время Касси, возможно, нашла бы доводы для спора, но сейчас истинность этой фразы прямо-таки бросалась в глаза.
Касси слегка улыбнулась отражению. Прядь к пряди, волосок к волоску – коса получилась идеальной. Завтра она превратится в лёгкие локоны. Не то чтобы Кассиопею волновал внешний вид, однако она слишком долго пробыла под личиной Кэсс Морган, и теперь ей хотелось чего-то свежего, но простого.
Утром прохладнее не стало, и уже в девять часов Касси наблюдала на улицах мающихся от жары горожан. Какой-то мужчина плюхнулся на скамейку с удручённым видом – похоже, надеясь на спасительную тень от раскидистой липы. Другой, с небрежно переброшенным через руку пиджаком, промокал платком лоб, а с его собеседника пот чуть ли не ручьями катился. Никаких длинных рукавов на всём пути до монумента Хайнессена Касси не заметила – только закатанные, короткие и совсем лёгкие, словно палящее солнце установило для всех своеобразный дресс-код.
Огромная статуя на гранитном постаменте производила странное впечатление. Она казалась одновременно и тянущейся к небу, и простирающей руки над городом. А ещё её поза напоминала силуэты, которыми был испещрён весь молитвенный зал терраистского убежища. Касси передёрнуло. Она глянула в сторону боковой аллеи прилегающего к монументу лесопарка, по которой, тихо переговариваясь, прогуливались Пьер и Эжени. Они уже насмотрелись на статую, а вот Касси хотелось задержаться подольше. То ли тени так падали, то ли угол зрения был таким, но лицо Але Хайнессена выглядело сумрачно-трагичным. Казалось, ещё немного – и он в немом отчаянии сведёт брови, бессильно опустит руки, десятилетиями возвышавшиеся над столицей Альянса, посмотрит своими пустыми глазницами прямо на Касси…
Заметив движение справа, она обернулась. Неподалёку стоял Ян Вэньли, очень «домашний» в футболке и лёгких брюках. Но долгий взгляд, которым он смотрел на статую Хайнессена, был не по-домашнему серьёзен.
Едва Кассиопея подумала подойти к Яну, как он заметил её. Его глаза округлились, и он, помедлив пару секунд, двинулся навстречу.
– Мисс Клер? Я… эм… не ожидал встретить вас здесь. Вы разве не в Национальный музей собирались?
– Там сегодня выходной, поэтому мы решили отправиться сюда. Тут и природа, и есть где укрыться от жары. А вы..?
– Приехал бросить последний взгляд. Статую скоро демонтируют.
– Не удивлена. Император Райнхард ненавидит культ личности и всё, что с ним связано.
Собеседник покивал.
– Во время одного из разговоров он предположил, что, если Хайнессен и вправду заслуживал уважения, он сам приказал бы снести эту статую.
– И вы разделяете эту точку зрения?
– Да. Легендарность, памятники по всей планете – скорее всего, ничего этого Але Хайнессен не желал. Просто людям был необходим символ, и они создали его из живого человека.
Касси снова повернулась к статуе.
– Думаю, вы правы. Человек, который большую часть жизни провёл на каторге, а оставшиеся несколько лет – в бегах, был бы против возведения подобного монумента.
Ян вяло пнул мелкий камешек и негромко произнёс:
– Знаете, я поговорил с императором. Он уже получил сведения от королевы Элизевин и попросил меня отобрать тех, кто отправится на Землю в составе его флота. Так сказать, неофициальный корпус добровольцев, исключительно преданные люди, готовые к тому, что их ждёт. Чтобы не спугнуть терраистов, придётся выдвигаться тайно, из разных космопортов и на гражданских кораблях, а соединяться уже по пути.
– Постойте, но… – Касси пристально посмотрела на собеседника и мотнула головой. – Вы говорите так, словно тоже отправитесь.
Ян обронил короткое «да» и спрятал руки в карманы.
– Вопреки своему стилю, император не настаивал на моём участии. Он предложил. И я согласился не раздумывая.
Собеседник сжал губы и поднял голову, глядя в небо. На лице застыла непреклонность, совсем не вязавшаяся с сегодняшним обликом Яна. Такое же выражение Касси видела на фото одного из «великолепной четвёрки» сирианцев. Она не помнила его имени, зато помнила, что его брат и сводная сестра, заменявшие ему родителей, погибли под перекрёстным огнём войск Земли. И Кассиопее стало совершенно ясно, почему человек, так мечтавший о мирной жизни, снова идёт на войну.
@музыка: Kontrollverlust - "Titanium".
@настроение: решительность.
В ресторане при адмиралтействе было немноголюдно. Меклингер играл на рояле что-то лиричное, с переливами и долгими пассажами, трое офицеров сидели за барной стойкой, ещё по паре – за дальними столиками. Узнав одного из своих помощников, распивающего вино с начальником охраны Райнхарда, Зигфрид направился к ним, но вдруг замер, почувствовав, что плащ за что-то зацепился.
Ваза – точнее, один из её многочисленных витых элементов. Ещё немного – и она полетела бы на пол вместе с цветами, а Зигфрид привлёк бы к себе нежелательное внимание. Все и так обернулись и повскакали со своих мест, приветствуя его.
К чёрному с фиолетовым подкладом плащу пришлось привыкать даже дольше, чем к званию адмирала флота, и ваза ненавязчиво напомнила, что у Зигфрида это получается далеко не всегда.
Подойдя к фон Бюро и Кислингу, он обратил внимание на лежащие на столе фотографии.
– Слышал, у вас радостное событие, командор. Поздравляю. Желаю вам и фрау фон Бюро долгих и счастливых лет семейной жизни.
– Благодарю, ваше превосходительство, – помощник улыбнулся уголками губ. – Присоединитесь?
– Спасибо, не откажусь.
Официант принёс ещё бутылку, а Зигфрид взял ближайшее фото. Тонкая хрупкая молодая женщина светло улыбалась, держа под руку Акселя, который смотрел на невесту с нежностью и смущением. Они стояли под аркой увитой цветами галереи и казались абсолютно счастливыми.
– Мы дружили с детства, – негромкий голос помощника потеплел, – но я всегда относился к Кларе как к младшей сестре. Пока она не спасла мне жизнь, когда я попал в госпиталь после Рантемарио. А Клара ждала, представляете?
Аксель хохотнул, взъерошил тёмную шевелюру и отпил ещё вина.
– У Кислинга вон тоже кое-кто на примете.
Гвардеец покосился на фон Бюро своими странными золотистыми глазами.
– Да ладно тебе, я всё равно пока не могу жениться.
– Почему? – поинтересовался Зигфрид.
Кислинг поиграл бокалом и со значением ответил:
– Пока мой император не найдёт себе императрицу, я тоже не обзаведусь женой.
Не зная, что сказать, Зигфрид улыбнулся и пожал плечами, а потом спросил фон Бюро о новых родственниках. Оказалось, что и со свёкром, и со свекровью ему повезло и они очень горды своим зятем-героем.
Да, если бы не своевременные советы командора, потерь в битве при Рантемарио было бы намного больше. Он был славным человеком и действительно заслуживал счастья. Как и Гюнтер Кислинг.
«А Райнхард наверняка понятия не имеет о его решении, – пришло Зигфриду в голову. – Надо сказать при случае».
Друг приехал ближе к вечеру – один, почти без охраны, хотя обязан был, навещая подданных, брать как минимум две дополнительные машины. Но он не уставал подчёркивать, что визиты к сестре и зятю – это совсем другое. Райнхард навещал их так часто, как позволяли время и обязанности императора, и это был второй его приезд за время правления.
Пока охрана, Штрайт и Эмиль угощались в гостиной, Зигфрид, Аннерозе и Райнхард пили какао в беседке в глубине сада.
Зигфрид то и дело замечал быстрые взгляды друга на живот Аннерозе и посмеивался про себя, а вот жена не удержалась и поддразнила:
– Срок маленький, ещё ничего не видно.
– А когда? – встрепенулся Райнхард, запивая сливовый пирог.
– Через пару месяцев.
Зигфрид улыбнулся смущению друга и разрезал оставшуюся часть пирога.
– В нашей семье большое счастье, – вновь заговорил Райнхард. – В честь этого можете просить меня о чём угодно.
Зигфрид чуть склонил голову.
– Раз так… Райнхард, я хотел бы после рождения ребёнка отойти от дел и проводить больше времени с малышом и Аннерозе.
От него не укрылось напряжение, с которым Райнхард поставил чашку на блюдце.
– Надолго? – коротко спросил он.
– Когда я тебе понадоблюсь, я вернусь и с радостью буду служить тебе. И, конечно, двери нашего дома всегда открыты для тебя.
Райнхард беззвучно рассмеялся, поворачивая фарфоровую ручку.
– Понимаю. Я правитель, поэтому не могу и не должен постоянно полагаться на твои советы и умение сдерживать мой взрывной характер.
– Райнхард…
– Знаю, что ты не это имел в виду: тебе такая причина и в голову бы не пришла. Но это правда. Иногда в общении с подданными я могу не совладать со своей вспыльчивостью, и мне следует научиться лучше контролировать себя. Ты согласна, сестра?
Аннерозе ответила мягкой ласковой улыбкой.
– Ты повзрослел, Райнхард. Думаю, теперь тебе будет легче справиться со своей эмоциональностью.
Через час, прощаясь, Райнхард, как на заре юности, сжал руки Зигфрида в своих.
– Я всегда могу рассчитывать на тебя, правда, Кирхайс?
Ребёнком Зигфрид мог бы решить, что ему не доверяют, и обидеться на такой вопрос. Но сейчас в глазах Райнхарда горели уверенность и непоколебимость, а вопрос означал не сомнения, а беспокойство.
– Да, Райнхард. Всегда.
Спустя пару часов дом окутали глубокие сумерки. Полная луна щедро заливала светом окрестности, и Зигфрид и Аннерозе вышли на вечернюю прогулку.
– Как думаешь, Райнхард понял нас правильно? – спросила жена, беря Зигфрида под руку.
– Не сомневаюсь, хотя ему и непривычно.
– Окончание войны, коронация, новые обязанности… Столько радикальных перемен друг за другом – это слишком для него, даже несмотря на то, что он долго к этому шёл.
– Смерть короля Константина тоже сыграла свою роль.
Аннерозе задумчиво покивала.
– Райнхард не помнит времени, когда наш родной отец был… когда мы жили счастливо, – жена заговорила совсем тихо, как делала всегда, когда речь заходила о самом личном. – С ним у брата не связано никаких приятных воспоминаний. Может быть, король Константин, сам того не подозревая, в каком-то смысле заменил Райнхарду отца.
– Я тоже думал об этом. После Вермиллиона Райнхард выглядел как человек, которому слишком резко пришлось свернуть на незнакомую дорогу без указателей. Но сейчас… По-моему, он нашёл новый ориентир и новую цель.
«Судя по тому, что он рассказывал о Культе Земли, война с ним не за горами», – но об этом Зигфрид промолчал.
Райнхард не любил Нойе-Сансуси, и коронация этого не изменила, поэтому Зигфрида не удивило, что военных император продолжил принимать в адмиралтействе.
Когда на следующий день после визита Райнхарда Зигфрид переступил порог его кабинета, тот стоял посреди помещения белый как мел, только глаза полыхали и ноздри раздувались, как у дракона из древних легенд. Ройенталь по ту сторону экрана смотрел сумрачно и сосредоточенно.
После взаимных приветствий Райнхард вновь повернулся к губернатору Нойеланда.
– Продолжайте.
– Патриоты-Рыцари преследовали адмирала Яна от самого города и устроили засаду на дороге в аэропорт. Если бы Ян не взял охрану, то был бы убит.
– Как он сейчас?
– В относительном порядке. Его охранники пожертвовали жизнями, спасая его. Ян прокомментировал это коротко: «Больше никогда» и сейчас не особенно настроен говорить.
Зигфрид очень ясно представил себе подавленное выражение лица адмирала Яна, его потухший взгляд и опущенные уголки губ.
– Обеспечьте безопасность Яна, хотя вряд ли он будет этому рад. Разместите людей по периметру квартала, вне пределов видимости из его дома.
– Да, мой император.
– Теперь о Патриотах-Рыцарях. Насколько я знаю, они были цепными псами Трунихта. Его уже нашли?
– Он бежал на Один, ваше величество.
– В таком случае поручу его Кесслеру. Кому напавшие служат в данный момент?
– Те, кого мы захватили, твердят, что действовали по своей инициативе и это месть Яну-Чудотворцу за падение их хозяина.
– Истинно собачья преданность, – проворчал Райнхард. – А те, кого не захватили?
– Они предпочли плену смерть и покончили с собой. На внутренней стороне их масок обнаружилась надпись, – губернатор Нойеланда скосил глаза на лист бумаги и прочитал: – «Земля – моя мать. Землю в мои руки».
Зигфрида передёрнуло, как если бы ему пришлось окунуться в пропитанное ядовитыми испарениями болото. А вот Райнхард и бровью не повёл. Он, казалось, был готов не только услышать лозунг терраистов, но и получить неоспоримые улики против них.
«Он уверен. Абсолютно, безоговорочно уверен».
– Ройенталь, приказываю ликвидировать корпус Патриотов-Рыцарей. За теми, кто сдастся по доброй воле, установить слежку. Посмотрим, куда они нас приведут. Остальных убейте. Они знали, на что шли, покушаясь на жизнь национального героя.
– Слушаюсь.
– Переверните вверх дном все отделения Культа Земли в Нойеланде, найдите доказательства связи терраистов с Патриотами-Рыцарями. Уверен, таковые будут. Разрешаю применять самые жёсткие меры, но помните, что эти люди склонны к самоубийствам.
Ройенталь чуть прикрыл глаза и, на секунду замешкавшись, ответил:
– Как прикажете, ваше величество.
– Что с делом Генри Моутона?
– Сиделка сбежала, её уже ищут. Зато с зефур-частицами всё более или менее понятно. Мои люди выяснили, что цистерны перевозила подпольная феззанская компания, которая воспользовалась сбоем поставок перед Вермиллионом. Она быстро свернула деятельность и спрятала концы в воду, однако мы нашли одного из её связных. Он был старшим сержантом во флоте адмирала Мюллера.
– Был?
– Повесился за день до того, как мы его обнаружили.
– Продолжайте расследование. Оба расследования, – Райнхард сделал многозначительную паузу. – И не подведите меня, адмирал флота Ройенталь.
– Как я могу…
Губернатор Нойеланда почтительно склонился. Едва экран погас, Райнхард резко обернулся. Истинные эмоции отразились на его лице, как проступает над огнём казавшаяся невидимой надпись лимонным соком.
– Кирхайс!
– Да, Райнхард?
– Похоже, мрази из Культа пытаются достать всех, до кого могут дотянуться. Их последователи даже проникли в нашу армию, в мою армию! Это уже не просто уловки – это вызов! Лично мне и моей власти.
Друг одной рукой оперся на столешницу, а другой хлопнул по столу. Зигфрид подавил вздох и ответил:
– Это-то меня и беспокоит.
– В каком смысле?
Зигфрид повернулся к окну, за которым яркими красками разливался солнечный день. Трудно было представить, что вскоре над городом и по всей Галактике начнётся гроза намного сильнее природной. А в том, что так и будет, Зигфрид не сомневался.
– Враги подставили под удар корпус наёмников, которые когда-то держали в страхе весь Альянс. Культисты действуют как люди, которым нечего терять. Такое возможно, только если у них припасены и другие козыри. Нам надо быть осторожнее.
Райнхард подошёл к нему и встал рядом.
– Впереди новая битва, Кирхайс. Дело уже не в том, сражаться или нет, а в том, где и как сражаться. Ты говоришь об осторожности, а я добавлю, что нельзя преуспеть, только обороняясь, иначе боги войны накажут нас. Мы должны сломить сопротивление врага чистой силой, чтобы не позволить ему подняться вновь.
– Но, Райнхард, среди культистов много обычных паломников…
Друг остановил его жестом.
– Не волнуйся, я не собираюсь перегибать палку. У меня есть план. Я обдумал его по дороге с Веррозиона, на случай, если терраисты встанут у меня на пути. И теперь время пришло.
Райнхард принялся излагать план, и в какой-то момент Зигфрид поймал себя на мысли, что смотрит на друга во все глаза. Его недавняя растерянность окончательно испарилась. Это снова был тот самый Райнхард, который в десять лет объявил войну знати, а в пятнадцать собрал первую команду, пойдя против безумных приказов и сохранив жизни простых солдат. Готовность вновь бороться с сильным противником и победить читалась не только во взгляде, но и во всей позе устремлённого вперёд человека.
– Поэтому они от нас не уйдут, – заключил Райнхард. – Как тебе?
– Умно. Рискованно, конечно, однако это должно сработать.
Райнхард кивнул.
– Может, отвлечёмся? – спросил он, потирая лоб. – Мы уже сделали всё, что в наших силах, и я…
Друг не договорил, но в голосе прорезалась усталость.
Зигфрид призадумался. Если что-то и поможет Райнхарду на время забыть о борьбе с врагами, так это… новая борьба.
– Когда мы в последний раз ездили верхом?
Райнхард поднял брови.
– Шесть лет назад в лесу Фарн. Ты тогда победил, а я сказал, что возьму реванш.
– Точно. Конечно, перерыв затянулся, но…
– Уговор всё ещё в силе, Кирхайс.
Зигфрид усмехнулся, а про себя добавил: «Охрану удар хватит».
– Ладно, едем.
Адмиралтейство не содержало конюшен, поэтому решено было отправиться на ипподром, находившийся в получасе езды. К нему прилегал старый лес Фарн, и Райнхард поручил вице-адмиралу Штрайту поехать вперёд и проследить, чтобы вокруг не было посторонних.
На конюшне Райнхард выбрал белого коня с серой гривой, а Зигфрида сразу потянуло к тёмно-гнедому жеребцу с белым пятном на лбу.
– Как их зовут? – спросил Райнхард у склонившегося конюха.
– Слейпнир и Гунгнир, ваше величество.
Зигфрид приподнял брови.
«Знаменитые конь и копьё Одина? Что-то в этом есть».
А потом он запрыгнул на Гунгнира, у которого был такой вид, будто это не его оседлали, а он сам милостиво позволил к себе прикасаться.
«Гордый, но взгляд любопытный. Думаю, мы поладим».
Пальцы сами нашли поводья. Другой рукой Зигфрид погладил коня по густой гриве, потрепал по шее и замер, слушая спокойное дыхание животного.
Тем временем Райнхард, пройдя на Слейпнире несколько пробных шагов, направил его к выходу. Зигфрид поспешил за ним.
Сначала они ехали тихой рысью, но галоп был вопросом ближайших минут. Зигфрид и сам был не прочь вновь ощутить кожей порывы ветра, а сердцем – восторг азарта, и, словно почувствовав его настрой, Гунгнир устремился за Слейпниром. Зигфрид почти не направлял коня, только держался сам.
Они миновали ещё круг, когда Райнхард свернул к начальнику охраны и приостановился ровно настолько, чтобы слова прозвучали ровно:
– Кислинг, мы проедемся по лесу.
– Ваше величество!
– Просто поставьте охрану в северной части, где папоротник. Мы скоро.
Зигфрид проехал следом мимо ошарашенного Гюнтера и со значением кивнул.
«Я смогу защитить его, не волнуйтесь».
Лес Фарн совсем не изменился. Тропы сужались, сходились и вновь разбегались, из-под земли коварно выступали коряги и корневища, но кони, по счастью, не спотыкались – видимо, лес был им привычен. Чуть сбавив шаг, Зигфрид и Райнхард выехали на широкую дорогу.
– Ну что, наперегонки? – предложил друг, поправляя волосы, которые, конечно же, снова растрепал ветер. – Вон до той сосны.
– Хорошо!
И Зигфрид отпустил Гунгнира бежать так, как ему и хотелось.
Сильные мышцы животного перекатывались под Зигфридом, стук копыт почти сливался в барабанную дробь, ветер бил в лицо, и почти вровень летел Райнхард, то слегка обгоняя, то чуть отставая.
Затормозив у условленного дерева, он развернул коня и воскликнул:
– Получилось! Я же говорил, что возьму реванш.
– Поздравляю, – искренне сказал Зигфрид, останавливаясь рядом.
Они спешились и повели коней в поводу. Некоторое время тишина нарушалась только тяжёлым дыханием.
– Надо повысить Кислинга, – произнёс наконец Райнхард. – Он расположил охрану максимально незаметно.
Друг кивнул по сторонам, на фигуры гвардейцев, едва различимые среди деревьев у кромки леса.
– Кстати, о Кислинге, – и Зигфрид рассказал о решении начальника охраны насчёт брака.
Райнхард с недоумённой усмешкой провёл по волосам.
– Как глупо. У многих моих солдат есть семьи, и это не мешает им быть верными подданными. Ты, Миттермайер, Кемпф… Кислингу тоже следует жениться.
– Если позволишь, Райнхард… До тех пор пока ты сам холост, для равняющихся на тебя людей совершенно естественно следовать твоему примеру. Ты со мной не согласен?
Друг фыркнул.
– Пару дней назад отец Эмиля граф фон Зелле выразился примерно в том же духе. Он спросил, нет ли у меня желания жениться, и сказал, что создать семью, родить наследника и тем самым продолжить династию – одна из обязанностей правителя.
– И что ты ответил?
– Правду. Что я не имею пока такого желания и у меня без того слишком много забот. А вчера на эту же тему высказался Оберштайн. Конечно, немного другими словами: будто бы, пока династия печётся о стабильности и благе для народа, люди будут желать видеть на троне выходцев из неё. При этом сам Оберштайн остепениться не планирует, хотя на пятнадцать лет меня старше.
Зигфрид нахмурился.
– Если я правильно понимаю, начальник штаба считает себя лишь верным слугой Империи. Для него не имеет значения, будет ли существовать род Оберштайнов, но династия Лоэнграммов – это другое дело.
– На поверхности, может, так и есть. Но думаешь, я не знаю, что у него во всём скрытые мотивы? Уверен, Оберштайн понимает, что императрица станет вторым человеком в государстве. Поэтому он хочет подыскать для меня кандидатуру, которая бы отвечала его интересам, а возможно, даже работала бы на него.
Они дошли до зарослей папоротника, в честь которого был назван лес*, и Райнхард негромко продолжил:
– Мир – эра счастья, где недостаток таланта не кажется пороком, однако держать власть должен мудрейший и сильнейший во Вселенной. Тогда всё будет хорошо. Если я когда-нибудь женюсь, императрица будет мне под стать.
Внезапно охрана вдали пришла в движение. Когда солдаты приблизились, один из них доложил:
– Простите, ваше величество. В адмиралтейство звонил адмирал Кесслер, сказал, что это срочно.
Райнхард посуровел на глазах. Он отпустил гвардейцев и, решительно глянув на Зигфрида, произнёс, как в памятный вечер их клятвы:
– Идём, Кирхайс.
И Зигфрид, как и тогда, ответил:
– Да, Райнхард.
* Farn – по-немецки «папоротник».
@музыка: Karolina Goceva - "Mojot svet".
@настроение: радость.
Ян Вэньли, национальный герой и всеобщий любимец, уже две недели почти не выходил из дома. Его дни состояли из нескончаемого набора механических повторяющихся действий, и он едва помнил, что надо помыться и поесть. Исключением были похороны адмирала Бьюкока и вице-адмирала Фишера. Вот это просто врезалось в память: и пасмурное небо, которое никак не могло разразиться грозой, и непродолжительная речь Айлендса про благородство и самоотверженность, и полное отсутствие имперцев. Всё же Ройенталь и его люди не были обделены чувством такта. И компетентностью, как показали последующие дни. Губернатора Нойеланда особенно заинтересовало, кто и каким образом заполнил цистернами зефур-частиц подвал виллы добропорядочного офицера Альянса. Ян рассказал имперцу всё, что знал, хотя вряд ли его слова отличались от показаний других выживших. Увы, никаких зацепок пока не было, и Ройенталь, сверкая своими разными глазами, ходил мрачнее тучи: похоже, такое громкое преступление в первые месяцы его губернаторства сильно ударило по гордости императорского наместника.
С тех пор, пообещав помогать следствию чем возможно, Ян закрылся в своём доме и никого не принимал. Пару раз звонили Патричев и Аттенборо, однако разговоры не клеились.
«Хорошо, что Кассельн уехал в отпуск с семьёй, иначе тоже стал бы жертвой Моутона. Точнее, тех, кто за ним стоял, – думал Ян, наливая полный стакан бренди. – «Праведность демократии», «звезда Альянса померкла» – какой-то совершенно нездешний пафос».
Ян подошёл к окну и, поглядев на хмурое небо, опрокинул в себя полстакана.
«Юлиан, я честно пытался, – внутренне усмехнулся он. – Но я не виноват, что именно алкоголь помогает сосредоточиться… Бьюкок говорил, что Моутон любил историю и книги о героях прошлого. Но какого прошлого? Времён Лин Пяо и Йозефа Топпарола? Или Брюса Эшби? Или…»
– … времён Земли, – сказал Ян истончившимся кубикам льда. Машинально взболтнув их, он поставил стакан на столик и ушёл готовиться ко сну.
А наутро Яна пригласили в Тернесен на открытие памятника и сквера, посвящённых Джессике. Рука дрогнула, принимая от посыльного конверт. Какая-то часть сознания мечтала малодушно окопаться в доме, но… Но.
До мероприятия оставалась неделя, и Ян сделал то, чего от него никто не ожидал, – нанял для поездки охрану, решительно отвергнув кандидатуру Патричева. В одном Моутон-младший был прав: страны, которой они служили, больше нет. А значит, таскать за собой помощников из прежней жизни, цепляясь за осколки привычного, – это попросту нечестно по отношению к их настоящему.
– Но демократия-то жива, – услышал он в памяти голос Джессики.
Да, демократия жива. Из любви к ней и к тем ценностям, которыми дорожила его подруга, Ян и должен был поехать в Тернесен.
Он мог, как и в прошлый раз, прибыть за день до мероприятия, но решил, что хватит с него прогулок по городу, которые в последние разы ничем хорошим не заканчивались. Поэтому он без колебаний попросил оформить ему и его спутникам билеты на ночной рейс и отоспался в кресле. По виду Марко и Криса сложно было понять, выспались ли они, но они никак это не комментировали: ребята попались молчаливые. Ян был даже рад этому – с более «контактными» был риск разговориться, сблизиться. Возможно, не до товарищей-приятелей, но до хороших знакомых – вполне. А кто знает, что может случиться с этими знакомыми в следующую минуту, через час или на другой день…
В небольшом двухэтажном коттедже, предоставленном Яну и его спутникам, имелось всё необходимое, но главным его преимуществом было расположение: он стоял в стороне от дорог и был первым домом в начинающем застраиваться квартале. Сразу по прибытии Яну сообщили, что строителям дали отгулы на два дня, поэтому его никто не побеспокоит.
– Ваше превосходительство, машину подадут через полтора часа, – деловито пробасил Крис из-за двери.
– Успею, – Ян окинул взглядом рюкзак с немногочисленными вещами и решительно дёрнул молнию.
Парадную форму он с собой не взял: после теракта в Южном квартале на неё и смотреть не хотелось. Джессика выступала за мир – вот он и наденет гражданское, тем более что выходной костюм ему идёт.
В сквере с подстриженными кустами и фонтаном-бабочкой было много зелени и людей. Почти все узнали Яна, а кто не узнал, тем сообщили другие.
Ян сфотографировался с семейной парой и подписал открытки двум девушкам, когда площадка со статуей Джессики наконец оживилась. В центр вышла женщина в коктейльном платье. У неё был звучный голос, а в тоне и манерах чувствовался опыт проведения подобных мероприятий. Она произнесла длинную пафосную речь и подозвала какую-то девочку перерезать ленту.
«Это же она!» – вспомнил Ян ребёнка, встречавшего его с букетом два года назад.
– Лина Маккензи, – представила её ведущая и передала ей микрофон.
Ян ожидал, что девочка подхватит заданный напыщенный тон и скажет о том, какой преданной слугой демократии была Джессика. Но Лина, подняв глаза, звонко заговорила:
– Впервые я увидела мисс Джессику на побережье, когда она кормила чаек. Она подбрасывала крошки, и птицы ловили их на лету. А она улыбалась и тихо разговаривала с ними. Я тогда подумала, что мисс Джессика – очень добрый и душевный человек, и не ошиблась. Мне бы хотелось, чтобы люди чаще обращали внимание на то, что происходит вокруг них, и не замыкались на себе.
Ян вздрогнул от последних слов и перевёл взгляд с мраморной Джессики на Лину. Она глядела прямо на него долгим, абсолютно взрослым взглядом. Ничего не оставалось, кроме как зааплодировать, и его примеру тут же последовали остальные.
Яну удалось ускользнуть от журналистов, сославшись на усталость, но на выходе из сквера его бойко подхватила под руку ведущая.
– Адмирал Ян, вы же придёте на завтрашний обед?
– Какой?
– Ну как же. Мы, бывшие члены Мирной партии, переименовываемся в Партию свободы мирного времени и устраиваем обед для наших сторонников. Мы уже проводим мероприятия по внедрению мирного уклада в жизнь людей, и ваша поддержка для нас очень важна.
Большие ярко-зелёные глаза посмотрели проникновенно и умоляюще, и Ян улыбнулся.
– «Внедрение мирного уклада» – хорошо сказано, правильно, и это отражает положение вещей… Ладно! С удовольствием приду к вам.
Женщина просияла, а Ян подумал: «В конце концов, это бывшие соратники Джессики. Отказаться было бы невежливо по отношению к её памяти».
Вечером в своей комнате он с удивлением обнаружил в небольшом книжном шкафу семнадцатый том Большой истории Империи.
«Надо же, у меня есть все тридцать пять, кроме одного этого».
Знакомая текстура обложки защекотала пальцы, Ян перевернул одну страницу, другую, после чего уселся в кресло, вытянул ноги и погрузился в чтение.
Было полдвенадцатого, когда в дверь, смежную с комнатой охраны, постучали. Покосившись на проём, Ян увидел Криса. Его близко посаженные карие глаза смотрели встревоженно.
– Ваше превосходительство, простите, пожалуйста, и приготовьтесь к отъезду. Происходит что-то странное с перемещениями охраны.
Ян тяжело вздохнул и, бережно положив книгу на журнальный столик, вытащил себя из кресла.
В коридоре уже ждал Марко.
– Что происходит?
– Мы не знаем наверняка, ваше превосходительство, но полчаса назад охрана в ближних кварталах была чем-то взбудоражена. Когда я попытался выяснить чем, обнаружил, что кто-то глушит связь. Думаю, сейчас для вашей безопасности целесообразно покинуть город.
Крис с бластером наготове поглядывал по сторонам, и у Яна против воли засосало под ложечкой. Он кивнул охранникам, и они повели его к машине.
В аэропорт ехали в напряжённой тишине, только звёзды перемигивались на ещё не погасшем небосклоне да облака играли друг с другом в догонялки.
– Единственное, что нам известно, – это то, что мы, полагаю, в опасности, – нарушил молчание Ян.
Ответом ему стал свист пальбы позади.
К ним неслись три чёрные машины с тонированными окнами, из которых высовывались руки с бластерами.
Марко присвистнул, уводя вправо и затем резко влево.
– Похоже, их как минимум полк.
– Всего один полк на прославленного героя? – скривил губы в усмешке Крис. На верхней обнаружился почти незаметный застарелый шрам. – Видно, они нас недооценивают.
– Или, наоборот, переоценивают, – ответил Ян, кивнув на заслон из Патриотов-Рыцарей с ружьями наперевес.
Крис навалился на Яна, закрыв его собой.
– Простите, ваше превосходительство!
Ружейные выстрелы отличались от бластерных длительностью и более низким звуком. Раньше Ян и внимания бы на это не обратил, а вот теперь запомнил – на всю жизнь, какой бы короткой она ни оказалась.
Их машину знатно потрепало: противники разбили фары и все стёкла. Один осколок плюхнулся на сиденье прямо перед носом Яна, другой врезался в спинку, третий упал на плечо Криса.
«Но зеркала, похоже, уцелели».
Ян зажмурился и услышал, как Марко втопил педаль в пол. Через несколько секунд машина прорвала заслон и, судя по крикам, переехала одного из врагов. Вслед продолжали стрелять, и тогда Крис ответил – всего одним выстрелом, но после него далеко позади раздался взрыв.
– Крис, вы в порядке? – спросил Ян, стряхивая с волос мелкие осколки.
Охранник хрипло хохотнул.
– Благодарю, ваше превосходительство, но шкура на моей спине толстая, так что не беспокойтесь.
Ян Вэньли выдохнул и чуть улыбнулся.
– Похоже, все Патриоты-Рыцари в городе нацелились на вас, – озадаченно протянул Крис, глядя в едва прикрытое остатками стекла окно.
– Насколько я знаю, они притихли после побега Трунихта. Думал, их вообще расформировали.
– Наверняка расформируют после сегодняшнего. Но надо сказать, они сильно рисковали с покушением на вас. Вряд ли они решились бы на него, не будь над ними «крыши».
Ян сдвинул брови. Какая-то мысль мелькнула в его мозгу, но оформиться не успела: из-за поворота с противным визгом выскочила ещё одна машина. Свет её фар ослепил, и Ян снова зажмурился, а потом услышал частую и настойчивую пальбу. Автомобили разминулись, и Ян не успел понять, был ли нанесён врагам урон.
Марко, всё это время пытавшийся выйти на связь со внешним миром, чуть не подскочил на сиденье, услышав сквозь помехи долгожданные гудки.
– Это лейтенант Марко Армстронг из службы безопасности адмирала флота Яна Вэньли. У нас срочные обстоятельства. Прошу подготовить самолёт. Из-за риска перехвата не буду сообщать детали нынешней ситуации. Скажу лишь, что его превосходительство в безопасности.
На какое-то время стало тихо, потом Марко сдвинул брови и произнёс:
– Вот как… Хорошо, понял.
Выключив связь, охранник быстрым взглядом посмотрел на Яна и вновь вперился в дорогу.
– В аэропорту подходящих самолётов нет, но в космопорте уже готовят шаттл. Он приземлится на искусственном озере в лесу и будет ждать нас.
Они свернули на дорогу, которую обрамляла анфилада высоких деревьев. Когда через пять минут Ян увидел в зеркале несущуюся следом машину, Марко хмыкнул и крутанул руль, а потом ещё и ещё. Вражеский автомобиль смачно врезался в ствол и задымил.
– Кленовая аллея вдоль дороги – это, конечно, живописно, – усмехнулся Марко, – но опасно для тех, у кого проблемы с реакцией.
Ян раз в десятый за четверть часа глубоко вздохнул.
Пока ехали через рощу, он смотрел на проносящиеся мимо сосны и ели, а вскоре лес накрыла тень снижающегося шаттла.
Марко затормозил и сказал:
– Машина не может подъехать ближе, придётся на своих двоих.
Они побежали по тропе, петляющей между деревьями, и по сторонам озорно мигали золотые светлячки. Свежесть, природа, пропитанный жизнью лес… Сказочное было бы место для пикника, если бы не обстоятельства.
– Кто там? Стой! – раздалось впереди.
Крис и Марко заслонили Яна, мгновенно превратившись в живой щит. На тропу вынырнули пятеро Патриотов-Рыцарей.
– Ян… Ян Вэньли, – пролепетал один, и его руки, сжимавшие ружьё, затряслись.
Трое его соратников попятились, словно увидев призрака, но один рявкнул:
– Что вы все делаете? Голова Яна Вэньли оценена в миллиард марок, помните?
Ян невольно прикрыл глаза и услышал, как сквозь зубы зашипел Марко. Патриоты-Рыцари вновь вскинули ружья, и тут тот, который первым узнал Яна, развернулся с криком «Да здравствует Ян Вэньли!» и открыл огонь по своим. Крис и Марко с энтузиазмом поддержали его.
Вокруг свистело и сияло, но на этот раз глаза отчего-то никак не хотели закрываться. Ян так и простоял все одиннадцать секунд перестрелки, пока не ранили Криса, поймавшего ладонью предназначавшийся его подопечному лазерный луч.
Расширив глаза, Ян уставился на фонтанирующую кровью руку охранника, но Крис лишь зажал её и, бегло улыбнувшись, мотнул головой.
В наступившей тишине звук разрываемой ткани прозвучал особенно резко. Оставив охранников заниматься перевязкой, Ян подошёл к предателю из Патриотов-Рыцарей, который, пытаясь отдышаться, всё смотрел на распластавшихся на тропе бывших своих.
Заметив приближение Яна, он резким жестом сдёрнул маску и наголовник и пал на колени.
«Почти ребёнок», – отметил Ян, оглядывая юное лицо и растрёпанные каштановые кудри.
– Простите меня! – срывающимся голосом взмолился юноша.
– Как вас зовут?
– Капрал Майнвуд, ваше превосходительство. Хоть я и был одурачен, я заслуживаю десяти тысяч смертей за то, что нацелил ружьё на вас. Пожалуйста, простите меня!
– Хорошо. Можете проводить нас к шаттлу, капрал?
– Да, конечно, ваше превосходительство! – он вскочил и, склонившись, указал в сторону, на узкую тропинку. – Вот тут можно срезать, если пешком. Идёмте, пожалуйста.
Они не пробежали и ста метров, как капрал Майнвуд рухнул назад с дыркой во лбу. Крис тут же снял стрелявшего, засевшего на дереве, а Марко подбежал к капралу.
– Мгновенная смерть, – констатировал охранник, закрывая голубые глаза парня. – А я ведь хотел допросить его, кто всё это устроил.
Ян повернул голову на блеск в стороне и выдохнул:
– Озеро!
Они поспешили к шаттлу, двигатели которого мерно шумели над водной гладью, создавая сверкающую рябь.
На берегу показались новые враги, и Крис буквально втолкнул Яна в шаттл. Охранник, похоже, совсем позабыл о ранении, потому что отстреливался наравне с Марко.
Они сражались вместе – и упали тоже плечом к плечу. Ян рванулся было к двери, но она захлопнулась перед самым его носом.
– Простите, ваше превосходительство, у меня приказ, – пояснил пилот. – Я должен доставить вас на Хайнессен в целости и сохранности.
– Но как же…
– Это их работа, – мрачно отозвался пилот.
Пока шаттл набирал высоту, оставляя внизу непрекращающуюся пальбу, Яну вспоминались обрывки немногочисленных разговоров его охранников. У Марко была невеста, а Крис хотел вернуться к занятиям музыкой, которые бросил из-за нехватки денег.
«Впрочем, какое это теперь имеет значение?» – подумал Ян и сжал на коленях кулаки.
@музыка: Red - "Unstoppable".
@настроение: отдыхаю по полной.
«Кател Коллет» и феззанский «Аймаран», с которого пересела Эжени, два дня шли бок о бок, словно муж-богатырь и миниатюрная примерная жена. Капитан Гораций Гинцбург, свой в доску, шутил, много болтал и даже пригласил Касси на обед. Она вежливо отказалась, попутно напомнив себе, что выбрала образ праздной туристки, ей тридцать пять, поэтому в ухаживаниях мужчины средних лет нет ничего удивительного.
Потом было приземление рядом с живописным озером Наму-ко, где обнаружилось ещё одно феззанское судно. Ожидая вместе с ребятами и паломниками погрузки на джипы, Касси видела, как люди с «Непокорного» о чём-то заговорщицки рассказывают Гинцбургу. Под конец они, особо не таясь, дали ему «на лапу», и он отошёл с умиротворённым видом.
– Обычное дело, – коротко пояснила Эжени, бросая в прозрачную воду очередной камешек.
Касси не удержалась и вновь окинула её взглядом. Долговременный загар, карие линзы, чёрные волосы вместо серебряных, брови не полумесяцем, а вразлёт… Настоящая теороска, хоть в феззанских салонах и нет таких кудесников, как месье Люпен.
Кассиопея подошла к капитану Моро отдать последние распоряжения. «Кател Коллет» оставалась полностью на его попечении, благо кораблю много глаз не требовалось.
– А эти странные, – отметил он, почёсывая подбородок и кивая на вышедших покурить феззанцев с «Непокорного». – Гинцбург доставит вас и отчалит, а они ждут кого-то.
«И правда», – отметила Касси, но решила не забивать голову и сосредоточиться на главном.
Главным были терраисты, с которыми ей предстояло провести неизвестно сколько времени, и за пассажирами «Аймарана» она вдоволь успела понаблюдать на привале. Супружеская пара попивала чай и беседовала о своём, их дочка лет пяти сосредоточенно раскрашивала картинку, две пожилые сестры-близняшки вязали, обсуждая свои работы, четверо мужчин резались в карты, а одинокий сухонький старичок попивал что-то из жестяной банки и на улыбке шевелил губами, будто проговаривая про себя монолог. Словом, все держались обособленно, в своих компаниях, однако вели себя безобидно. Сознание решительно отказывалось видеть в них безжалостных убийц.
«Что же с ними там делают?» – задавалась Касси вопросом, поддерживая беседу с Гинцбургом о достопримечательностях Веррозиона, а намного позже – ворочаясь с боку на бок в раздражающе тесном спальнике.
Засыпая, она представляла, как прорубается через полчища противников к источнику сияющего света, только врагами были не люди, а неверные тени и нечёткие силуэты.
Казалось, перед вылетом Касси и ребята предусмотрели буквально всё: от маскировки до феззанских «жучков» последней модели. Кто же знал, что в убежище их попросту разделят…
– Мы в западном крыле, – сквозь зубы произнесла Лорена, кивнув Жилю.
– У нас восточное, – Касси повертела в руке электронный ключ. – Ладно. Раз остальные подчинились, спорить нельзя. Для связи будем использовать трапезную. Так постепенно всё разузнаем.
Но уже на второй день стало ясно, что никто и не скрывает наличие тайны за семью печатями. Во-первых, с образом мирных верующих никак не вязалось такое количество камер. Во-вторых…
«Запрещённый проход, – мрачно думала Касси, стирая пыль с солнечного диска над одним из мини-алтарей в царстве сталактитов. – Пьер сказал, на перегородке так и написано: «Не пересекать эту линию». И охрана вооружена».
За паломниками не просто присматривали – здесь следили за тем, чтобы каждый вносил посильный вклад в общее дело. Касси поручили вытирать пыль, Эжени с её пальцами художника определили подкрашивать фигуры в молитвенном зале, Пьер получил задание сортировать подношения. Пару раз Касси даже заметила издали Жиля с каким-то мешком на плече, а Лорену она и вовсе видела только дважды в день в молитвенном зале. Вдобавок из-за разного времени трапез западного и восточного крыла обмен информацией работал только наполовину.
«Нам нужна помощь».
Касси безотчётно подняла глаза к двум вырезанным в каменной стене женщинам раз в пять выше человеческого роста. Они держали на весу огромную сферу, но одна, постарше, будто передавала её другой, совсем юной.
Мать и дочь, великое прошлое Земли и её светлое будущее. Красивые фигуры, глубокий смысл, вот только… если бы Земля имела телесное воплощение, неужели она хотела бы тьмы и хаоса для всей остальной Галактики?
Когда Солнце вновь засияло безупречной чистотой, Касси заметила идущую навстречу Эжени с банкой краски в одной руке и упаковкой кистей в другой.
Стараясь не привлекать внимания камер, Кассиопея поравнялась с подругой.
– Ну как? – спросила она на веррозионском.
– Лестница за боковой дверью в зале ведёт вниз. Думаю, под нами ещё один этаж.
– Через молитвенный зал не пройти.
– Да. Тем более что ступени железные. В соседнем крыле услышат.
– Кстати, с ним действительно нет сообщения. Но не могут же они насильно удерживать людей порознь.
– А никто и не сопротивляется, – сказала Эжени совсем тихо, – даже дети. Где ты видела таких шёлковых детей?
– Ты права. Здесь нет принуждения, потому что это добровольное… – Касси замешкалась со словом, – подношение себя Культу.
Из соседнего коридора-пещеры к ним вышел молодой человек с коробкой на плече. Что бы ни было внутри, оно внезапно чуть не рухнуло на пол, но парень успел подхватить ношу.
«Хорошая реакция!»
Молодой человек прошёл мимо, и Касси показалось, что он задержал взгляд на Эжени.
– Фред Гринхилл, – сказала подруга, не поворачиваясь, – адъютант Яна Вэньли.
Кассиопея сбилась с шага и уставилась на неё. Вспомнив о камерах, сглотнула и пошла ровнее.
– Мы узнали друг друга. Точнее, – Эжени усмехнулась, – я узнала его, а он – Джину Косту. Ты не зря на меня косилась. Моя маскировка никуда не годится.
Касси сдержанно махнула рукой.
– Ну, что есть… Но вряд ли адъютант Яна здесь один.
Эжени наклонила голову.
– Надо выяснить и подумать, как это использовать.
До обеда оставалось пять Солнц, и Касси принялась за работу с удвоенным усердием. Она проводила по диску и по лучам с разных сторон, задерживалась на запылившихся стыках, а мысли сменяли одна другую.
«Если Ян тоже отправил своих за информацией, с ними можно сотрудничать. Гринхилл думает, что Эжени – феззанка. Поддержим легенду, скажем, что у нас свой интерес. А если Гринхилл больше не в команде Яна? Предатель или шпион культистов? Дельфина вот годами морочила всем голову».
Касси шумно выдохнула. Они пока не встретили здесь Дельфину, но это мог быть вопрос времени.
«Скорее бы со всем покончить».
Перед обедом, ответив работнику трапезной привычное «Землю в мои руки» и получив свою тарелку супа, Касси прошла мимо первого ряда скамеек и села на второй, спиной к Пьеру.
Подошедшая Эжени опустилась рядом.
– Гринхилл спас меня. Указал на камеру, которую я не заметила раньше, – она подула на ложку и отправила содержимое в рот.
– Значит, он союзник?
– Точно не враг. С ним ещё трое, они тут почти неделю. Можно передать записку в молитвенном зале и попытаться вместе проникнуть на нижний этаж.
Касси позволила себе хмыкнуть и тут же уткнулась в тарелку.
– Такая орава не пройдёт незамеченной, нас просто расстреляют. Сначала надо как-то отвлечь…
Её перебил внезапный грохот упавшей посуды. Мужчина, вскочивший со скамейки напротив, явно не владел собой. Ревя разъярённым зверем, он без усилий схватил стол, за которым сидели ещё двое, и швырнул к двери. Его сотрапезники в спешке разбежались, а обезумевший уже вцепился в другой.
Он бы разгромил всю трапезную, однако с разных сторон к нему подбежали трое в сером с оружием на изготовку. С шелестящим звоном из дула вырвалась цепь, электрошокер на конце впился под грудь жертвы, и от отвратительного звука разряда Касси содрогнулась.
Сошедший с ума паломник грузно упал, захлебнувшись криком отчаяния.
«Надо уходить, бежать, что-то делать», – мелькали мысли, однако всё, что Касси могла, – это наблюдать, как скрывается в складках балахонов уродливое оружие, как «серые» уносят притихшего паломника, как трапезная наполняется изумлённым шёпотом.
– Чёрт! – раздалось совсем рядом. – Вот оно что! А я до сих пор не заметил!
Высокий молодой мужчина с сумрачно сдвинутыми бровями подхватил под руку юношу, в котором Касси узнала Фреда Гринхилла, и, глянув на неё и её спутников, бросил на ходу:
– Хотите жить – за мной.
Помедлив, Эжени направилась следом. Пьер посмотрел вопросительно, но Касси отрывисто кивнула, и он пошёл за ней.
Они быстрым шагом миновали переговаривающихся у входа паломников и оказались в коридоре поуже. Только тогда незнакомец вновь заговорил:
– Феззанцам зачастую не доверяют, но я в своей жизни много кого перевозил. Нужно срочно избавиться от еды. Конвульсия того парня была защитной реакцией организма на наркотик сайоксин. Уже шесть дней мы едим смешанную с ним пищу. Ну, вам повезло больше, – он повёл глазами в сторону Касси. – Сегодня не ешьте ничего.
– Тогда и воды никакой, – ответила она, сопоставляя в голове фрагменты мозаики. – Возможно, и туда подмешали наркотик.
– Да. Хотя, если у нас начнётся ломка, аппетита не будет вообще.
– Надо сказать остальным, – заметил Гринхилл.
– В молитвенном зале. Лучше рискнуть быть замеченными, чем продолжать питаться этой дрянью и в итоге превратиться в полоумного фанатика.
Касси кивнула и, благодарно улыбнувшись, свернула вместе с Эжени к женским туалетам.
«Понятно, зачем нас разделили. Если конвульсии начнутся сразу у многих, возникнут подозрения».
Вечером после молитвы в зале огня и дрожащих теней Касси задержалась у выхода, рассматривая узор на колонне. Когда взгляд поднялся к капители, мимо прошла Лорена. Тронув её за рукав, Касси всучила ей записку, а в коридоре Пьер передал ей другую, от Гринхилла.
На ней аккуратным почерком отличника было написано: «Ночью в два. Притворитесь. Увидимся».
Касси помолчала, провела языком по губам и мотнула головой.
– Похоже, надо сделать вид, что нам плохо, и попасть в лазарет. Они будут ждать там.
Пьер приподнял кустистые брови.
– Сымитировать ломку?
– Разумно. Иначе, когда начнётся настоящая, нам дадут дозу побольше и мы станем полностью зависимыми.
Позже Касси рассеянно листала книгу о Земле, подаренную странноватой соседкой по комнате, жительницей Плутона. Читать можно было и не пытаться: всё равно в нынешних обстоятельствах ничего не запомнить.
Конечно, затея с лазаретом была рискованной. Врач, работающий здесь, носил балахон обычного паломника и мог не знать тайн Культа. Однако, учитывая физическую нагрузку, им не протянуть без воды больше пяти дней. Надо уходить, даже без информации.
Касси тронула родинку на руке – сначала двумя короткими нажатиями, потом одним долгим. Судя по времени, капитан Моро должен успеть.
Без пятнадцати два настало время играть. Имитируя сухой, терзающий горло невидимыми шипами кашель, Касси судорожно втягивала воздух и задерживала дыхание.
– Пожалуйста, – выдавила она, сипя погромче, – помогите.
Наконец из-за занавески послышался старческий голос соседки.
– Что с вами, барышня? Захворали?
– Да, кажется. Если можно, позовите врача.
Она пыталась считать и дошла до ста семидесяти пяти, когда занавеска отошла в сторону и в глаза хлынул свет потолочной лампы.
– Братья сказали, ты нездорова, – бесцветно произнёс служитель в сером. – Мы отведём тебя в лазарет.
С ним был ещё один «брат» – не то санитар, не то охранник, а скорее всего, и тот, и другой. Касси сделала вид, что каждое движение даётся ей с трудом, и поблагодарила ослабевшим голосом.
Эжени из комнаты через одну вывели чуть ли не под руки. На мгновение Касси показалось, что подруге и правда плохо, но она едва заметно подмигнула.
Гулкий звук шагов и шелест балахонов заглушались кашлем Эжени и Кассиопеи, а на подходе к лазарету к нему добавилось глухое постанывание Фреда Гринхилла, который, видимо, тоже был неплохим актёром.
«Трое против пятерых. Сойдёт».
Первыми в лазарет вошли культисты, которые вели Эжени.
– Что такое?! – вскрикнул один и потянулся к оружию.
Ребро её ладони опустилось на его шею, другого обезоружила Касси. Выхватив у него электрошокер, Гринхилл выстрелил в своего сопровождающего.
«Негде развернуться!»
Они толпой ввалились в кабинет, и в лоб четвёртого санитара вонзился нож, а пятого одним мощным ударом вырубил темнокожий парень с телосложением десантника.
Врач дрожал от ужаса на полу, прижатый Пьером и феззанцем, а Лорена держала у руки культиста набранный шприц.
– Не надо! Пощадите, я всё сделаю!
– Информаторий! – рявкнул феззанец. – Где? Как проникнуть? Пароль есть?
– Кнопка за Землёй-матерью, потом вниз, – судорожно зачастил врач. – Пароля нет, но дверь не помню.
Лорена слегка уколола бледную кожу.
– Сайоксин поможет вспомнить.
– Нет, я правда не знаю!
Гринхилл вынул из кармана смятый план убежища и сунул врачу под нос.
– Самый безопасный выход на поверхность. Живо!
Врач ткнул в какую-то точку, а затем его глаза налились кровью, он всхлипнул и обмяк.
– Вот что страх творит, – заключил феззанец.
Эжени обернулась от двери.
– У нас пара минут. И я не вижу одного из наших.
– И из наших, – добавил Гринхилл. – Где Юлиан?
Вдруг пол задрожал, как при землетрясении. Снизу раздался низкий, утробный гул, после чего где-то в западном крыле прогремел взрыв, а за ним – ещё один.
– Юлиан и ваш парень в порядке, – сказал незнакомый десантник. – Пошли, этим сейчас не до нас будет.
Он оказался прав: взрывы отвлекли внимание терраистов, которые носились туда-сюда, наталкиваясь друг на друга и энергично топоча – кто мрачный, кто откровенно испуганный. Судя по хаотичным выкрикам, они всерьёз опасались обрушения всей бункерной цитадели. Кому теперь было дело до компании бегущих паломников?
Древний коридор, хорошо знакомый Касси, начинался со скопления сталактитов в форме расчёски. Там к группе беглецов присоединились Жиль и совсем юный паренёк, почти мальчишка.
– Как вы это сделали? – вместо приветствия спросил Пьер.
Жиль хохотнул.
– Безобидные мыло, соль и парочка трюков.
– Склад с подношениями, – продолжал паренёк. – Терраисты ещё долго будут на ушах стоять, спасая халявное добро.
– Это же гениально! – не сдержала восхищения Касси. Ей показалось, что юноша слегка зарделся, хотя на бегу и в свете факелов легко было ошибиться.
Кнопка за старшей из женщин-хранительниц Земли поддалась сразу: похоже, отсюда спускались часто. Но дверь тягуче заскрипела, словно ворча на вновь потревоженный покой.
– Смазать бы, – пробормотал феззанец. – Неужели культистам самим не противно?
Скрип двери, железные ступени, разносящие эхо по всему этажу… Какими бы жадными терраисты ни были, они не могли позволить чужакам завладеть секретными сведениями. Касси стиснула зубы и крепче сжала реквизированный у врача бластер.
Обшарпанность и неухоженность стен бросались в глаза даже на бегу, свет шёл лишь от фонарей над узкими железными дверями как бы не времён колониальных войн. Но красная неоновая лампа была одна, в конце коридора.
– Информаторий, – вполголоса выдохнул парень по имени Юлиан.
Он и темнокожий десантник забежали первыми, и тут сбоку к ним скользнули чёрные тени. Если бы не удары Пьера и Жиля, ножи культистов вонзились бы в альянсовцев.
– Идут! – закричал Пьер, на пару с Гринхиллом оттаскивая тела, но Касси и сама уже слышала приближающийся топот.
Она и Юлиан ринулись к компьютеру, Эжени и Лорена с бластерами встали у двери, остальные образовали полукруг.
– Давайте, ребятки, забирайте что нужно, и поскорее, – осклабился феззанец, поворачиваясь с электрошокером ко входу.
Альянсовец вынул из нагрудного кармана миниатюрный диск, Касси сорвала с шеи свой, вставила оба в дисководы и отдала Юлиану бластер.
– Вы..?
– Я сама. Иди.
Желание проследить сияло на лбу юноши ярче неоновой лампы над дверью, но враги уже были на подходе, и он, развернувшись, присоединился к остальным.
Древняя операционная система сама по себе могла стать паролем надёжнее любого другого. К счастью, неделю назад Касси читала о ней в разделе о технологиях последних лет владычества Земли.
«Поиск, ввести текст… Как может называться папка? Лозунг – слишком просто. Или что-то вроде «Х»? Они же помешаны на запретах. Так, теперь поиск только по букве».
Двадцать три папки, почти все – с дополнительными символами. Просмотрев несколько файлов, Касси убедилась, что выбрала верно. Затем нажала «копировать» и повернулась, встречая врагов.
Время потонуло в звуках ударов, выстрелов, криков и звоне цепей электрошокеров. Вырубив одного культиста, Касси схватила его ружьё и разрядила в двоих «братьев».
А потом раздался протяжный сигнал, показавшийся победным пением древнего горна. Касси подскочила к компьютеру и под прикрытием Юлиана вынула диски.
– Уходим!
Жиль, Пьер и альянсовский десантник вырвались, используя тела врагов как щиты.
Почти не глядя, Касси побежала за остальными, перескакивая через распластанных терраистов.
– Это все! – крикнул Юлиан, выстрелив в последний раз. – Пока что. Но будут ещё, поэтому… Фред?
Гринхилл кивнул.
– За мной!
Свернув за угол, адъютант Яна побежал так уверенно, будто знал этаж до последнего поворота.
«Ему что, и карта не нужна?»
Но другого выхода не было, кроме как довериться памяти Гринхилла.
Касси думала, что в жизни так не неслась, однако припустила ещё быстрее, когда вдали показался свет, который не спутать ни с чем. Только выбежав к солнцу – настоящему! живому! – она остановилась и оглядела команду. Лорена зажимала предплечье, феззанец размашисто стирал со лба пот, у Гринхилла кровоточили губы, но потерь не было.
Тут её саму настигли и боль в коленях, и жжение в лёгких, и резь в боку. Касси чуть не согнулась пополам, но в этот момент из-за горного хребта послышался гул двигателей. «Кател Коллет» нырнула в лощину следом за «Непокорным», и впервые за несколько часов Касси улыбнулась.
– Это не феззанское судно, – пробормотал Юлиан.
Сказать бы как есть и представиться, но не в образе же Кэсс Морган.
– К трапам, – поторопила она и, вернув Юлиану диск, на отяжелевших ногах устремилась к кораблю.
@музыка: О. Газманов - "Каждый выбирает по себе".
@настроение: блаженство.
Он сидел на берегу озера Наму-ко, обхватив руками колени и глядя в никуда. Унылый туман почти не шевелил серыми конечностями и отгораживал этот клочок земли от остального мира.
Позади Машунго негромко переговаривался с Сергеем Щукиным, давним знакомым адмирала Яна. Этот энергичный феззанец, манерами сильно напоминающий Поплана, уже несколько лет перевозил паломников на Землю и согласился на отдельный рейс для Юлиана и его друзей.
Юлиан обернулся на звук собственного имени. Щукин подмигнул.
– Да-да, ты. Впервые в горах, а разрежённый воздух уже нипочём?
Юлиан рассеянно усмехнулся и дёрнул плечом.
– Я самый младший. Может, поэтому мне легче.
Самый младший, если не сказать «зелёный». Это-то и подвело его недавно. Общаясь с Катерозе, он так расслабился, что наговорил лишнего. Теперь она и знать его не хочет. С другой стороны, промолчать он тоже не мог.
Юлиан резко встал и подошёл к помощникам капитана, начавшим погрузку вещей на сильно потасканный джип. Подняв одну из коробок, он спросил:
– Мистер Уилок, куда это?
С Машунго и Фредом дело пошло быстрее, и вскоре под весом поклажи машина стала казаться вдвое больше.
– Зачем столько всего? – спрашивать, не развалится ли джип, точно было бы невежливо.
– По большей части это подношения, – ответил Кейл Уилок, проводя по морщинистому лбу. – Зерно высшего сорта, дорогая, но не вычурная посуда, инструменты для каменотёсов. Культисты падки на халяву, подарки сделают их сговорчивее.
Щукин принёс с корабля крохотные датчики в прозрачной упаковке и раздал Юлиану и его друзьям.
– Феззанская работа, – произнёс он с гордостью. – Не отличишь от родинки, водостойкие, а главное – абсолютно невидимы для культистских устройств.
– Точно невидимы? – спросил Фред, скептически оглядывая упаковку.
Сергей хмыкнул.
– Разумеется. Их устройства – тоже наша работа. Одно плохо: эти малышки не рассчитаны на разговоры, только сигнал передают.
Юлиан кивнул.
– Этого достаточно.
– Ну, едем, – капитан похлопал по капоту. – Триста пятьдесят километров, приличной дороги нет, так что заночуем в горах, ребятки.
Старпом Виола вернулся на «Непокорный» дожидаться условного сигнала, а джип с будущими «паломниками» неожиданно бойко взял с места и покатил по каменистой тропе.
Уилок, сидевший рядом с Щукиным, чуть опустил стекло и заговорил:
– Сейчас трудно поверить, но когда-то эти горы были энергетическим центром. Здесь располагались бункеры для правящей элиты.
– Гималаи, – протянул Юлиан, глядя в окно на заснеженные вершины.
– Да. В 2704 году сюда пришёлся главный удар «Чёрного флага», который испепелил километровый слой горных пород, однако здесь всё ещё можно найти высокие горы.
– Но после атаки на Земле оставался миллиард человек, – заметил Фред. – Как же дошло до десяти миллионов?
Уилок посмотрел поверх дороги, провожая взглядом горные склоны.
– Кто-то переселился на другие планеты, остальные сражались за ресурсы и выживали, как умели. Со временем все поняли, что звезда Земли закатилась, вот и остались тут только фанатики.
Джип тряхнуло, и Щукин крепче сжал руль.
– Юлиан, твой опекун считает, что Культ мутит воду. Но ведь он может оказаться обычной сектой.
Юлиан глянул на хмурого капитана «Непокорного» и осторожно ответил:
– Раньше мы все так думали. Однако, если отсталая планета так настойчиво пытается вернуть былое влияние, значит, у её «детей» есть основания верить в успех. Поэтому мы должны пробраться в их информационный центр.
– Ха! Так нас туда и пустят.
– В любом случае полезно посмотреть, как они отреагируют на попытку туда пробраться.
Юлиан поймал одобрительные взгляды друзей, но Щукин замолчал, а Уилок сдвинул брови. Похоже, до сих пор феззанцы воспринимали поездку Юлиана как некую причуду и ни за что не ввязались бы в эту авантюру, если бы не просьба самого Яна Вэньли.
Они ехали до сумерек, а когда стемнело, разожгли на обочине костёр и устроились вокруг огня. Сергей травил байки, так искренне живописуя «вооот такого осётра», пойманного Уилоком, и «такииих цыпочек», которые поют в феззанских клубах, что улыбался даже молчаливый Машунго. Кейл не отставал и, неспешно покуривая, рассказывал о приключениях «Непокорного», об уходе от космических пиратов, о гонках с другими кораблями, о визите на Изерлон пару лет назад.
Юлиан поддерживал видимость включённости в разговор и даже что-то сказал. Но он бы отдал весь богатый улов, все песни «цыпочек» и все победы в гонках за правильный разговор с Катерозе.
Они ведь и во мнении насчёт книги сошлись, и вспомнили первый бой, хотя о таком рассказывают далеко не всем.
– Три сбитых «Валькирии», – с неопределённым выражением поделилась Катерозе.
– Для начала очень неплохо.
– Отец сказал то же самое, – в голосе прорезались неприязненные ноты. – И ещё шутовской тост поднял. «За мою храбрую девочку!»
«Шёнкопф не заслужил таких дразнилок».
– Генерал-лейтенант – хороший человек, – стараясь смягчить возражение, заметил Юлиан.
Катерозе сверкнула глазами.
– С мужской точки зрения – возможно, ведь он живёт легко, лишь бы бабы были. А мне не за что его благодарить и нечем в нём восхищаться.
Юлиан покачал головой.
– Ты судишь однобоко. Хочешь сказать, твоя мама тоже была какой-то «бабой»?
Собеседница вспыхнула, мгновенно обратившись в разъярённую тигрицу. Вскочив со скамейки, она перебросила через плечо сумку и ушла, не оборачиваясь.
Оставшуюся неделю до отъезда Юлиана она не отвечала на звонки и не появлялась в парке.
Может, ей нужно время, чтобы понять? А ему – чтобы научиться выбирать слова.
Раньше Юлиан пожелал бы вернуться к Катерозе героем и спасителем невинных и так заслужить её прощение, но теперь, после ранения при Вермиллионе, остерегался думать в подобном ключе.
По палаткам будущие «паломники» разошлись только глубокой ночью, и новая обстановка была не такой уж непривычной. Смесь запахов дыма, мяса и раствора для удержания тепла могла показаться Юлиану резкой, если бы не пять лет готовки на кухне среди ещё более контрастных сочетаний.
«Как там адмирал? И кот? И команда? И Верн?»
Двенадцать дней назад из-за риска перехвата сигнала имперским патрулём наставник запретил Юлиану выходить с кем-либо на связь. Юлиан видел, как непросто было опекуну отпускать его в неизвестность, и ещё острее чувствовал опасность своей миссии, однако по-другому было нельзя.
«Надеюсь, у них всё в порядке».
Юлиан вздохнул, повернулся на другой бок и почти сразу заснул.
Утром пришло время переодеваться, и на ветру заполоскались извлечённые из рюкзаков балахоны.
– Вы тоже, мистер Уилок? – спросил Юлиан, не скрывая удивления.
– Я только отдам подарки – и назад, но терраисты любят подобные знаки вежливости.
– Священники, приветствующие ношение их одежды посторонними? Какая же это религия?
Вопрос остался без ответа. Щукин только пожал плечами, а Уилок приподнял бровь и просунул голову в светло-бежевый балахон.
Впрочем, он оказался на удивление удобным и приятным на ощупь, капюшон позволял при случае скрыться от нежелательного внимания, а благодаря широкому подолу в этом можно было даже бежать.
Меньше чем через час джип свернул с узкой тропы на добротную дорогу, исхоженную тысячами ног, и вскоре остановился перед входом в один из бывших правительственных бункеров. Его охраняли двое мощных ребят в балахонах тёмно-бежевого цвета.
Охранник повыше и поживее лицом вызвал по коммуникатору встречающих. Эти были в сером, и цвет одеяния ещё больше подчёркивал землистость их кожи.
Пока Уилок беседовал с главным из бледных, другие бодро утаскивали феззанское добро внутрь.
«Ну точно как мыши с сыром».
Наконец новоприбывшим разрешили пройти, и, махнув отъезжающему Уилоку, они шагнули под тяжёлую арку бункера. Коридор был таким же – сводчатым, огромным и закованным в сталь, как в броню. Невольно содрогнувшись, Юлиан поправил лямку рюкзака и пошёл вслед за спутниками.
Коридор привёл их в просторное помещение, напоминающее зал ожидания. Около сотни паломников с рюкзаками и сумками сидели на полу группами по несколько человек. Негромко переговаривались, пили чай, читали. Увидев нескольких детей, Юлиан поднял брови. Они сидели так тихо, читая, что-то жуя или просто оглядываясь, что их послушание и спокойствие казались противоестественными.
– Раньше отсюда отдавались приказы о нападении на колонии, – вполголоса произнёс над ухом Юлиана Щукин. – Звучит громко, но на самом деле те шишки могли только наблюдать за трагедией из безопасного укрытия. Они подготовились: запаслись провизией, выпивкой, женщинами.
– Значит, им удалось уцелеть?
– Нет. «Чёрный флаг» нашёл это место и затопил через водопроводную систему. Из двадцати четырёх тысяч человек выжило меньше сотни.
Юлиан оглядел обшарпанные стены. Перед глазами встала жуткая картина: тысячи людей кричат, молят о помощи, осознавая, что её не будет, карабкаются друг по другу, ползут по стенам, разбивая руки в кровь, но всё равно в итоге захлёбываются водой. Какими бы они ни были, что бы ни натворили, они сполна поплатились за свои преступления.
Едва Юлиан расположился на коврике между Фредом и Машунго, перед лицом возникла хлебная корзинка. Подняв взгляд, Юлиан увидел её владелицу – улыбчивую седую женщину с сеточкой морщин возле глаз.
– Угощайтесь, – приветливо сказала она.
– Большое спасибо. Приятного аппетита.
Женщина присела рядом и протянула корзинку спутникам Юлиана. Хлеб оказался ароматным и хрустящим, по-настоящему домашним, и Юлиан зажмурился.
– А вы откуда приехали? – спросил он, дожевав кусок.
– Мы с Плутона будем, – в несколько старомодной манере ответила женщина. – А вы, юноша?
– С Феззана.
– Ох, это так далеко. Удивительно, особенно для такого молодого человека.
– Ну что вы…
Их прервал глухой лязг. Узкий проход в противоположной стене открылся, и вышедший человек в сером сообщил:
– Добро пожаловать в святилище, братья и сёстры.
«Таким тоном только панихиды петь».
Женщина с Плутона ушла к своей группе, а Юлиан, набросив на голову капюшон, вместе со спутниками влился в длинную очередь.
В святилище пропускали по одному. Один «серый» раздавал какие-то бумаги, другой – электронные ключи. И за всем следили камеры. Только в зале ожидания Юлиан насчитал четыре, по одной в каждом углу – почти неприметные «глазки», закреплённые под потолком.
Пройдя очередь, Юлиан и его спутники отошли в сторону и развернули выданные листы.
– Молитвенный зал, трапезная, кельи для паломников, – задумчиво перечислял Фред, считывая глазами план святилища. – Естественно, никакого информатория.
– Найдём, – обронил Машунго.
– А с комнатами у нас что? – Юлиан посмотрел на свой ключ. – 1313.
1337, 2012, 2100… Юлиан с досадой заключил, что специально или нет, но их группу разделили. Его и младшего лейтенанта поселили в западном крыле, Фреда и Щукина – в восточном.
– Так или иначе спорить мы не можем, – резюмировал Юлиан. – Будем искать. А обмениваться информацией можно в трапезной. Судя по плану, её размеры позволяют.
Спутники кивнули.
Вдруг кто-то в дальнем конце коридора сипло закричал:
– Его Высокопреосвященство!
В следующий миг помещение наполнилось благоговейным шёпотом. Паломники как по команде бросились к стенам и пали на колени, образуя своего рода сидячий коридор. Ничего не оставалось, кроме как последовать примеру и сесть, спрятав в рукава сцепленные у живота руки.
Юлиан исподлобья смотрел на группу служителей, идущих мимо. Они были в чёрных балахонах из дорогой материи наподобие атласа, с массивными медальонами-солнцами на шее. Посередине, опустив глаза в пол и поджав губы, шёл высохший морщинистый старик, а прямо за ним следовал ещё не старый мужчина с холодным взглядом на ничего не выражающем лице. Проходя мимо, он чуть повернулся и скосил глаза на Юлиана.
Пришлось опустить голову. К счастью, терраисты не стали задерживаться и вскоре скрылись в боковом коридоре.
Эхо их шагов ещё не стихло, когда сидящий рядом с Юлианом паломник воздел руки и воскликнул:
– Мне представился шанс увидеть Его Высокопреосвященство! Это счастливейший день в моей жизни!
Голос мужчины слишком походил на блеяние, отчего Юлиан поморщился.
«Тот, со взглядом, намного опаснее, – подумал он, поднимаясь и глядя в глубь бокового коридора. – Великий Архиепископ – главарь, а тот – убийца».
@музыка: П. Елфимов - "Eyes That Never Lie".
@настроение: отдых после труда.
С тех пор как церемониймейстер Тома де Брезе стал служить Элизевин, она поняла, почему отец так часто на него злился.
– Император наносит визит, чтобы выразить соболезнования или поприветствовать ваше величество? – спросил де Брезе за две недели до прибытия Лоэнграмма.
Замешкавшись, Элизевин упустила момент, когда церемониймейстер вошёл в любимый образ.
– Если это приветствие нового монарха, надо развесить в космопорте флаги обеих стран и встретить гостя с оркестром, который исполнит гимны, – объяснял де Брезе тоном терпеливого доктора. – Если это визит скорби, то, разумеется, никакого оркестра и торжественности.
Он пригладил серебристые волосы на лысеющей голове, что у него означало готовность объяснить ещё подробнее. Элизевин предупреждающе подняла руку.
– Император хочет посетить усыпальницу, но и поприветствовать меня как главу дружественной страны. Оркестр и гимны явно неуместны, однако флаги пусть будут.
Месье Тома поклонился, потом поправил и так идеально отглаженное жабо и продолжил:
– Ваше величество, вы будете встречать гостя в военной форме или..?
– А ваш протокол ничего на этот счёт не предусматривает?
– Прошу прощения, но нет, ваше величество, – проигнорировав её иронию, месье Тома ответил со всей серьёзностью: – На Веррозионе никогда не было самовластных королев.
Элизевин усмехнулась.
– Тогда самое время установить новое правило. Я буду в платье, но в цветах Веррозиона и с элементами военной формы. Пришлите закройщика, и остановимся на этом.
Помедлив, де Брезе откланялся и удалился, смягчив кислое выражение лица лёгкой полуулыбкой.
Бедняга. Пока Веррозион жил обособленно, у церемониймейстера было мало возможностей проявить себя в полную силу, а новой королеве, к его досаде, по наследству передалась отцовская нелюбовь к официозу. Но встретить Райнхарда фон Лоэнграмма, как когда-то «встретили» его впервые, не позволяли ни обстоятельства, ни правила приличия.
Как Элизевин и предполагала, императора тоже не особо волновали церемонии и протоколы. Лишь проходя мимо развевающихся флагов, он сначала распахнул глаза, а затем с улыбкой повернулся к ней.
– Указ только сегодня вступил в силу, ваше величество. Не ожидал, что именно на Веррозионе впервые увижу новый вариант.
Отвечая на улыбку, Элизевин мысленно возблагодарила подсуетившихся подданных, которые вовремя узнали о смене белых близнецов-орлов на золотого крылатого льва.
– Я хотел бы посетить усыпальницу, – продолжал император, минуя ряды почётного караула.
– Конечно, ваше величество. Я сопровожу вас завтра. Вечером прибудет учёный, рекомендованный Академией наук Санта-Беллы. Мне надо подробнее изучить его досье.
– Когда вы решили привлечь теоросцев, у меня были сомнения, но признаю, что сотрудничество может стать эффективным.
– Отец тоже так считал, – сказала Элизевин после паузы. – Хотя никто на моей памяти не ненавидел теоросцев сильнее, чем он, после завоевания он решил перенять у врагов лучшее.
На языке вертелся аналогичный вопрос про Альянс, но не время было его задавать: полтора столетия войны между автократией и демократией – это не то же самое, что четверть века противостояния двух монархий.
Вечером, когда Элизевин сидела в кабинете над бумагами, ей сообщили, что прибывший господин де Оливарес остановился в «Меркурий-шато».
– Прекрасно. Проследите, чтобы он ни в чём не нуждался.
До сих пор тесное сотрудничество с теоросцами не вызывало у неё неприятия, но герцог дель Сальвадоро был влюблён, а генерал Сальвахе исполнял свой долг. Кто знает, как поведёт себя гражданский, да ещё прославленный учёный. Мануэль Санчес прямо заявил, что на Теоросе далеко не все приняли главенство Веррозиона. Входит ли этот де Оливарес в число её ненавистников, много лет взращивавших в себе чёрную злобу? Досье описывало его как скромного, немного неловкого учёного, живущего в собственном мире, однако скромность может быть искусным фасадом.
Элизевин с силой потёрла лицо ладонями.
«Паранойю надо рубить на корню», – сказала она себе, захлопнув папку.
В фехтовальном зале горели приветливые огни. Услышав знакомый звонкий хохот Луизы, в который вплетался низкий сдержанный смех Натали, Элизевин прибавила шагу. Бойко позванивали клинки – похоже, Луиза объясняла и показывала какой-то приём.
Стоило Элизевин войти, как подруги синхронно вытянулись. От порывистого движения меч чуть не выскользнул из руки Луизы, но она успела его перехватить и вернулась к приветствию.
Элизевин покачала головой.
– Мы одни, не нужно церемоний.
– Да, ваше вели… то есть, Лиз.
– Вот, разрабатываю протез, – Натали пошевелила пальцами правой руки, – а тут как раз Луиза с любопытным приёмом из старого фильма.
– Покажите, – подбодрила Элизевин, отходя к стене.
И в жизни, и на поле боя Луиза была пламенем. Она атаковала смело и с напором, обжигая выпадами и то нависая над Натали, то разя сбоку, едва соперница открывалась. Однако эти просчёты были лишь видимостью, поскольку Натали блокировала все удары.
– А теперь… – Луиза широко взмахнула мечом от себя. – Раз!
Клинок очертил в воздухе правильный зигзаг и ринулся в атаку.
– Два!
Меч подцепил кончик оружия Натали.
– Три!
Клинки затанцевали вокруг друг друга, пока Луиза не оттолкнула меч соперницы.
– Четыре!
Выпад был похож на единое стремление оружия и его хозяйки.
– Пять! – и он оказался ложным: когда Натали отразила его, Луиза увернулась и кольнула её в руку.
– Шесть! И… семь!
Меч Луизы нырнул под клинок Натали и легко, как воздушный шарик, подбросил его в воздух.
Подруги застыли: одна – в поклоне, признавая поражение, другая – с мечами в обеих руках.
– Здорово, девочки, – Элизевин медленно покивала. – Лу, откуда это?
– Из фильма, снятого в Галактической Конфедерации, но по мотивам какого-то кино с Земли*.
Луиза вернула Натали меч, а свой убрала в ножны на стене и поправила гарду. Потом откинула со лба рыжую прядь и лучезарно улыбнулась. Язвительная и ироничная, балансирующая на грани прямоты и бестактности, в танце с клинками Луиза превращалась в счастливую влюблённую.
– Надо мне тоже посмотреть, – вздохнула Натали. – Сбиваюсь на пятом приёме.
– Уже на пятом, – щёлкнула пальцами Луиза, – а утром едва доходила до третьего.
– Нат, ты делаешь успехи. Я горжусь тобой.
Элизевин опустила ладонь на её плечо.
– Потренируемся вместе? Интересно, как эти выпады заиграют в поединке на троих.
Идея была хорошей, но с одним существенным недостатком: назавтра мышцы недвусмысленно заявили Элизевин о перенапряжении и усталости. Тело ломило, как при простуде, и при каждом повороте в постели накатывала слабость. К счастью, этим утром Элизевин не нужно было идти в бой.
Приведя себя в порядок и выпив обезболивающее, она не стала звать служанку: новое платье было из привычной ткани и, несмотря на пышную юбку, расширенные к запястью рукава и отсутствие эполет, сохраняло элементы мундира. Это успокаивало.
Через полтора часа Элизевин бок о бок с императором Райнхардом переступила порог усыпальницы. Сопровождение и охрана остались снаружи, без лишних слов подчинившись короткому приказу.
День выдался пасмурным, и на этот раз лучи солнца, падая на саркофаг, больше освещали мраморный клинок, нежели цветы.
– Я хотел пригласить вас обоих на свою коронацию, – нарушил молчание союзник, – чтобы вы разделили со мной триумф. Король Константин подавал пример и словом, и делом. Он был истинным воином. Смелым, сильным и мудрым.
Император смотрел как будто внутрь самого себя, и на его лице отражалась искренняя скорбь. А затем он снял с алтаря кувшин, налил в серебряную чашу ритуальное вино и, отпив, опрокинул оставшееся в Нишу Памяти.
Элизевин до боли прикусила губу и отвернулась к окнам. Белые лебеди на витражах безмятежно плыли по лазурной глади озера, но их размывало перед глазами, и с этим ничего нельзя было поделать.
Смахнув слёзы, Элизевин произнесла:
– Меня глубоко тронуло ваше отношение к моему отцу. Благодарю вас, ваше величество.
Она присела в реверансе, а он церемонно поклонился, прижав к сердцу ладонь.
Позже, когда их автомобиль рассекал городские улицы, Элизевин посвятила союзника в детали последних событий. Когда она рассказывала о пожаре в Санта-Белле, голос дрожал, и только поэтому, покосившись на императора, она заметила его волнение.
– Город горел, и пламя перекидывалось с квартала на квартал… – медленно повторил собеседник.
– Именно. Целый район был выжжен дотла. С высоты это выглядело особенно жутко и… – Элизевин оборвала себя, всматриваясь в лицо Лоэнграмма, на котором задумчивость сменил неприкрытый ужас.
– Ваше…
Он резко развернулся к ней.
– Скажите, вы верите в вещие сны?
Союзник начал рассказ с огненной стены, которую Элизевин сразу определила как опасную преграду, которая при всей своей грозности пропустила его. Испытание смелостью? Решительностью?
– Проверка на готовность принимать, – озвучила Элизевин свой вывод. – И на гибкость, наверное.
– Причём в отношении к тем, кто… – император почесал подбородок и, встретив её взгляд, стушевался. Правда, быстро овладел собой. – Ваше величество, в этом сне были вы.
Лет в пятнадцать Элизевин слышала от матери, как это романтично, когда мужчина признаётся женщине, что она ему снится. Но в том, о чём сейчас рассказывал император Райнхард, не было никакой романтики – только ощущение надвигающейся опасности и гибели всего, что им дорого.
– Ян Вэньли и я были мертвы и показывали вам, что произойдёт с вашей страной?
– Да. Ян сказал, что это были враги.
– Культ Земли, – уронила Элизевин в тишину и содрогнулась от того, как зловеще это прозвучало. – От моего похищения и попытки стравить Веррозион с Империей – к пожару в Санта-Белле и «чёрному рауту». На первый взгляд неразбериха, но на самом деле…
Элизевин замолчала и прошлась пальцем по стеклу.
– Я почти уверена, что за мальчишкой, который травил моего отца, тоже стоят терраисты.
– Они вроде бы призывают возродить Землю, – фыркнул союзник. – Если бы они мыслили стратегически, то понимали бы, что для возвращения потребуется много средств и ресурсов. Не говоря уже о перенаселённости. Только в Империи больше двадцати пяти миллиардов жителей.
– А если у них есть финансы? Паломничества на Землю, организация митингов – всё это требует денег. В то же время совсем не похоже, чтобы последователи Культа были сшиты из золота**.
Император холодно усмехнулся.
– Мне приходит на ум только один удобный для них способ получения быстрой и крупной выгоды – незаконная торговля. Если не оружием, то…
– … наркотиками. Да, это вполне вероятно. Посмотрим, что обнаружат на Земле Кассиопея и Лорена.
– Если ваши подозрения подтвердятся, мы сокрушим терраистов вместе.
Элизевин кивнула с облегчённым вздохом.
Следующим днём во время заседания Малого совета, слушая воодушевляющий доклад Жака де Клориона, она то и дело посматривала на полированную поверхность стола, на которой отражался купол в виде звёздного неба.
– Все доспехи полностью заменены на выкованные из теоросской стали. Старые же переплавлены на разного рода запчасти, – сообщал Главнокомандующий, держа планшет на весу, как почётную грамоту. Впервые после гибели мальчишки он улыбался, пусть и всего лишь уголками губ.
– Не хочется сбивать ваш настрой, – мягко начал Лувуа, – но я не понимаю ваших восторгов. Будь эти доспехи хоть трижды волшебными, кто станет их носить? Ваше величество, это как раз то, о чём я хотел доложить. Несмотря на бесплатные профессиональные курсы и рекламную кампанию гражданских сфер деятельности, проблема трудоустройства солдат решается крайне медленно. Незанятых почти сто девяносто миллионов.
Элизевин наклонила голову.
– Господин министр, я понимаю вашу тревогу и именно поэтому пригласила месье Матьё де Моле.
Министр труда встал, поправил лацканы камзола и выпрямился во весь свой небольшой рост.
– Господа, три года назад две трети нашего населения служили в армии, и для страны это было приемлемо. Но за последний мирный год доля занятых в военной сфере снизилась всего на шесть процентов! Речь не только о солдатах, но и о статистах, врачах, механиках… Почётность службы в армии давно переросла пределы нормы. Дошло до острой нехватки профессионалов в образовании, в текстильной промышленности, в строительстве. Перемены затронули даже сугубо гражданские сферы, причём и на Веррозионе, и на Теоросе. На школьных уроках истории изучаются только войны и госперевороты, в университетах предпочтение отдаётся тем студентам, которые выбирают темы вроде «Сравнительная характеристика военных кораблей классов А и В» или «Рельеф Веррозиона как оружие против врага». И с окончанием боевых действий это не прекратилось! Напротив, тенденции становятся всё более угрожающими. Так неужели мы допустим, чтобы в школах учеников оценивали по военным достижениям их предков? чтобы обычные путешественники становились шпионами? чтобы каждый разговор за семейным столом сводился к теме войны?
«Не зря он потомственный оратор», – пронеслось в голове Элизевин.
– У меня есть предложение, ваше величество.
Она повела плечом, стряхивая невольное оцепенение.
– Слушаю вас.
– Пусть проектировщики военных кораблей займутся стадионами, спортивными центрами, площадками и всем необходимым для проведения международного чемпионата.
– Международного? Вы имеете в виду не только Веррозион и Теорос, верно?
– Империю тоже, ваше величество. Насчёт Нойеланда пусть решают союзники, у них свои нюансы. За пять-шесть лет подготовки многое в отношениях стран может измениться. Суть в том, что спортивные состязания с древних времён были прекрасным способом объединить людей. Площадки можно организовать на разных планетах. Кто-то примет у себя футбол, кто-то – лыжные гонки. Как минимум две пограничные имперские планеты вполне пригодны для зимних видов спорта.
Элизевин негромко хохотнула.
– Я ценю ваше рвение, но не забегайте вперёд. Император ещё даже не в курсе вашего предложения.
– Простите, ваше величество.
– В остальном мне всё нравится. Однако, – она помедлила, оглядывая присутствующих, – несмотря на переориентацию на мирное время, мы не должны расслабляться. Позвольте представить нашего гостя. Гаспар де Оливарес – лучший физик-ядерщик Санта-Беллы и совершенно необходимый нам человек.
Сидевший поодаль пожилой учёный поднялся с достоинством, хотя щёки подёрнулись румянцем.
– Благодарю за высокую оценку и интерес к моему труду, ваше величество. Господа, разрешите продемонстрировать то, чему я посвятил больше двадцати лет.
Потянувшись к пульту, он перепутал кнопки и что-то забурчал себе под нос. Элизевин хотела попросить кого-нибудь помочь, но тут над столом замерцала объёмная проекция, изображающая громадную пушку. Её дуло было направлено на модель условной планеты.
– Электромагнитная пушка, – прокомментировал теоросец, и в его взволнованном голосе прорезался акцент. – Направим на центр управления системами жизнеобеспечения пучок электроволн.
Из дула пушки к планете устремились пунктирные линии. Едва они достигли её, на поверхности вспыхнула и застыла паутина проводов.
– Мгновенное сжигание, – обронил де Клорион.
– Очень точное определение. Аппаратура, которая зависит от электричества, просто выключится. Всё, кроме аналоговых систем и механики. Проще говоря, один такой выстрел способен отправить целый город в далёкое прошлое без электричества.
– Надолго?
– Максимум на двенадцать часов. Потом выстрел придётся повторить, и с этим есть определённые сложности. Но это тема для более подробного разговора.
Кольбер, до сих пор сидевший молча, почесал усы и спросил:
– Сколько вы хотите за вашу чудо-пушку, господин де Оливарес?
Скромный учёный смерил министра финансов откровенно оценивающим взглядом.
– Начиная этот проект, – произнёс отчаянно краснеющий гость, глядя прямо в глаза Кольберу, – я обязался предоставить результат моему спонсору, королю Фердинанду.
Хотя предполагаемая цель применения этого оружия была очевидна, Элизевин увидела, как напряглись от такого признания её подданные.
– К счастью, власть на Теоросе сменилась раньше, чем я закончил работу. Я готов предоставить пушку в дар, но с одним условием.
– Говорите, – поторопила Элизевин, сцепив пальцы в замок.
– Мне нужны письменные гарантии, что моё изобретение никогда и ни при каких обстоятельствах не будет использовано против Теороса.
Элизевин помолчала, вновь оглядывая проекцию повреждённой планеты.
– Это довольно серьёзный вопрос. Я должна обсудить его с моими министрами.
– Разумеется, ваше величество, – гость кивнул и, нажав кнопку до упора, выключил проекцию.
На самом деле решение было принято почти сразу. Элизевин видела его в жадных глазах де Клориона, в заинтересованном наклоне головы Лувуа, в снисходительном прищуре Кольбера, в открытой улыбке де Моле. Ещё бы: с появлением в арсенале такого оружия удалось бы избежать многих жертв. И это позволило бы быстро подчинить Теорос, если бы автономия решила восстать.
«Вы деловой человек, господин де Оливарес», – прищурилась Элизевин, глядя вслед учёному.
Вечером она отправилась в парк развеяться в окружении цветущих роз и каштанов. Взрыв два года назад стал пусть горьким, но уроком, и теперь в десяти шагах от Элизевин шли четверо гвардейцев, выдавая своё присутствие только тихим стуком ботинок.
Она глубоко вдохнула аромат растений и закрыла глаза. В этом парке она впервые сильно поранилась, и шрам на пальце так и не зажил. Среди этих зелёных лабиринтов бегала наперегонки с Кассиопеей и играла в прятки с Жеромом. Тут оплакивала свою первую неразделённую любовь. Сейчас у неё другие проблемы и заботы. Почему же она всё чаще вспоминает прошлое?
На противоположном конце аллеи показался император Райнхард. Его охрана тоже следовала позади, только юноша-ординарец держался прямо за плечом своего господина.
Увидев Элизевин, союзник замедлил шаг и дал знак приближённым отойти. Элизевин сделала то же самое, но от неё не укрылись ни тонкая улыбка дю Пейре, ни острый взгляд ординарца императора.
Поравнявшись с союзником, Элизевин заметила странность и в выражении его лица. Так выглядит человек, у которого есть причина радоваться, но который не позволяет себе этого. Наплевав на все условности, Элизевин спросила:
– Ваше величество, что-то не так?
Император молча предложил ей руку, и они свернули на боковую аллею шиповника.
– Звонил Кирхайс. Он сообщил, что я скоро стану дядей.
– Это же чудесная новость! А вы не рады?
– Рад, конечно, просто… никак не избавлюсь от мысли, что… что всего этого могло не быть. Свадьбы Кирхайса с моей сестрой, их ребёнка, – императора передёрнуло, он остановился и запрокинул голову к небу. – Вы слышали о произошедшем на Гайерсбурге?
– Отец говорил, адмирал флота Кирхайс был ранен, спасая вас от мести слуги Брауншвейга.
– Мой друг был готов пожертвовать собой. Если бы не вмешательство Волка Бури, Кирхайс мог бы погибнуть, а я сейчас был бы совершенно другим человеком.
Элизевин во все глаза смотрела на собеседника, которого противоречивые эмоции буквально растаскивали по частям в разные стороны.
– Ваше величество… – в голову как назло не приходило ничего дельного, и Элизевин сказала первое, о чём вспомнила: – С Теороса привезли партию новых клинков. Опробуем?
Во взгляде Лоэнграмма зажёгся азарт, и Элизевин поняла, что выбрала верный путь.
Четверть часа спустя, сменив платье на тренировочный костюм, она вышла из раздевалки и выбрала клинок из двенадцати, развешанных на стене. «Смертельные игрушки» – говорили об этих мечах. Обхватив пальцами рукоять и сделав пару взмахов, Элизевин заключила, что всё правда: оружие было лёгким, как игрушечное, но намного опаснее.
Элизевин повернулась к императору, который оглядывал на себе серебристо-серый костюм.
– Комфортно?
Союзник коротко кивнул.
Она прошлась вдоль стены, покручивая меч и краем глаза отмечая такие же движения Лоэнграмма. Потом они одновременно посмотрели друг на друга, и мечи завертелись в грозном предвкушении.
Соперник напал первым. Элизевин уклонилась от выпада, завела руку за спину и резко повернулась в профиль.
«Сложнее, правда?» – мысленно спросила она, когда Лоэнграмм промахнулся.
Элизевин отвела его меч своим, будто хлыстом, и после коротких выпадов пошла в атаку.
– Раз! – собственный напряжённый голос показался ей детским и несмелым, но широкий зигзаг, очерченный клинком, был быстр и опасен. – Два!
Лоэнграмм встретил её меч кончиком своего, Элизевин тут же подцепила его и сделала обводку.
– Три!
Клинки пели и скрежетали вокруг друг друга, а потом их словно отбросило в стороны.
– Четыре! – всё же крикнула Элизевин, хотя эффекта внезапности не получилось.
Вместо того чтобы встретить обманный выпад, Лоэнграмм ушёл вбок и напал сам. Элизевин едва успела отразить удар. Раззадоренный соперник брал натиском и был начеку, а когда нападала Элизевин, блокировал все её атаки.
«Что ж, тогда… танец мой, месье?»
И они танцевали, каждый раз меняя дистанцию: то отбегая и уворачиваясь, дразня друг друга, то сталкиваясь нос к носу. Наконец Элизевин изловчилась и отвлекла соперника ложным выпадом.
– Пять!
Уколов Лоэнграмма в тыльную сторону ладони, она звонко воскликнула:
– Шесть!
С победным «Семь!» она не успела: меч взлетел слишком высоко, и Лоэнграмм так естественно поймал его, что Элизевин чуть не взвыла.
«Лёгкость, всё из-за лёгкости! Как я могла!»
Нахмурившись, она отступила и встала на изготовку. Меч Лоэнграмма отзеркалил движения её клинка, а по лицу императора скользнула усмешка.
Тихо рыкнув, Элизевин ринулась в атаку. Лоэнграмм резко откинулся назад, повернулся и попробовал сделать подсечку. Элизевин прыгнула так высоко, что заныли колени, однако её контратака была слишком яростной: соперник по её примеру повернулся в профиль и ушёл от выпада, а потом ударил, и если бы Элизевин не пригнулась, то пришлось бы признать поражение.
«Нет, я здесь не за этим!»
Сгруппировавшись, она рассекла воздух, целясь сопернику в солнечное сплетение, но он отскочил и встретил её меч своим.
Проводя клинком по клинку Лоэнграмма, она глядела на него, он – на скрежещущие лезвия.
«Завораживает, правда?»
А потом соперник поднял на неё пылающий взгляд. Они обходили друг друга лицом к лицу, и Элизевин чувствовала дыхание Лоэнграмма на своей щеке, видела, как подрагивают его ресницы, как упрямо сжимаются губы.
Когда остриё клинка Элизевин чудом не задело горло противника, он, сдвинув брови, перешёл в наступление и едва не выбил меч из её руки.
«Мне не победить», – поняла Элизевин, занося клинок над головой Лоэнграмма. В ту же секунду остриё его меча коснулось её груди.
– Ничья, – констатировал союзник, с полуулыбкой отводя оружие.
– Ничья, – эхом откликнулась Элизевин.
Онемевшая рука выпустила меч, а голова тяжело ткнулась в грудь Лоэнграмма. Слёзы мгновенно подступили к глазам и прорвали заслон из бессчётных попыток сдержать себя. Звон упавшего клинка сменило надсадное рыдание, больше похожее на рёв, настолько нечеловеческий, что Элизевин не узнала в нём собственных интонаций.
«Отец никогда бы не проиграл, даже союзнику. Я подвела его, подвела саму себя. Чем же я лучше Кассиопеи? Она хотя бы всегда была рядом с отцом, а я не успела…»
Давящая свинцовая скорбь разлилась внутри и вмиг застыла, лишая Элизевин сил. Она даже не сразу поняла, что осела на пол – просто в какой-то момент ощутила, что мир стал больше, а плечи обхватили чьи-то ладони.
«Райнхард».
Он опустился рядом с ней, обнимая бережно, но решительно.
– «Тевтатес» – быстрый корабль, – еле ворочая языком, говорила Элизевин сквозь слёзы, – но и он не успел. Касси не виновата, это всё я... Если бы хоть на один день раньше… Мне бы всего один-единственный день, понимаете?
Вместо ответа Райнхард заключил её в кольцо объятий. Судорожно всхлипнув, она уронила голову на его плечо и зарыдала ещё сильнее.
* Имеется в виду фильм «Горбун» (1997).
** Être cousu d’or – быть сшитым из золота (французская поговорка).
@музыка: Carly Rae Jepsen - "Cut to the Feeling".
@настроение: позитивное.
Он ещё издали заметил стройную вишню, раскинувшуюся над парковой скамейкой. В сумраке позднего вечера ветви в красных цветах казались почти чёрными. Вокруг не было ни души, и всё же Бьюкок по старой привычке огляделся и опустил козырёк кепки. Сев на скамейку, он оперся руками о колени и уткнулся взглядом в асфальт, но тут от порыва ветра сверху посыпались лепестки. Бьюкок крякнул, машинально смахнул их с рукавов и глубоко вдохнул сладковатый аромат.
Да, он же именно здесь сидел полтора года назад. Была зима, и дерево он заметил только потому, что оно сбросило на него целый ком снега. Тогда он волновался лишь о будущих потрясениях и о том, какие последствия ждут Альянс, когда перемирие с Империей закончится. Теперь потрясения были в прошлом. Альянс, впрочем, тоже. Настало время любоваться цветением вишен и привыкать к слову «Нойеланд». Новые Земли – так нехитро решил назвать император Райнхард присоединённые территории.
На аллее послышались шаги, негромкие и неспешные, словно идущий просто прогуливался от нечего делать.
«Гражданское Яну больше к лицу, чем форма», – подумалось Бьюкоку, когда Ян Вэньли подошёл ближе. Распахнутый пиджак, расстёгнутые верхние пуговицы рубашки, пластиковый стакан из тех, в которых продают напитки на вынос, – во всём облике Чудотворца сквозила лёгкая небрежность, даже расслабленность. Но если бы Ян действительно наслаждался мирной жизнью, стал бы он приглашать бывшего сослуживца на тайный разговор?
– Что ты хотел обсудить?
– Мир, – коротко ответил Ян, опустившись рядом, и после паузы продолжил: – Вы читали условия договора. Райнхард фон Лоэнграмм поступил мудро, всего лишь расформировав наш флот и обязавшись не наказывать тех, кто стоял у власти во время войны. Но даже при самом мягком режиме Нойеланд останется частью монархического государства. Поэтому я хочу обустроить демократическую грядку, где мы сможем тихо дремать, пока правительство благоразумно, и с которой сможем подняться, если положение ухудшится.
– Мы? – осторожно уточнил Бьюкок.
Ян пару раз провёл пальцем вдоль надписи на стакане и сделал большой глоток.
– Все, кто захочет уйти.
«Учитывая твою популярность, это будут очень и очень многие».
– Правильно ли я понимаю, что ты хочешь попросить императора Райнхарда выделить тебе островок демократии в океане его автократии?
– По сути да, но сейчас пока не время. Во-первых, речь не о куске торта. Во-вторых, это должен быть не подарок, а обмен. Но мне совершенно нечего предложить императору.
– Ты уже это сделал, порекомендовав ему прекрасных людей. Председатель Айлендс на посту замгубернатора, казначей Лебело и министр труда Хван Руй – наиболее опытные и хваткие политики. Если Ройенталь действительно хорош в управлении, он не откажется от их советов.
Собеседник повернулся к нему всем корпусом.
– Вы предлагаете..?
Бьюкок кивнул.
– Конечно, даже принимая советы, Ройенталь не допустит, чтобы Нойеланд отклонился от курса, намеченного императором. Если только не скорректировать сам курс. Разве не ты единственный альянсовец, к которому Лоэнграмм прислушался?
Ян резко замотал головой, стряхивая изумление.
– Это слишком громкие слова, Главнокомандующий. Уверен, Райнхард фон Лоэнграмм не для того стал императором, чтобы позволить кому бы то ни было на него влиять. Тем более бывшему врагу.
Бьюкок пожал плечами и смахнул с рубашки новую горсть лепестков.
– Как знаешь… По-моему, ты опять себя недооцениваешь. Никто же не говорит о нашёптывании на ухо… Ну да ладно. Если ты задумал дождаться благоприятного момента, я подожду вместе с тобой. И во всём поддержу тебя.
Ответом ему стала открытая и искренняя улыбка. Пока Ян допивал чай, Бьюкок смотрел на сплетение ветвей над головой, а потом спросил:
– Какие новости от Юлиана?
– Он, Фред и Машунго уже на полпути к Земле.
– Ты правда думаешь, что они обнаружат нечто серьёзное?
На помрачневшем лице собеседника читалась абсолютная уверенность.
– Последние годы были щедры на исторические события. Перевороты у нас и в Империи, завершение войны с Теоросом, операция «Рагнарёк»… Перекраиваются карты, меняется власть. Между тем Культ Земли не затронули никакие потрясения. Напротив, его численность и влияние возросли. На первый взгляд, терраисты только проводят шествия и вербуют новых адептов. Но мы ничего не знаем о подоплёке этого, так что путешествие Юлиана точно не будет бесполезным.
По соседней аллее прошла компания молодых людей, по виду студенты. Они перебрасывались шутками и символически чокались жестяными банками. Судя по голосам и хохоту юношей, в банках был отнюдь не фруктовый сок.
«А ведь есть те, кому недоступны простые радости вроде прогулок с друзьями».
Бьюкок опустил взгляд и поинтересовался:
– Ты тоже получил приглашение от Моутона-младшего?
– Да. Я бы не поехал, но говорят, что ему недолго осталось. Его отец отдал за меня жизнь, и я…
– Ян! Ты всегда так? Что хорошего в том, чтобы винить себя в смерти солдат, которые исполняли свой долг?
Плечи Яна опустились, он мгновенно превратился из Чудотворца в обычного усталого человека.
– В общем, я буду на этом званом обеде, хотя почти ничего не знаю о хозяине.
Вздохнув, Бьюкок пожевал губами и ответил:
– Я видел его несколько раз, и то мельком. Генри Моутону двадцать, но он очень слаб здоровьем. Несмотря на это, он старается заниматься всем, на что у него хватает сил. Много читает, коллекционирует исторические журналы. Он страстно восхищается яркими личностями прошлого. Думаю, тебе будет о чём с ним побеседовать.
– Вот как. Должно быть, у этого юноши довольно обширные познания. Ладно, увидимся завтра, Главнокомандующий. Спасибо вам за всё.
Ян поднялся, коротко отсалютовал Бьюкоку и, кинув стакан в урну, удалился. Глядя ему вслед, Бьюкок сообразил, что так и не задал волновавшего его вопроса. Почему, пройдя все мыслимые и немыслимые препятствия, этот самый верный защитник демократии в решающий момент не смог выстрелить во врага? Официальная версия звучала как «опоздал», но теперь Бьюкок не сомневался, что это лишь полуправда.
Следующим утром, впервые с февраля надевая парадную форму, Бьюкок заметил, что китель стал узковат.
«Надо отказаться от мучного и заняться спортом», – подумал он, покачав головой и вновь повернувшись перед зеркалом.
Вошедшая Джейн с улыбкой предвкушения сняла с крючка фартук. Так, наверное, выглядят мастера перед работой над очередным шедевром.
– Что приготовить на ужин?
– Рыбу с овощами или что-нибудь ещё полегче. Посмотри-ка.
Джейн молча поправила китель на плечах, глянула на начинающую проступать складку и коротко рассмеялась.
– Почти незаметно, а если будем бегать по утрам хотя бы раз в неделю, то всё быстро наладится. Давай со следующей и начнём. Вместе, хорошо?
– Договорились.
Бьюкок обнял жену, а когда отстранился, то обнаружил в руке вышитый платок. Цветущая ветка вишни роняла на белоснежную ткань красные лепестки.
– Очень красиво. Джейн, ты настоящая мастерица.
– Я подумала… примерь, обед ведь неофициальный, – сказала она со смущённой улыбкой, отчего её захотелось закружить по комнате, как в молодости. Жаль, ноги уже не те.
Бьюкок чмокнул жену в щёку, свернул платок и, оставив три цветка выглядывать из нагрудного кармана, направился к служебной машине.
Прошло чуть меньше часа, когда колёса непривычно зашоркали по усыпанной песком и гравием дороге. Благодаря роскошным садам и уютным виллам Южный район был популярен среди возрастных и отставных военных. Одним из его известных жителей был ныне покойный адмирал Розас, герой Второй битвы при Тиамат. Бьюкок слышал, что после смерти адмирала его внучка очень дорого продала дом и сад.
Рядом с виллой Моутона сада не было – она просто утопала в зелени и скорее стояла на краю небольшой рощи, а свободное пространство между домом и воротами занимала поляна с мелкими цветами.
Генри Моутон выехал в сопровождении сиделки, которая катила инвалидное кресло. Он выглядел намного более хрупким, чем помнилось Бьюкоку. Абсолютно седые волосы обрамляли измождённое лицо, делая юношу стариком. После приветствий он зашёлся мучительным кашлем, а отдышавшись, с видимым усилием улыбнулся.
– Ваш визит для меня огромная честь, ваше превосходительство. Спасибо, что приехали.
– Смотрю, вы пригласили лучших, – Бьюкок указал в сторону контр-адмирала Аттенборо и вице-адмирала Фишера, которые беседовали в тени вяза. Глаз также приметил Яна, что-то говорившего адмиралу Нгуену Ван Хью.
«Только высший состав, надо же».
– Рад, что вас впечатлил мой выбор.
Генри несколько по-актёрски откланялся, прижав руку к груди, потом кивнул сиделке, и она повезла его навстречу новым гостям.
Над большим столом посреди поляны взлетела скатерть, и слуги поспешили в дом – по-видимому, за посудой и приборами.
Бьюкок думал присоединиться к кому-нибудь знакомому, чтобы скоротать время, но тут Моутон-младший пригласил всех к столу.
«А слуг всё ещё нет».
Бьюкок посмотрел в сторону дома – тишина и полное отсутствие людей, даже сиделка куда-то запропастилась.
Тем временем Генри выпрямился в кресле и прочистил горло.
– Господа, ещё раз благодарю, что почтили меня своим присутствием. Я навсегда запомню этот день. Надеюсь, вы тоже, – лицо юноши вмиг исказила гримаса злости… нет, ненависти! – Под нами находится помещение, наполненное зефур-частицами. И они с нетерпением хотят доставить вас на тот свет… Спокойно!
Пока вскочившие Аттенборо и Ван Хью медленно опускались на свои места, Бьюкок переглянулся с напряжённым Яном, сидящим совсем рядом с… врагом.
– Мистер Моутон, к чему этот фарс?
– Фарс, адмирал Бьюкок? Впрочем, я не стану вас разубеждать, – он вытянул костлявую руку с зажатым в ней детонатором. – Если не хотите, чтобы я нажал на взрыватель, пожалуйста, успокойтесь и выслушайте меня.
Его вновь одолел приступ кашля, и Ван Хью дёрнулся, но Моутон был начеку и угрожающе провёл пальцем по красной кнопке.
– Сегодня день рождения моего отца, – заговорил юноша, поборов кашель. – Он сражался за Альянс и был глубоко предан демократии. Отец трудился только ради того, чтобы я прожил подольше!
– И поэтому вы решили «отблагодарить» его? – вспылил Бьюкок. – Убив его соратников? Если бы у меня был сын, способный сотворить такое, я бы умер от стыда!
– О каких соратниках вы говорите, Главнокомандующий? Вы все пришли сюда в военной форме страны, которой больше не существует! Звезда Альянса померкла, а всё из-за вас, адмирал Ян!
Ян Вэньли хлопнул ресницами и раскрыл рот.
– Из-за… меня?!
Голос Моутона-младшего внезапно окреп.
– Вы пошли на компромисс с диктатором Лоэнграммом, признали его власть и посадили рядом с его наместником своих людей! Неужели так вы надеетесь повлиять на этого тирана, сожравшего нашу демократию?
– Ооо… По-вашему, демократия не более чем муха, которую любой самовластный правитель может легко «сожрать»? Почему бы не назвать вещи своими именами? Демократия в Альянсе уже была задушена нашим собственным правительством.
– Не играйте словами! Правда в том, что вы не выстрелили в Лоэнграмма и упустили свой шанс! Мой отец пожертвовал собой ради вас, а вы предали его доверие и продали по дешёвке республиканскую демократию! Все вы!
«Да он совершенно спятил… Но его безумные речи слушают все».
– Стоять! – рыкнул Моутон на чей-то рывок и поднял взрыватель выше, как некий артефакт, дающий магическую силу. – Адмирал Ян, зайдём с другой стороны. Почему вы не приняли власть, когда была такая возможность?
Краем глаза Бьюкок заметил, что за столом не хватает Чунг У Чена, который как раз был вне поля зрения врага, а потом увидел, как вице-адмирал крадётся к Моутону по земле.
«Ян, потяни время, умоляю!»
Заметил Чудотворец то же, что и Бьюкок, или нет, но он откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди и словно не обращая внимания на детонатор в полуметре от себя.
– Истинный смысл демократии – в сосуществовании различных политических величин, мистер Моутон. Это она должна управлять людьми, в руках которых находится власть, а не наоборот, и военные обязаны принять такую систему. Единственное, что они могут требовать от правительства, – это пенсия при выходе в отставку и оплачиваемый отпуск. Если же предоставить им слишком много власти… думаю, вы помните пример Комитета национального спасения.
– Даже если демократия дискредитировала себя, вы не собирались возрождать её праведность, верно? Сияние императора Райнхарда ослепило вас, и вы…
– … и вы снова пришли к тому, с чего начали, – Ян поднял одну бровь. – Вы вообще не слышите никого, кроме себя?
Бьюкок не думал, что возможно побледнеть сильнее, однако после слов Яна лицо Моутона стало совсем мёртвым.
– Ах вы! – он злобно ухмыльнулся. – Похоже, адмирал Ян, вы забыли, кто здесь командует.
– Фанатичный безумец.
Ян вскинул голову, и Чунг У Чен хищником прыгнул на Моутона. Юноша грохнулся на землю вместе с креслом, детонатор выскользнул из руки на траву, где его тут же подобрал Аттенборо.
Бьюкок медленно выдохнул и встал. На Моутона-младшего было направлено несколько бластеров, но он при всём желании уже не мог никому навредить. Из носа юноши стекала струйка крови, дыхание прерывалось, руки беспомощно шарили по земле.
– Ян Вэньли… Прославленный герой, Волшебник и Чудотворец… Да ты просто жалкий предатель.
Он кашлянул в последний раз, оросив траву кровавыми брызгами, и его голова грузно свесилась набок.
На несколько секунд повисло тягостное молчание, лишь ветер безмятежно шелестел листвой.
– Доживать остаток жизни в муках или принять бесславную, но яркую смерть, – печально изрёк Ян, глядя на распростёртое тело. – Чёрт, что за выбор!
На Чудотворца было жутко смотреть. Отвернувшись, он поник и сжал кулаки так, что побелели костяшки.
Поддержать бы его, успокоить, позвать выпить, наконец. Но сначала надо разобраться с подвалом с зефур-частицами и выяснить, кто стоит за действиями Моутона.
Бьюкок шагнул к дому, и вдруг с разных сторон засвистела узнаваемая на раз-два очередь. Схватившись за горло, упал Фишер, Аттенборо повалил на землю Яна, прикрывая собой. Рука Бьюкока рванулась к кобуре, глаз выхватил стрелявшего из-за дуба «слугу». Сняв его, Бьюкок развернулся.
«Должен быть второй. И сиделка, наверное».
А затем у него словно выбили из-под ног землю. Неподъёмной глыбой навалилась слабость, и Бьюкок пошатнулся.
Его подхватил контр-адмирал Мурай. Бьюкок сначала узнал его скрипучий голос, а после – смуглое лицо. Несколько человек подбежали к рухнувшему под выстрелами убийце, вдали отчаянно закричал Ян Вэньли.
Пересвист оборвался.
«Как неудачная песня, честное слово».
Странно: людей вокруг становилось всё больше, но их голоса с каждой секундой отдалялись, а сознание будто теряло гравитацию.
Бьюкок посмотрел на расползающееся на груди пятно, поглощающее и белизну парадной формы, и алые цветы на платке.
Уже тяжелея в чьих-то руках, он шевельнул губами и прошептал:
– Прости. Мне так жаль.
@музыка: Within Temptation - "Shot in the Dark".
@настроение: тихая грусть.
Поправив на плечах накидку, Касси шагнула за Элизевин под высокие своды усыпальницы. На похоронах из-за скопления людей прохлады не чувствовалось, а вот сейчас Касси не пожалела, что оделась теплее.
Солнечный свет щедро лился на саркофаг сквозь витражи, раскрашивая вырезанные из камня лилии всеми цветами радуги.
– Красиво, – полушёпотом сказала Кассиопея, кладя руку на один из крупных бутонов.
Элизевин отрывисто кивнула.
– Отец не хотел бы, чтобы изобразили его самого. Проворчал бы что-то насчёт своей фигуры и размеров саркофага. Он любил лилии и оружие, так что пусть они охраняют его сон.
Касси улыбнулась. Посередине крышки застыл мраморный меч, обвитый стеблями, один в один с любимым мечом Константина.
– Ему бы понравилось.
– Он бы не умер, если бы не мальчишка, – перебила Элизевин. Похоже, она сама смутилась громкости своего голоса, потому что резко замолчала, позволяя эху раствориться в воздухе. Немного погодя она повторила уже тише: – Отец бы не умер. Он бы встал на ноги, но этот мальчишка… Ты читала признание?
Кассиопея медленно наклонила голову. Она долго побаивалась брать в руки проклятый листок, на котором нервным скачущим почерком было написано страшное. Среди слов выделялись «яд», «отравил», «заслуживаю смерти», и оттого, что под признанием стояло имя Адама, сердце Касси сжималось.
– Хорошо, что он покончил с собой, – произнесла Элизевин ровным тоном. – В противном случае де Клорион стал бы хлопотать за него, а после моего отказа наверняка затаил бы обиду. Неизвестно, чем бы это обернулось. А окажись мальчишка покрепче нервами, сколько ещё веррозионцев он отправил бы на тот свет… Так что его смерть нам на руку.
«Ему было всего двенадцать!» – чуть не вырвалось у Касси, но она вспомнила разговор с королём в зимнем саду и прикусила язык. Константин казнил бы даже подростков, если бы они угрожали его власти или жизни, а Элизевин была дочерью своего отца. И она была по-своему права.
– Ты отправишься на Землю, – продолжала королева Элизевин Первая. – Возьмёшь с собой Лорену и пару десантников. Вы присоединитесь к Эжени, которая прибудет с Феззана. После гибели её отца она сделает всё возможное. Выясните, что происходит на нашей прародине.
– Я не подведу тебя, обещаю.
– Лучше скажи, что не подведёшь отца. Это ведь его поручение. С обещаниями, данными мне, у тебя не складывается.
Касси встрепенулась, но Элизевин не позволила ей возразить.
– Габриэль на пару с полковником Франсуа установила слежку за местным отделением терраистов, но одних подозрений недостаточно, чтобы обвинить их. Когда прибудет император Райнхард, я обсужу с ним последние инциденты. В конце концов, Земля – часть Империи. Мы не можем предпринимать серьёзные шаги без разрешения союзников. Но если подозрения оправдаются, терраисты пожалеют, что встали на моём пути. Это обещаю уже я.
Она поклонилась саркофагу и стремительно пошла прочь, зашелестев чёрными юбками. Касси едва поспевала за ней. Нагнать бы подругу, развернуть и закричать, наплевав на место и время, что очарованию Адама поддался весь двор, что никому и в голову не мог прийти подобный исход… Да вот только Касси была не «весь двор», и она действительно нарушила обещание позаботиться об отце.
В машине Касси остро почувствовала, что лучше бы она и Элизевин возвращались по отдельности. Напряжение и неловкость можно было ножом резать. Элизевин сидела прямая, как натянутая струна, отгородившись от всего мира траурной вуалью. Касси же смотрела то в окно, то на свои руки, то на дорогу впереди. За два месяца, прошедшие со смерти Константина, она ни разу не смогла поговорить с Лиз. Из-за государственных дел, навалившихся на неё, они толком не виделись, а когда всё-таки пересекались, перед Касси представала не подруга, а королева.
– Подготовься тщательно. Вылетаете завтра, – только и сказала она, прежде чем выйти из машины.
Что ж, подготовиться и правда было нужно, и Касси приказала ехать в архив Музея галактической истории. Дорога до Земли займёт полтора месяца. Когда, как не в пути, изучать материалы о колыбели человечества?
Потом, вернувшись на виллу, Касси предупредила Бет и Жозефа о скором отъезде и добавила, что не знает, когда вернётся. Она не говорила этого, даже отправляясь в долгосрочную операцию на территорию Империи. А вот теперь словно что-то почувствовала. И слуги – тоже.
Начальник охраны встретил новость спокойно, только ресницы дрогнули.
– Будем ждать вашего возвращения, – поклонился он.
Бет шмыгнула носом и поправила очки.
– Если позволите, я заварю вам в дорогу ваш любимый чай, мадемуазель. И испеку ореховое печенье.
Кассиопея через силу улыбнулась, кивнула и быстро поднялась к себе в комнату, сдерживая подступившие к глазам слёзы.
Надо было решить ещё одно важное дело, но за него Касси принялась на следующий день, выспавшись и приведя себя в порядок.
По дому нёсся уютный аромат пекущейся сдобы, июньское солнце сияло ещё ярче, чем вчера, и мягкий ветер колыхал занавески, а Касси сидела перед зеркалом и не могла собраться с мыслями. Ей ещё не приходилось перевоплощаться, но, если Дельфина правда связана с Культом, есть вероятность встретить её на Земле.
Память полоснуло воспоминание о дне возвращения Элизевин. Когда Касси рассказала ей о Дельфине, будущая королева разорвала в клочья стопку бумаги. Кассиопея сидела на диване и смотрела, как разлетаются вокруг белые обрывки, а потом она и Элизевин распили бутылку вина на двоих, оплакивая то ли отца, то ли обманутое подругой доверие. Вино оказалось самым кислым, которое Касси когда-либо пробовала, но остановилась она, только опорожнив бутылку.
Касси тряхнула головой и втянула ноздрями аромат печенья. Странно, но это помогло собраться.
Час спустя возле её дома затормозила неприметная машинка месье Марлона Люпена, скромного парикмахера с окраины города. Мало кто знал, что ещё он был очень ценным кадром, отвечающим за перевоплощения веррозионских агентов.
Ловкий и юркий, он вился вокруг Касси, примеряя одну накладку за другой, и тут же нещадно критиковал свой выбор в духе «Какой я дурак! Не нос, а картошка» или «С такими губами только сено жевать. Простите, мадемуазель, попробуем другие». Всё это он умудрялся совмещать с болтовнёй о погоде, о приближающемся фестивале цветов, об открытии-закрытии каких-то питейных заведений, о жизни своего попугая и ещё о многом другом. Сначала Касси пыталась поддерживать разговор, потом стала отвечать односложно и, наконец, ограничилась машинальной улыбкой, тем более что результат работы месье Люпена привлекал всё больше внимания.
Закончив с лицом Касси, он раскрыл другой отдел своего «волшебного чемоданчика» и наполнил каким-то раствором крохотный шприц.
– Низкий и слегка хриплый, верно?
Кассиопея кивнула и подставила горло для укола. Изменением тембра голоса часто пренебрегали, однако в нынешних обстоятельствах оно точно не было лишним*.
Но когда дошла очередь до волос, месье Люпен тяжело вздохнул.
– Ах, мадемуазель! Это же целый океан, а не волосы!
Он пропустил их сквозь пальцы, с таким сожалением оглядывая длину прядей, что Касси сдалась.
– Ладно, обойдёмся париком. Мне самой не хочется их обрезать.
Большие глаза сверкнули неподдельной радостью, и Кассиопея невольно прыснула.
После ухода мастера она снова подошла к зеркалу. Отражение впечатлённо покивало. Вряд ли Касси узнала бы себя в этой стриженной под каре носатой женщине с пухлыми губами. Вдобавок носогубные складки и морщина на лбу добавляли к возрасту с десяток лет. Нет, даже если на Земле она пересечётся с кем-то знакомым, он пройдёт мимо, не оглянувшись.
В космопорте её встретили проверенные соратники Пьер Гонто и Жиль Илер. В рубашках и простых брюках они не отличались от обычных горожан.
– Мы бы вас не узнали, ваше превосходительство, – пожал широкими плечами Жиль.
– Пока – просто Кэсс, запомни.
– Х-хорошо, Кэсс.
Ожидавшую на корабле Лорену тоже было не узнать. Рыжие кудри сменились прямыми тёмно-русыми прядями, глаза из зелёных стали карими, овал лица расплылся, а веснушки потонули в ровном загаре.
– Месье Люпен – настоящий волшебник, – прокомментировала Касси уже огрубевшим голосом.
– Точно. И главное, так удобно, – ответила подруга, чуть картавя. – Когда магия больше не понадобится, её можно легко убрать без последствий для здоровья.
Через полчаса их маленькое судно «Кател Коллет» покинуло космопорт.
За изучение истории Земли Касси принялась пять дней спустя, когда спарринги, беседы о жизни, шахматы и карточные игры начали приедаться.
Корабль рассекал космическое пространство, ведомый капитаном Моро, поджарым, с обветренным лицом и профессиональными мозолями на руках. После ужина Лорена осталась за столом разгадывать кроссворды, а Пьер и клевавший носом Жиль разошлись по каютам. Касси отправилась в свою, включила компьютер и открыла дисковод.
Из полузабытых школьных уроков истории Кассиопея помнила только численность населения на прародине человечества – около десяти миллионов. Но если Земля когда-то была единственной обитаемой планетой, то как получилось, что она стала всеми забытым пограничным островком, где живут лишь последователи Культа?
– Давным-давно человечество обитало на планете Земля, – начал рассказ представительный седобородый историк. – В 2039 году между двумя фракциями – Северной Конфедерацией и Соединёнными Штатами Еврафрики – началась война. На тринадцатый день конфликта было применено ядерное оружие, и крупнейшие города были стёрты с лица Земли. Следующие девяносто лет были эпохой войн и хаоса.
Кадры с выпущенными ракетами сменило схематичное изображение планеты, которую одна за другой опутывали красные нити. А потом глазам Касси предстали последствия – уродливые дыры-каньоны вместо городов.
– Численность населения планеты упала до миллиарда человек. Ради стабильности и предотвращения войн выжившие решили отказаться от идей национализма. В 2129 году было создано Правительство Объединённой Земли, новой столицей стал австралийский город Брисбен. Человечество посвятило себя исцелению ран, нанесённых войной, и новым шагам в освоении космоса.
Глядя на следующее фото, Касси горько усмехнулась. Солидный мужчина с довольной улыбкой пожимал руку приземистому усачу в тюрбане, рядом стояли темнокожий парень и несколько людей в незнакомых Касси национальных костюмах. Идиллия, порождённая коллективным разумом.
«Жаль, никакая идиллия не длится вечно».
– В 2360 году научная работа Антонелла Яношева наконец позволила осуществить давнюю мечту человечества – путешествовать быстрее скорости света. Поначалу перемещения были возможны только на короткие дистанции и угрожали здоровью. Технология была завершена в 2391 году, а в 2402 в системе Канопуса была обнаружена первая пригодная для заселения планета. Человечество вступило в эпоху покорения космоса.
Налив из термоса чай, Касси улыбнулась доброму, немного усталому лицу учёного, говорившего в микрофон, и надкусила печенье. Почему-то верилось, что господин Яношев осуществил мечту не только всего человечества, но и собственную, глубоко личную. Наверное, он как никто другой был счастлив видеть фото белоснежного исследовательского судна на фоне живописного рассвета над планетой.
– Когда отбыли первые эмигранты, Объединённое Правительство стало решать, какую степень автономии предоставить колонистам. Тем временем небольшой Департамент безопасного судоходства стал Силами космической обороны, а в 2484 году – Космическим военным флотом.
На экране уже были не улыбчивые учёные-первооткрыватели с блеском в глазах, а суровые военные в застёгнутых наглухо мундирах. Касси вздохнула.
В дверь постучали, и, когда она отъехала в сторону, на пороге появилась Лорена. Бросив взгляд на экран, она приподняла брови.
– Это совсем не похоже на приключенческую романтику.
Касси хохотнула.
– Просвещаюсь насчёт Земли. Хочешь присоединиться?
– Ну, заняться всё равно нечем, один кроссворд я уже разгадала, надо оставить на потом.
Подруга придвинула стул и села, сжав руки в замок. Видимо, после смерти матери компания ей была важнее содержания фильма. Ну а раз так…
– Для государства, не имеющего внешнего врага, должно быть достаточно минимальных вооружённых сил, исключительно для поддержания правопорядка, – продолжал историк на фоне изображения Галактики. – Но численность армии продолжала расти, и она начала разлагаться.
Видеозапись, датированная 2527 годом, демонстрировала зал заседаний с экраном во всю стену. На трибунах не было ни одного свободного места.
– Что, старшие армейские чины стали новой аристократией? – вопрошал с кафедры молодой выступающий, потрясая бумагами. – Площадь каюты капитана Арнольда Батча составляет 240 квадратных метров, а уровнем ниже на такой же площади ютятся девяносто матросов! Вместо одного адъютанта у капитана их семь, а кроме того секретарь, два повара и медсестра, и, конечно, жалованье им выплачивается из денег наших граждан.
– Вот что бывает, когда страна развивает только одно направление, – прокомментировала Кассиопея, указывая на возникший на экране удручающий график. – Если бы Империя не помогла нам завершить войну с Теоросом, мы незаметно для самих себя скатились бы в подобную яму.
Лорена перебросила хвост с одного плеча на другое и отозвалась:
– Да и пример Альянса и переворота Военного комитета у нас перед глазами… Знаешь, а это неожиданно интересный экскурс! Включай дальше.
Касси бегло улыбнулась и сняла видео с паузы.
Теперь историк вещал на фоне целого ряда фотографий возмущённых толп с митингов и забастовок.
– Развитие замедлилось, экономика скатывалась к коллапсу. Земля попросту отбирала ресурсы у колоний, которые были независимы лишь на бумаге. Их терпение иссякло в 2682 году, когда планеты предъявили Земле совместный ультиматум. Они требовали сократить численность армии, пересмотреть процентное соотношение мест в парламенте и расширить экономическую автономию колоний. Стало ясно, что нужно решать этот острый вопрос.
– Помнится, в прошлом году один имперский герцог хотел одним махом устранить подобную проблему, – заметила Лорена.
– Вестерланд…
Как возмущена была тогда Касси решением Элизевин вмешаться в гражданскую войну Империи… И с каким трепетом ожидала развязки, осознав, что поставлено на карту…
Она отпила чаю и машинально провела пальцами по клавиатуре.
– Такие, как Брауншвейг или вот эти парламентарии, занимают позицию вроде «Они сами виноваты в своих бедах». Смотри, прошло почти девятьсот лет, но и сейчас есть те, кто терпит, и те, кто пьёт из них все соки.
– После чего выжатые лимоны взрываются пороховой бочкой, – мрачно подытожила Лорена.
За просмотром второго видео они провели ещё пятнадцать минут, а потом целый час его обсуждали. Оказалось, Лорена помнит о Земле гораздо больше, чем Касси.
– «Сирианская угроза» – это же иллюстрация фразы кого-то из древних: «Ложь, повторённая тысячу раз, становится правдой»**.
– Да. Внушая всем, что Сириус усилил позиции и готовится к войне, земляне сами спровоцировали объединение колоний вокруг него.
– Но колонисты слишком дорого за это поплатились. Если техника и оружие намного уступают вражеским, сплочённость бессильна.
Подруга мелкими глотками допила чай и долго смотрела в глубь чашки, а Касси вспоминала страшные кадры резни, которую учинили карательные отряды Земли. Как сжигали книги, как убивали и увечили без разбору, не отличаясь от обычных разбойников, а в особо жестоких случаях – от маньяков.
– Хорошо, что «великолепная четвёрка» стократно отплатила землянам за эти бесчинства.
– Такая уж великолепная? – Лорена развела руками. – Если после смерти лидера его друг убил двоих оставшихся и стал диктатором, это говорит скорее о жажде власти.
– Но поначалу-то они хорошо распределили силы. У всех та резня отняла близких. Как было не объединиться? Один – идейный лидер, другой – талантливый снабженец, третий – военный, четвёртый – мастер планирования. Неудивительно, что их «Чёрный Флаг» стал сильной армией и разбил флот Земли.
– А последствия? Нет, Кэсс, нельзя оправдывать действия освободителей, когда они сами становятся агрессорами. Хорошо, что «Чёрный Флаг» защитил систему Сириуса. А вот то, что его контратака на Землю даже изменила очертания материков, – это прямо…
Лорена оборвала саму себя и тяжело вздохнула.
Касси опустила взгляд. Кадры, которые сопровождали последнюю атаку сирианских войск на Землю, вспоминать не хотелось, и она решительно поднялась с кресла.
– Отдохну, пожалуй. И тебе, я смотрю, это тоже нужно.
Лорена потёрла покрасневшие глаза и зевнула.
– Думаю, ты права.
После её ухода Касси открыла дневник, который начала вести по примеру Константина. Пару минут она сидела, покручивая в пальцах ручку, а потом, поставив в верхнем углу страницы дату, написала:
«Объединение против общего врага не гарантирует процветания в будущем. Идею должны воплощать представители разных поколений, потому что стоит умереть лидеру, как объявится тиран, готовый прибрать к рукам всю власть. Так случилось с Сириусом, а после смерти диктатора человечество получило ещё сотню лет междоусобиц и дрязг. В итоге во всём этом хаосе про существование Земли просто забыли. Но сами земляне точно помнят, как купались в лучах славы. Сколько обид они, должно быть, накопили за сотни лет…»
Откинувшись на подушку, Кассиопея уставилась в потолок. Узоры на плитах и неяркий свет ламп напоминали каюту, которую она занимала во время заключения на «Таранисе». Тогда ей казалось, что она вряд ли сможет помириться с отцом. А в итоге он не только простил её и восстановил в звании, но и дал самую важную подсказку. «Это была Земля. Просто поверь», – звучали в памяти его слова.
«Но если терраисты – это та самая «третья сила», то скоро они нанесут новый удар. Внезапный и беспощадный».
* Изменение тембра голоса с помощью инъекций – это реальный факт, только эффект от такой процедуры кратковременный.
** «Ложь, повторённая тысячу раз, становится правдой», – слова Йозефа Геббельса (1897 – 1945), немецкого политика и пропагандиста.
@музыка: Fishbach - "Mortel".
@настроение: довольное.
– Я, герцог Райнхард фон Лоэнграмм, премьер-министр Галактической Империи, постановляю, – неслось по площади, отдаваясь эхом в динамиках. – Государство Альянс Свободных Планет отныне прекращает своё существование. Начиная с этого момента, вся власть в Рукаве Стрельца принадлежит Галактической Империи.
Де Вилье сощурил глаза на фигуру в белоснежном плаще, застывшую на ступенях Национального музея живописи с развёрнутым свитком в руках. Потом окинул взглядом толпу: строгие костюмы гражданских тонули в океане чёрных с серебром мундиров, а жиденький рядок чиновников выглядел по-настоящему жалко – как школьники, не выучившие урок. Да и кто из политиканов был способен его выучить?
Мальчишка, мнящий себя самым могущественным человеком во Вселенной, спустился по пурпурной ковровой дорожке, которая пересекала всю площадь. Военные пришли в движение: развернулись и вновь замерли в торжественном приветствии. Бесценные адмиралы и охрана мальчишки вереницей потекли за ним, среди криков всё яснее слышалось «Да здравствует император!»
Де Вилье остановил видео на удачно пойманном камерой кадре: совсем юный капитан, сияющий от счастья, стирал со щеки слезу. По странному совпадению светлыми локонами и голубыми глазами он напоминал Лоэнграмма.
Де Вилье поднялся из-за стола и открыл в стене потайную нишу с бутылкой пятидесятилетнего виски. Не то чтобы он скрывал свои предпочтения – послушники знали: что не разрешено быку, дозволяется Юпитеру*. Просто за годы миссии привыкаешь к роли айсберга, заметного над поверхностью только на десятую часть.
Виски приятно обожгло горло, и де Вилье взболтнул лёд в стакане, глядя сквозь стекло на единственное украшение кабинета – старинный глобус, который он когда-то купил за бесценок у одного феззанского торговца. Судя по многократной обработке от гниения, глобус был изготовлен ещё во времена Галактической Конфедерации.
Люди… Сначала превратили эту прекрасную голубую планету в руины, а потом отреклись от неё, как отказываются дети от ставших обузой родителей-инвалидов. Но ничего, недолго осталось самонадеянному мальчишке играть в своей песочнице, загребая себе всё больше игрушек-планет.
Де Вилье до боли сжал медальон. Впервые он пожалел, что избавился от Рубинского. Сейчас его хитроумия очень не хватало. Можно было поискать более тщательно, и, скорее всего, обнаружились бы какие-то рычаги воздействия на Феззанского Лиса. Но в тот момент де Вилье просто… испугался. Если бы Рубинский разоблачил Культ, это стало бы началом конца.
Рука замерла над глобусом, пальцы очертили контуры материков. Если здесь когда-то и существовала магия, то её секреты бесследно исчезли, иначе великая цель была бы достигнута давным-давно.
Бросив взгляд на настенные часы, де Вилье снова откинул крышку комма и включил центральный имперский канал.
С упразднения Альянса прошло чуть меньше месяца. Видимо, с того самого дня готовилось и отречение Иоланты. Сегодня крики «Да здравствует император Райнхард!» и «Слава Новой Империи!» должны зазвучать в полную силу.
Церемония в тронном зале Нойе-Сансуси была по-военному строгой и, насколько это возможно, скромной. Камеры фиксировали офицеров в парадных лентах через плечо, придворных, статью и выражением лиц отличавшихся от альянсовских чиновников, как алмазы от стекляшек. И конечно, объективы со всех ракурсов снимали золочёно-алый трон с императорской короной на сиденье.
Лоэнграмм, сменивший плащ на мантию, поднялся к престолу и сам увенчал голову короной. Уже одно это отличало его от представителей прежней династии, которых короновали или родственники, или советники.
– Сильный и непобедимый, – протянул де Вилье, подперев подбородок рукой. – В чём же твоя слабость?
А слабость неожиданно появилась прямо на экране. Молодая женщина с лоэнграммовскими чертами лица стояла рука об руку с высоким рыжеволосым адмиралом. Кронпринцесса Аннерозе и её супруг Зигфрид Кирхайс…
Де Вилье покачал головой и тяжело вздохнул. Если бы до этих двоих можно было добраться, ему не пришлось бы ломать голову над устранением мальчишки.
– Да здравствует Новая Империя! – захлебнулся тронный зал.
«Придёт время – и по Галактике понесутся совсем другие здравицы, а пока…»
Пока нужно было работать. Единый не зря вчера подал идею использовать подчинённых Лоэнграмма. Власть императора зиждется на любви и восхищении народа, пошатнуть их не так-то просто. А вот осложнить жизнь новоиспечённому губернатору, чтобы Лоэнграмм обвинил его в некомпетентности и снял с поста, – это совсем другое дело. Идеальный вариант, чтобы посеять семена раздора и в то же время обнажить уязвимость Империи.
Солнце в руке повернулось вокруг своей оси.
– Посмотрим, кого будут приветствовать через год.
Пообедав, де Вилье отправился на аудиенцию к Великому Архиепископу. Почему-то в этот раз наставник пригласил Филиппа в молитвенный зал. Ещё из-за закрытых дверей на де Вилье пахнуло жаром и фимиамом, а потом он ступил в царство негаснущих факелов, массивных колонн и символики Культа. На чашах с огнём, на полу из розового мрамора, на капителях – всюду был изображён силуэт человека, простирающего руки к небу. Как всегда, де Вилье здесь не хватало солнца – во всех смыслах. Единый тоже хотел бы разнообразить обстановку изображениями светила, и де Вилье в своё время обязательно займётся этим.
Отвернувшись от алтаря, Архиепископ оперся на посох и устремил на Филиппа взгляд, от которого у него раньше подкашивались колени.
– Что произошло, пока я был в медитации, Филипп? – за время отсутствия голос старика стал ещё более потусторонним.
Де Вилье склонился и, глядя исподлобья, доложил:
– Райнхард фон Лоэнграмм упразднил Альянс, казнил аристократов из временного правительства и сам стал императором.
– А тот, бывший? И прежняя императрица?
– Переехали в провинцию. Их можно уже не принимать во внимание.
– Трунихт?
– Подался на Один. Даже для него оставаться с народом, который он предал, – это слишком.
– Трунихт был нам полезен. Пусть обживается в Империи. Что теперь происходит в бывшем Альянсе?
– Лоэнграмм назначил губернатором адмирала Ройенталя. Он одарённый и деятельный, но наши новые корни уже прижились и скоро вырвутся на поверхность.
– Кто?
– Глубоко несчастный молодой человек. Хоть у него и неизлечимая болезнь, ему вполне по силам достичь цели.
– А если он ошибётся?
Глазами де Вилье нашёл на полу давно подмеченный узор из мраморных жил – лицо клоуна, расплывшееся в неестественно широкой улыбке.
– На такой случай у меня есть запасной план. Его разработала госпожа Франческа, поэтому за его эффективность можно поручиться.
– Да, неутешная мать Адама… – посох завращался перед глазами, словно спираль, бурящая землю. – Её сын был достаточно верен нам, чтобы выполнить задание, но не смог справиться с муками совести.
Де Вилье повёл челюстью. Нельзя было сказать, что его ученик не преуспел, – напротив, столь искусно и незаметно поил Константина ядом, что даже придворные врачи ничего не обнаружили. Однако со смертью мальчика Культ потерял ценные глаза и уши, а те, что остались, не были настолько близки к трону. И Дельфине уже не вернуться.
– Встань, Филипп, – Архиепископ неожиданно протянул руку – не тыльную сторону, с перстнем, а ладонь.
Де Вилье, помедлив, принял её и поднялся с колен.
– У Франчески больше никого нет, кроме Единого и нас, а значит, она отдаст себя миссии без остатка. Смерть Адама не будет напрасной.
«А ведь он постарел, – отметил де Вилье. – Всё чаще ведёт себя как добрый дядюшка. Неужели размяк?»
Он отвёл глаза, чтобы наставник не смог прочитать его мысли, и ответил:
– Не сомневаюсь, господин.
– Знаешь, почему я позвал тебя сюда?
Узловатые подагрические пальцы потянулись к ближайшей колонне и нажали на силуэт размером с локоть. Тонкий сноп, вырвавшийся из сердца фигуры, высветил на стене проекцию.
– Три тысячи лет назад, – начал Архиепископ, не сводя глаз с видеозаписи, – в одной древней стране использовали оружие, секрет изготовления которого держался в тайне. То, что ты видишь, – примерное изображение его действия. Так это снимали в фильмах.
Проекция отобразила древний корабль, за которым тянулся маслянистый след ядовито-зелёного цвета. На судне, идущем навстречу, закричали – по-видимому, приказали разворачиваться. Но оно не успело уйти, потому что зажжённая стрела, выпущенная лучником с берега, упала в позеленевшую воду – и над ней мгновенно расправились огненные крылья. Трепещущие языки ринулись к другим кораблям, после чего они взлетели на воздух, охваченные жадным до жертв пламенем. Взрыв сопровождался оглушительным треском древесины, низким рёвом огня и безумными криками. Люди метались по палубам и бросались в воду, но не находили в ней спасения и продолжали гореть заживо, а пламя расползалось и поглощало всё больше дерева и мяса.
Архиепископ остановил видео, и проекция исчезла.
– Впечатляет, – сказал де Вилье, сглотнув.
– Тогда тебя впечатлит и тот факт, что я нашёл секрет изготовления этого огня.
– Как? Когда?
Наставник тихо рассмеялся, его голос стал обманчиво мягким:
– Чего только не найдёшь на руинах древних лабораторий.
«Так вот что значит твоя глубокая медитация!»
– Камелот знает? – сил хватало только на короткие вопросы.
Архиепископ помотал головой.
– Ты первый. Несмотря на ошибки в прошлом, ты славно потрудился в последнее время. Субстанция будет готовиться полгода, и именно тебе предстоит её испытать. А до тех пор задействуй всех, кого сочтёшь нужным. Выбивайте землю из-под ног, мутите воду, но будьте осторожны. Вещайте о нашей Священной Матери и о проклятиях, которые падут на людей, если они не прозреют.
Де Вилье пристально посмотрел на наставника. Как можно было принять этого хладнокровного исполина с жёстким взглядом за размякшего дряхлеющего дядюшку?
– Господин, я всё устрою в лучшем виде.
На обратном пути де Вилье всё вспоминал кадры с упразднения Альянса и с коронации Лоэнграмма, и перед внутренним взором они тонули в ослепительном, пожирающем всё пламени. Единый шёл рядом и кивал мыслям Филиппа.
Прислужникам у дверей де Вилье поручил привести к нему Мириам Альварес и Дельфину д’Эстре. Они неплохо справились по отдельности, но вместе способны вершить по-настоящему великие дела.
* Quod licet Iovi (Jovi), non licet bovi (с лат. – «Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку») – крылатое латинское выражение, означающее, что если нечто разрешено человеку или группе людей, то оно совершенно не обязательно разрешено всем остальным.
@музыка: А. Джанабаева - "На счастье".
@настроение: танцевальное.
@темы: Культ Земли, Де Вилье
До сих пор Райнхард только читал о живых мертвецах, и то лишь в детстве, а сейчас словно очутился в одной из тех жутких историй. Он глядел на сидящую рядом принцессу Элизевин, грудь которой была прострелена насквозь. Глядел – и не понимал, как быть дальше. И на помощь не позовёшь среди этих безжизненных, обезлюдевших руин.
Но помощь и не потребовалась. Принцесса как ни в чём не бывало встала с колонны и с печальной задумчивостью изрекла:
– Смерть не помеха переменам, ваше превосходительство. Может, это самый главный поворот в жизни. Но это не конец.
Райнхард поднялся следом за ней и вдруг уловил какое-то движение слева.
Из-за обломков полукруглой арки к ним вышел Ян Вэньли. Рана на залитой кровью левой ноге была кое-как обмотана то ли шарфом, то ли платком, но это не спасало: похоже, выстрел попал прямо в артерию. По белоснежному крошеву и пыльно-серой земле за Яном тянулся багровый след.
В реальности он уже давно бы упал, но здесь, в призрачном мире, уверенной поступью приближался к Райнхарду и Элизевин.
Они все синхронно вскинули руки, приветствуя друг друга. Сердце Райнхарда снова обволокла странная тоска, но какая-то… правильная. Будто он давно шёл к цели и только в самом конце пути понял, в чём она состоит.
Они пошли вперёд, принцесса по правую руку от него, Ян по левую. Шагов через десять Райнхард заметил, что местность вокруг отличается от реальной. В этом мире до того, как обрушиться, адмиралтейство стояло на утёсе. «Из окон наверняка было видно всю столицу», – успел подумать Райнхард, прежде чем они приблизились к обрыву.
Внизу действительно расстилался Один. Вот только…
Город горел. Огни вспыхивали то в самом центре, то на окраинах, и дым простирался над Одином кривыми лапами. Здесь, на утёсе, было безветренно, а вот внизу, вопреки естественным законам, бушевал ветер и пламя перекидывалось с квартала на квартал. Только сейчас до Райнхарда донеслись крики паникующих людей и протяжный вой сирен.
– Так уже было у нас, так будет и с вами. И на всех обитаемых планетах Галактики, – негромко произнесла Элизевин.
– Кто… кто это сделал?
– Враги, – ответил Ян.
Райнхард разлепил веки. Медленно, перекатываясь с одного бока на другой, поднялся с кровати. «Враги», – билось в голове под ритм колотящегося сердца.
Взгляд зацепился за графин с водой, стоящий на столе. Наполнив стакан, Райнхард осушил его несколькими жадными глотками и тут же закашлялся.
«Враги».
Как он и опасался, кошмар отпустил его только на время, будто милосердно дал передышку на войну – и вот опять прокрался в его сны. Он определённо не мог быть обычной игрой подсознания, потому что с каждым разом становился всё менее сверхъестественным, всё более реальным. За исключением ран, с которыми Элизевин и Ян Вэньли не прожили бы и нескольких минут.
«Они и не прожили», – мелькнула мысль.
Райнхард замотал головой и поплёлся в ванную. Через час состоится общее совещание, и адмиралы не должны заметить ни тени тревоги на его лице.
Вчера от одного вида стягивающихся к полю боя флотов сердце Райнхарда наполнилось чувством торжества. Сегодня оно сменилось спокойным облегчением оттого, что все его адмиралы вернулись живыми и невредимыми.
После докладов об успешной зачистке вражеских баз вперёд подался Мюллер.
– Ваше превосходительство, мирным гражданам Альянса остро не хватает продовольствия. Скоро начнётся голод, и население может взбунтоваться.
Райнхард склонил голову набок.
– Что вы предлагаете?
– Останавливаться на планетах, которые встретятся на пути к Хайнессену, и отдавать гражданским часть изъятого на базах.
– Идея хорошая, – Райнхард провёл пальцами по подбородку, – но высадка наших войск создаст проблемы.
– Если позволите, ваше превосходительство, у меня есть решение, – размеренно сказал Оберштайн. – Пусть продовольствие раздаёт флот Альянса, как они делали во время вторжения на нашу территорию. Только на этот раз они будут действовать от вашего имени. Так мы достигнем ещё одной цели: все узнают, что солдаты Альянса теперь исполняют приказы Империи.
Райнхард поморщился. На месте Яна Вэньли он точно счёл бы это поручение унизительным.
И тут он встретился глазами с Кирхайсом.
– Ваше превосходительство, – друг выпрямился, бросив быстрый взгляд на Оберштайна, – есть и другой вариант – совместная высадка. Мы дадим понять народу Альянса, что больше не считаем их врагами. Это станет основой для сближения и поспособствует укреплению отношений.
Райнхард улыбнулся.
– Согласен с адмиралом Кирхайсом. Сейчас, когда война закончена, всё определит политика в отношении мирного населения. Конечно, не стоит перегибать палку и изображать дружбу навек, но и провоцировать недовольство – не лучший выход. Я поговорю с адмиралом Яном.
Далее речь, естественно, зашла о пленном флоте. Будучи в полном окружении, альянсовцы вели себя тихо: спокойно ремонтировали повреждённые корабли и шли, не сбавляя хода, по центру вражеской армады.
– Когда прибудем на Хайнессен, все они получат помилование, – твёрдо сказал Райнхард, оглядывая подчинённых. – Храбрость этих людей достойна уважения. Те, кто остался жив до сих пор, имеют право дожить до конца. Это касается и трёхтысячной флотилии.
– Ваше превосходительство, – Биттенфельд внезапно замялся, повёл глазами из стороны в сторону, но всё же решился продолжить, – правда ли, что вы отпустили их из-за просьбы Яна Вэньли?
«Хочешь сказать, не поддался ли я его влиянию?»
Райнхард хмыкнул.
– Я отпустил бы их в любом случае. К достойным врагам нужно проявлять милосердие, иначе есть риск превратиться в тирана.
Час спустя то же самое, про выживших и достойных, Райнхард сказал Яну Вэньли.
– А адмирал Меркатц? – спросил собеседник, глядя в упор. – Для вас он дважды предатель, однако он пережил эту битву, поэтому…
– … поэтому я его пощажу, – Райнхард помешал кофе ложкой. Сахар давно растворился, но мерные движения успокаивали. – Я сдержу слово, Ян. Все выжившие получат помилование, и пусть они сами распорядятся им как захотят. Но это касается только солдат. Так называемое законное правительство Империи не избежит наказания.
«Эти ошмётки старой аристократии не имеют права продолжать своё жалкое существование».
Райнхард заметил, как сошлись брови Яна и каким отстранённым стал его взгляд.
– Вы, похоже, не согласны с моим решением.
Ян почесал затылок и вздохнул.
– Я вообще не сторонник радикальных мер, но в данном случае у вас, скорее всего, нет выбора. Само существование этих дворян будет угрожать вашей власти.
– Именно. Кроме того, это те самые люди, которые прохлаждались в безопасности, прикрываясь заботой о династии Гольденбаумов. Разве не о таких вы сами рассказывали вчера?
Собеседник смутился, и Райнхард решил, что можно поставить точку.
– Наказание предателей – вопрос закрытый. Обсудим другой, более актуальный.
Когда Райнхард изложил Яну предложение о совместной высадке на планеты, тот наклонил голову.
– Очень щедрый шаг, ваше превосходительство. И мудрый.
– Моей армии всё равно скоро возвращаться домой, а ваши базы в любом случае перестанут функционировать, так что это наилучший выход. Изначально предложение звучало немного иначе, но если бы я его принял, то пожалел бы. Как в Империи, так и в Альянсе общество нуждается не только во внешних реформах, но и в изменении отношения к бывшим врагам. Это долгий и сложный процесс, и мне… понадобится помощь, Ян, – сказать это оказалось труднее, чем он ожидал, и Райнхард стиснул зубы, прежде чем продолжить: – Я понял, что вы не будете моим адмиралом, но как насчёт того, чтобы стать губернатором? Я завоевал земли Альянса, а вы поможете мне заслужить доверие народа. Что думаете?
Ян Вэньли переменился в лице. Сомнения мелькали в его глазах с такой скоростью, что Райнхард не мог уловить их суть. Однако об ответе догадался, едва Ян разомкнул губы.
– Простите, ваше превосходительство, но нет. Я знаю, что вы не просто оказываете мне честь, и никогда этого не забуду. Вам нужна помощь, и я готов порекомендовать толковых людей, однако сам власть не приму.
«Ему действительно жаль», – понял Райнхард. Если у него когда-нибудь спросят, как выглядит растерянная непреклонность, он сразу вспомнит Яна, с мрачной уверенностью готового провалиться сквозь пол, коридоры и обшивку в открытый космос. Но смысла это не меняло: даже в оправе из самых искренних сожалений ответ оставался досадным «нет».
Райнхард с силой сжал ручку чашки, и тут собеседник, видимо, что-то почувствовал.
– Я всегда хотел быть историком, – произнёс он, не отводя взгляда. – В Офицерскую академию поступил только потому, что там можно было бесплатно изучать историю, и на фронте оказался по чистой случайности. А потом… в общем, я наслужился на всю оставшуюся жизнь.
– И что вы будете делать?
– Уйду в отставку.
Райнхард усмехнулся решимости, с которой это было сказано, и отпил кофе.
Несколько минут спустя пришло сообщение с «Гипериона». Блок питания починили, и Ян мог присоединиться к своим. Райнхард не стал возражать: в конце концов, гость был волен как угодно передвигаться в границах построения, да и видеосвязь никто не отменял.
Уже прощаясь, Ян произнёс на долгом выдохе:
– Я рад, что опоздал с выстрелом.
Конечно, он имел в виду не только сохранение жизней, однако Райнхард решил не развивать тему и просто кивнул.
Через два дня он и Кирхайс наблюдали за высадкой альянсовских шаттлов и эскадры Валена на планету Невтис, жители которой первыми должны были получить продовольствие с захваченных баз.
– Скоро мы прибудем на Хайнессен, – сказал Райнхард, теребя край плаща. – Как меня там встретят?
Друг промолчал, и Райнхард вздохнул.
– Как завоевателя, верно? Диктатора, который явился насаждать свой порядок.
Кирхайс положил ладонь ему на плечо.
– У тебя будет много возможностей доказать, что ты не тиран. Уверен, со временем жители тебя примут. И… прости, но странно слышать от тебя подобное. Из-за чего такая меланхолия?
– Ты прав. Во всём прав, Кирхайс! Просто… мы сражались всегда. С аристократами, с Альянсом, с Теоросом. Теперь, когда все враги побеждены, я должен вплотную заняться государственными делами. Смогу ли я без войны? Хватит ли у меня сил и таланта в мирное время?
Вот он и сказал это, вот и признался. Можно было выдохнуть и расслабить плечи, вновь переключая внимание на точки на экране, которые почти слились с контурами планеты.
С неожиданной силой Кирхайс развернул его к себе. В синих глазах плескалась тревога.
– Райнхард! Ты завершил большой этап, и впереди новый, только и всего. Сомнения естественны, но не позволяй им поглотить тебя.
Райнхард отвёл взгляд.
– Кирхайс, что я за лидер, если не смог заполучить лучшего губернатора из возможных? Ян отказался, и я понял почему, но…
– … но не принял, – в тоне Кирхайса не было вопроса.
Райнхард прошёлся по кабинету, без интереса глянул на экран, взъерошил волосы и наконец опустился на диван. Рука сама потянулась к бутылке вина.
– В разговорах с Яном я иногда чувствую себя так… – он пожевал губами, наполняя бокалы, – как будто пытаюсь нащупать выключатель в тёмной комнате. Помню, однажды в детстве сестра сказала, что мне нечего бояться, потому что в будущем я сам стану источником света. Не знаю, шутила она или говорила всерьёз, но теперь от меня действительно зависит, будет ли Империя сиять или погрузится во тьму. И я не имею права на ошибку.
Друг сел напротив и покачал головой.
– Ты слишком строг и требователен к себе. Не ошибается только тот, кто ничего не делает. Главное – уметь нести ответственность за свои ошибки и вовремя их исправлять. А насчёт Яна… Мне запомнилось, что сказал вражеский командир, который сдал мне базу: демократия – это философия создания дружбы на равных условиях, а не на основе отношений «хозяин-слуга». Ян может стать твоим другом, но не будет тебе служить.
– Дружба на равных условиях? – Райнхард приподнял брови, а потом вспомнил сон. – Но… не думаю, что всё будет так просто.
– Не будет, ты сам сказал про выключатель в ночной комнате. Но свет всё равно зажигается, верно?
Райнхард бегло улыбнулся и отпил вина.
– Ян был бы идеальным губернатором, но он решил уйти в отставку и жить обычной жизнью. Поэтому нужен другой. Авторитетный человек, который разбирается в административных делах и которого уважают и наши, и альянсовцы. Именно ему сотрудничать с рекомендованными Яном людьми. Есть предложения?
Кирхайс прищурился.
– Во время операции лучше всех проявили себя Миттермайер и Ройенталь. Они действуют быстро и решительно и умеют наводить порядок. На Феззане Волк Бури лично присутствовал при расстреле солдат, изнасиловавших местную жительницу. А на Изерлоне Ройенталь казнил штабного офицера за хищение трофеев. Оба адмирала прекрасно справились бы с должностью губернатора, но у Миттермайера семья на Одине, так что…
– Ройенталь, – заключили они в один голос.
Как и предполагал Кирхайс, совместная раздача продовольствия мирным жителям возымела эффект. Альянсовский лейтенант и имперский рядовой, одновременно бросившиеся на помощь пожилой женщине, техник с «Гипериона», прикуривающий у пилота «Валькирии», ветеран с «Аргетлама», объясняющий солдату из флота Валена тонкости логистики… Эти мелкие житейские эпизоды происходили у всех на виду, что в разы повышало их значимость.
В это же время на Хайнессене один из подчинённых Яна, вице-адмирал Кассельн, и отправленный ему в помощь Миттермайер вместе подготавливали прибытие имперской армады. Волк Бури докладывал, что всё проходит успешно, и Райнхард счёл это хорошим знаком.
Но в день высадки над столицей сгустились тучи. Кораблям пришлось буквально прорываться сквозь ватные, набухающие с каждой минутой облака. Вскоре их сменила пелена дождя, которая укрыла от глаз и точки частных домов, и пунктиры небоскрёбов, и изогнутую кривую Центра стратегического планирования.
Когда город раскинулся на весь обзорный экран, Райнхард подозвал Кирхайса и Яна, и они последовали за ним к выходу.
Подобный приём в прошлом использовал король Константин, настоявший на том, чтобы в космопорт его и Райнхарда сопровождал бывший враг. Судя по опыту, ход был весьма удачным и теоросцы всё поняли правильно. Вряд ли альянсовцы могли оказаться менее догадливыми.
Подали трап, и Райнхард уже шагнул вперёд, как сбоку возник Оберштайн.
– Ваше превосходительство, получены новости с Веррозиона. Его величество король Константин де Ристан скончался от болезни. Её величество Элизевин Первая была коронована в Нуво-Версале.
Райнхард услышал, как позади рвано выдохнул Кирхайс, но сам не мог издать ни звука. Мысли потонули в какой-то сплошной завесе намного плотнее ливневой.
– Ваше превосходительство?
Это был Ян. Его голос пронизывало беспокойство, и Райнхард глянул через плечо.
По какой-то причине Ян подался назад, едва ли не отшатнулся.
«Странно, он же не из робких».
А шум снаружи становился всё отчётливее, нарастал и привлекал внимание. На Теоросе было так же. И Константин…
Горло будто пережали жгутом, во рту мгновенно стало жарко и сухо, как в пустыне. Переведя взгляд на Оберштайна, Райнхард сделал над собой усилие и выдавил:
– Для видеосвязи с Веррозионом нужен самый мощный компьютер. Буду ждать его к вечеру.
Начальник штаба поклонился и отошёл.
Стоило Райнхарду ступить на трап, как толпа внизу взревела. Несмотря на непогоду, космопорт был переполнен. В глазах рябило от чужих улыбок, слух разрывали восторженные крики. Кто-то закрывался от немилосердного ливня рукавом, а Райнхард, напротив, поднял голову и вышел навстречу дождю. Тяжелеющие веки обдало прохладой, струи набросились на лицо, но Райнхард лишь вскинул ладонь, приветствуя своих солдат. Обернулся к замершим Кирхайсу и Яну и кивнул. Потом, преодолевая вязкую слабость, сделал ещё шаг, а затем второй и третий.
@музыка: Sara'h - "Je suis moi".
@настроение: очаровательное.